Страшные сказки о России. Классики европейской русофобии и не только - Наталия Петровна Таньшина

жизнью каждого из своих подданных. Он ни перед кем не должен отчитываться в своих намерениях и действиях. Он приказывает, и все повинуются. Он наказывает, и все безропотно молчат. С гораздо большим основанием, чем Людовик ХIV, он может сказать: “Государство – это я”. Он может даже добавить: “Вся Россия – это я”. Несмотря на законы, защищающие собственность, он может <…> рассматриваться как собственник всего, что есть в империи. Нет законодательных ассамблей, нет советов, утверждавших бы ежегодную сумму налогов. Только император единолично контролирует и распоряжается национальными доходами. В его власти объявлять войну; одного слова самодержца достаточно, чтобы поставить нацию под ружье и заставить ее маршировать против врагов».

Все нити управления страной сосредоточены в руках государя, более того, все сферы жизни им жестко контролируются: «Царь единолично распоряжается внешней политикой империи. Он является источником всех почестей и всех назначений. Все стекается к нему, все замыкается на нем. Армия, флот, народное просвещение – все национальные ресурсы сосредоточены в его руках. Он всемогущ, как Бог. Да что я говорю, он даже больше, чем Бог! Если он захочет, то превратит преступление в благодеяние».

Подданные, как и полагается, предельно развращены деспотичной властью. Дворянство имеет только четыре привилегии: не получать палочные удары; раздавать эти удары; быть подавляемым императором; душить этого самого императора, когда притеснение становится невыносимым (Лакруа, как и другие авторы, заимствует этот тезис, по его словам, у русского дипломата князя П. Б. Козловского). Духовенство столь же аморально, как и невежественно, а народ – суеверный, лживый, скрытный, без чувства собственного достоинства, невосприимчивый к издевательствам и преступлениям со стороны деспотичной власти. «Деморализация и рабство доходит у русского народа до таких пределов, что стоит ли удивляться тому, что однажды князь Владимир приказал жителям Киева прийти на берег Днепра и принять крещение, и киевляне безропотно этому подчинились».

И далее по списку: законодательство – запутанное; администрация – продажная и сутяжническая; система народного просвещения – смехотворная; торговля – в состоянии стагнации; армия – полностью лишена военного духа, морской флот – блестящая погремушка в руках шарлатана; финансы – в таком состоянии, что их не спасет и все золото Урала. В области промышленности русские способны только слепо копировать, что не может дать серьезных результатов; сельское хозяйство из-за полного отсутствия путей сообщения находится в плачевном состоянии. В целом – «изъеденный червями эшафот».

Не лучше обстоит дело и в сфере внешней политики. Россия – настоящая «тюрьма народов», стремящаяся к экспансии и порабощению соседей: так происходит в Финляндии, Прибалтийских землях, Польше, на территории Южной Украины, в Крыму и Бессарабии. А по отношению к другим соседним народам Россия совершает настоящие преступления: «разорванная на куски Персия, расчлененная Турция, медленно убиваемая варварами Санкт-Петербурга; подстрекаемая к восстаниям Греция <…> Дунайские княжества, беспрестанно агитируемые московитскими агентами; 500 тыс. калмыков, вынужденных под страхом наказания покинуть берега Волги <…> Грузия, украденная царем в тот самый момент, когда она ожидала защиты; герои-поляки, отправленные в Сибирь». А еще «постоянное нарушение или непризнание международных договоров, недобросовестность, притворство, двуличие, жестокость, деспотизм, доходящий до безумия», – вот о чем автор, по его собственным словам, должен рассказать читателю, чтобы показать в истинном свете русскую политику, при этом опираясь исключительно на неопровержимые документы, в том числе впервые вводимые им в научный оборот.

По словам Лакруа, российское самодержавие – это хрестоматийный пример деспотизма, гораздо нагляднее представляющий его суть, нежели восточные деспотии. По его словам, «если бы во времена Монтескье Россию знали лучше, то вместо того, чтобы изучать мусульманские государства, автор “Духа законов” мог бы проанализировать социальный и политический режим московитской империи, и его умозаключения о деспотическом правительстве оказались бы вне всякой критики, поскольку его теория была бы подтверждена вполне осязаемой реальностью».

Россия, убежден Лакруа, в гораздо большей степени, нежели Персия и Турция, олицетворяет идеал абсолютной власти. При этом российский деспотизм имеет свои ярко выраженные особенности: он опирается на военную силу, принцип деспотической власти имеет милитаристский характер. Еще одной особенностью российского деспотизма является его статичность, неизменность во времени. Если, по словам Лакруа, в Европе и Америке деспотичная власть способна изменяться и становиться более умеренной в силу смягчения нравов или следования религиозным традициям, то в России все течет, но ничего не меняется, и «ничто не препятствует аллюру самодержца».

Если первое впечатление от этой книги – злобный пасквиль, то дальше читатель просто цепенеет от ужаса. И если он, читатель, эту книгу прочтет до конца, то никогда не захочет оказаться в России, по отношению к которой у него могут возникнуть только два чувства: презрение и страх. Но задача автора книги – развеять этот страх перед Россией, показать ее бессилие и при этом вызвать огромное чувство презрения.

Основой социальной и экономической структуры общества является крепостное право, а крепостной – это существо, «душой и телом принадлежащее другому человеческому созданию. Это несчастный, который не должен иметь ни воли, ни надежды, мыслящий и действующий только в силу воли своего господина; еще хуже: это животное, в которое делается инвестиция, это мебель, которую продают, когда считают выгодным, одним словом, это нечто, что на человеческом языке даже не имеет никакого названия». При этом Лакруа отмечает, что такое определение подходит как русскому крепостному, так и рабу с Антильских островов. «И, несмотря на законы, которые, вроде бы, защищают крепостного, он самый настоящий раб».

Лакруа вовсе не согласен с доводами о патриархальном характере крепостничества, при котором крепостной, не имея свободы, располагает необходимыми средствами для существования и протекции. А тем защитникам крепостничества, которые утверждают, будто положение рабочих на фабриках гораздо хуже, нежели крепостных крестьян, автор возражает: никогда рабочий не согласится променять свою нищую свободу на сытое рабство!

Рабство, подчеркивает Лакруа, деморализует всех, как хозяина, так и раба, оно поражает даже самые благородные создания. Лакруа приводит такой факт: многие французы после пребывания в России становятся жестокими по отношению к своей прислуге, действуя, как самые бессердечные русские. «Даже ангелы не могли бы противостоять этой пагубной пропаганде» – такой вывод делает он.

Итак, Россия – государство, управляемое деспотичным правителем, с рабски покорным и бесправным населением, стремящееся к непрерывной экспансии. Это ровно то, что скрывают в себе «тайны России», и, как читатель знает, эти «тайны» активно разгадывались начиная с эпохи «открытия» Московской Руси, но каждый автор, пишущий о России, считает своим долгом разгадывать их вновь.

Зачем Фредерик Лакруа написал эту книгу? Почему он написал ее именно в это время? Мотивация у него была типично пропагандистская: Россия