Невидимая смерть - Евгений Федоровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Глянь-ка! Курносая по тебе плясала да плюнула!
Павел помял шапку, повертел в руках кусок стали в синюшной окалине… Не знал, не гадал он, что на его жизнь выпадет много вот таких отметин, и немало чистых случайностей уберегут от смерти.
Лежа в медсанбате, развернутом в большом дачном доме, узнал он подробности о гибели Бомбары. Узнал и огорчился. Майор мог бы жить да жить, если бы не фасонил в уставной «буденовке», сменил бы танкистский хром на полушубок, уже вводимый в полевую форму армии. Контузию бы превозмог, а вот перед холодом не устоял… Думая о нелепой смерти Бомбары, Павел все время пытался вспомнить, о чем он говорил перед тем, как разорвался снаряд? Напрягая память, бормотал «танк, танк…». Знал, что приходила какая-то мысль, но суть ее ускользала. Начинались головные боли. Ему давали порошки, он забывался на время и, просыпаясь, снова пытался вспомнить.
Через неделю поджили обмороженные руки и лицо, утихла боль в голове. В сознании отчетливо прочертилась связь с Бомбарой и ослепительным огнем взрыва. А до этого Павел чертил щупом на снегу… «Что? Кажется, танк. Да! Танк-тральщик!»
В тумбочке у него лежала полевая сумка с карандашом и бумагой. Павел набросал рисунок, прикинул скорость танка, мощность мотора, размеры тяг, вес катка… Получалось, что подходили средний Т-28 или тяжелый Т-35. Он раздобыл у врача чернильницу и ручку, вычертил эскиз, сделал описание…
В медсанбате долго не держали. Едва он заикнулся о том, что почувствовал себя здоровым, его сразу же выписали, выдав два бинта и баночку с гусиным жиром от обморожения. Писарь, оформлявший документы, сказал:
– Если вам в штаб, то скоро туда пойдет машина. Поедет военврач.
– Лаймалу взяли?
– Нет еще.
«Скорей, скорей надо трал!» – Павел нетерпеливо посмотрел в сторону операционной, откуда должен появиться военврач.
За окном он услышал голоса выздоравливающих. Бойцы пилили дрова. Один голос показался знакомым. Павел обернулся к окну, но стекло настолько замерзло, что из-за льда ничего не просматривалось.
– К вам, случаем, Ладейкин не попадал? – спросил он писаря.
– Поступил с легким ранением три дня назад.
Павел выбежал на крыльцо:
– Ладейкин!
– Аюшки, товарищ инженер! Живы-здоровы?
– Как видишь. А что с тобой?
– Пустяки, – покраснел отделенный. – Мина царапнула по мягкому месту, ни сесть, ни лечь. Только стою, как бобик.
– Бомбару похоронили?
– Так не только его. Суханова помните?
– Помню.
– На противотанковую наскочил. Пуговицы не нашли.
Появился военврач. Шофер поджег ветошь, стал разогревать мотор.
– Ну, прощай. Может, когда и свидимся.
Ладейкин шмыгнул носом, показав своим видом, что, мол, все может быть. Павел достал из полушубка перчатки, протянул ему:
– Удобней мину разоружать. Бери!
– Спасибочки, – произнес отделенный сдержанно.
Шофер завел мотор. Военврач сел в кабину, Павел забрался в кузов на вороха грязного белья. Поехали.
Дорога шла лесом, утонувшим в морозном тумане, как в сметане. Колея была накатана гусеницами танков, колесами автомашин. На съезде в низину у опушки обогнали двуколку. Белые от инея лошади тащили полевую кухню. На облучке, нахохлившись, сидели возница и повар. Над трубой вился дымок – пищу подогревали, чтобы не замерзла.
Машину затрясло на кочках болота. Шофер сбавил скорость. Качаясь в кузове на мягких мешках, Павел подумал: «Вот мерзлые кочки я не учел. Не продавит их каток тральщика, каким бы тяжелым он ни был».
И тут сзади громко ухнул взрыв. Из тумана выплеснулось облако черного дыма. Павел забарабанил по кабине, перемахнул через борт и побежал назад, скользя и спотыкаясь на леденистой дороге. За ним кинулся врач. У небольшой воронки в агонии бились лошади. Повара, возницу и кухню разнесло на куски. Военврач растерянно проговорил:
– Как же так? Мы проехали, а они подорвались, странно…
Павел поднял обломок колеса. Прошел дальше по следу. Узкий обод, обтянутый железной шиной, глубоко прорезал наледь и по всей вероятности попал на взрыватель. А танк с широкими гусеницами или скаты машин не задевали его. Эта случайная смерть привела к догадке: «Для танка-тральщика нужны диски, а не сплошной каток. Скорее секция прочных дисков в едином катке».
В штабе он переделал чертеж. Полковник Шурыгин долго рассматривал изображение, неторопливо вчитывался в пояснительную записку. Отодвинув листки на край стола, прищурил глаз:
– Думаете, вам первому пришла мысль о механизированной борьбе с минами?
– Я не думаю, я хочу внедрить противоминные тралы на фронте.
Василий Петрович постучал в дощатую стенку карандашом, крикнул адъютанту:
– Свяжитесь с Михалевым. Через час буду у него. Пусть приготовит свой агрегат к демонстрации.
«Кажется, Бомбара перед смертью называл эту фамилию», – подумал Павел, припоминая.
Дивизионные мастерские, куда Шурыгин привез Павла, располагались в бывшей богатой усадьбе. Скотные дворы переоборудовали в цехи, на месте кормушек поставили разные станки, к опорным балкам подвесили тали и ремонтировали здесь грузовики, танки, пушки. Тучный, лобастый военинженер третьего ранга доложил:
– Товарищ полковник, трал к испытаниям готов!
«Трал?» – удивленно подумал Павел, все же считавший, что ему первому пришла мысль о трале. Шурыгин похлопал военинженера по плечу:
– Это наш умелец Александр Александрович Михалев. Знакомьтесь.
Михалев кивнул, но руки не подал.
На заднем дворе за строениями был устроен полигон. Там стоял танк. К передним буксирным крюкам цеплялись тяги с барабанами на конце. На барабанах висели цепи со свинцовыми грушами. «Играем в секретность, прячем идеи друг от друга, как школьники», – мысленно рассердился Павел, осматривая михалевское изделие. Оно ему не понравилось – устроено сложно, значит, ненадежно. Однако сразу высказывать свое мнение посчитал бестактным. На вытоптанном дворе бойцы зарыли пять зарядов, обозначив их еловыми ветками. Танк двинулся вперед. Завертелись барабаны, свинцовые груши на цепях замолотили по земле. Взрыв, взрыв, взрыв… Экипаж натренированно уничтожил все мины. Гордясь доморощенным инженером, Василий Петрович шутливо толкнул Павла локтем:
– Видал?!
– Как в кино. На боевые условия непохоже. – Павел вспомнил минное поле перед Лаймалой. Там воронки, окопы, а не гладкий, чистенький двор. Он показал рукой за ограду, где лежал нетронутый снег. – Давайте испытаем в условиях, так сказать, приближенных к фронтовым. Я установлю пять противотанковых и пять противопехотных мин. Вешками обозначать не стану. Обозначу лишь ширину – не больше трех метров.
– А что? Можем и в приближенных, – загорелся Шурыгин.
Михалев отошел, чтобы отдать приказ бойцам взять со склада новые заряды. Глядя ему вслед, полковник спросил:
– Вам не понравился наш трал?
– Причем здесь «ваш», «наш». Армии нужен лучший.
– Ершистый вы, гляжу. В лоб не всегда можно стенку одолеть.
Красноармейцы принесли мины. Павел сложил их в вещмешок, крякнув, взвалил на плечо. Барахтаясь в сугробах, он поставил мины не в шахматном порядке, как обычно делали, а как они лежали у финнов перед станцией: в одном месте по две-три, в другом – ничего. Затем вооружил взрывателями. Танк выехал за ограду. Шурыгин вдруг оробел:
– С экипажем ничего не случится? Может, не рисковать?
– За безопасность ручаюсь, – с вызовом поглядел Михалев на Павла.
– Ладно, море тихо, пока на берегу стоишь, – согласился Шурыгин, махнул командиру танка на башне. Тот спустился вниз, захлопнул люк. Двадцативосьмитонная машина врезалась в сугроб, забила цепями. Туча снега скрыла машину до самой башни. Метров через пятнадцать водитель потерял направление, приглушил мотор, остановился. Показался командир. Шурыгин схватил рупор:
– Почему встали?
– Так ничего ж не видно!
Через минуту танк двинулся дальше, опять подняв цепями и грушами улегшийся было снег. Командир погнал танк наугад. Грохнула противопехотная. Водитель интуитивно изменил направление, танк выскочил за вешки. Пришлось делать остановку. Пятясь, машина выползла на старую колею. Командир-танкист крикнул:
– Разрешите мне остаться на башне!
– Запрещаю! Голову оторвет!
– С приборами наблюдения я слеп!
– Оставьте открытым люк! Сверяйте направление по верхушкам сосен!
Командир опустился на сиденье. Танк сделал разгон, бешено раскрутив цепи. Тут сработали два заряда. Взрыв оказался настолько сильным, что цепи правого барабана вместе с грушами улетели в небо, точно шарики. Василий Петрович огорченно взглянул на Михалева:
– Прекратить испытания!
– Клевцов поставил вместе две противотанковые мины. Так не бывает, – проговорил тот.