Пуля - Георгий Ланской

— Спасибо, товарищ, — произнес я, засовывая руку в карман за деньгами.

— Не за что, барин, — усмехнулся таксист и газанул с места так, что меня обдало пылью. Я помянул шутника-таксиста недобрым словом из нескольких букв и шмыгнул в кусты.

Шмель появился на аллейке у памятника Ленину точно к указанному сроку. Его всегда отличала похвальная пунктуальность, а здесь он превзошел сам себя. Я сидел в кустах, отмахиваясь от комаров, глядя, как Шмель озирается по сторонам, стараясь делать это незаметно. Получалось у него паршиво, за что я не мог его осуждать. Никите не приходилось сидеть в ночных засадах с винтовкой наперевес, не имея возможности даже в туалет сходить, не то что пообедать. Гипсовый Владимир Ильич, сосланный в парк после того, как диктатура пролетариата была окончательно развенчана, смотрел на Никиту с гримасой отвращения, чему явно способствовало белое пятно от птичьего помета между глаз, придававшее ему легкое сходство с Буддой.

Никита перестал озираться и уселся на скамейку. Я хотел было выйти, но тут из-за поворота показался милицейский патруль. Заметив Никиту, они оживились и бодрой трусцой кинулись к нему. Шмель даже ухом не повел. После непродолжительной беседы, Никита вынул из кармана удостоверение журналиста и помахал им в воздухе. Менты дружно ретировались, тяжело вздыхая. Я хмыкнул: их надежды срубить немного деньжат полностью провалились. Шмель сидел на скамеечке, как приклеенный, но уже проявлял нетерпение, периодически поглядывая на часы. Я сжалился над ним и вышел из кустов. Никита иронично изогнул бровь и поцокал языком.

— Привет, — сварливо пробурчал он. — Вроде покойникам полагается вставать при полной луне.

— Сейчас как раз полнолуние, — ответил я и пожал протянутую руку.

— Для покойника ты выглядишь неплохо, — хмыкнул Шмель.

— Ага, — ответил я.

Мы уселись на скамейку. Ильич над нами поморщился от презрения к простым смертным.

— Откуда ты про меня знаешь? — спросил я. Шмель сделал неопределенный жест.

— Ты забываешь, где я работаю. Мне очень жаль твоих родных, правда, жаль, Пуля. Не знаю, как бы я пережил такое…

— Ближе к делу, Ник, — грубо прервал его я. — Мне сейчас не до сантиментов.

Шмель мгновенно перестроился. На эмоции он всегда был скуповат, и когда нужно было говорить по существу, равных ему не было.

— Когда ты якобы погиб, это преступление попало в милицейские сводки. Согласись, событие не рядовое, когда расстреливают целую семью. Потом убийство Лехи и его родителей, которые согласись, занимали не последнее место в городе. Я сразу понял, что это звенья одной цепи. Не все знали, что Леха от тебя не вылезал, но я-то знал. Потом похороны Толика Бешенного, с большой помпой и размахом. Поговаривали о какой-то разборке, да только про нее никто ничего толком не знал. Помня о твоих талантах и памятуя о дружбе с Лехой, я осмелился предположить, что Толика завалил ты. Верно?

— Верно, — согласился я. — До чего ты умен…

— Мерси за комплимент. Это я задним умом такой умный. Убийство Лехи и его предков освещал именно я, благодаря чему узнал, что Леха был должен большие бабки некоему молодому человеку, по всей вероятности Толику. Леха разрулить ситуацию сам не смог и побежал к ближайшему другу, а кто у нас ближайший крутой друг? Ты. Ты впрягся за Леху, но замести следы не удалось. Верно я излагаю?

— Я же говорю, ты очень умный.

— Ага, вот и я про то же. Но я не предполагал, что ты остался жив. Тем более, что на кладбище даже могилка появилась. Кто, кстати, постарался? Дрюня?

Я кивнул.

— Я так и думал. Ну, а потом пошли непонятки. Сначала это крушение поездов и забитый трупами морг. Я делал репортаж об этом на пару с местным телевидением. И тут некий дедуля, охраняющий морг, поведал мне совершенно потрясающую историю всего за одну бутылку портвейна. Как оказалось, незадолго после твоей кончины прямо в морге умер от разрыва сердца прежний сторож, а количество трупов уменьшилось ровно на один. Узнать, кого конкретно не хватает, точно не удалось. Известно только, что покойник был мужского пола, примерно нашего возраста, плюс-минус пара лет, из неопознанных. Эта история мне понравилась, и я даже сделал хорошенький материал, после чего с руководящего поста полетел начальник городского департамента здравоохранения.

— Ты тогда догадался?

— Ты что! И в мыслях не было! Я не ясновидящий в конце концов. А вот когда в сводки попала информация, что неизвестный проник в квартиру погибших Тулиных и выкрал кое-какие вещи, не оставив отпечатков пальцев, я насторожился и проявил интерес. И знаешь, именно тогда мысль о том, что ты жив, пришла мне в голову. Понимаешь, человек не изменит себя, хоть на голову встань. Войди в вашу квартиру посторонний, остались бы либо отпечатки пальцев, либо следы от перчаток. А тут ничего! А это возможно только в одном случае: когда в квартиру вошел тот, кто там жил.

— А почему ментам это в голову не пришло?

— Может, и пришло, да только кто рискнет в этом деле копаться? Я без спецаппаратуры выведал, что ты завалил Толика Бешенного, причем особенно напрягаться мне не пришлось. Думаешь, менты этого не знают? В центре города убивают людей из городской администрации, а ментам "сверху" приходит указание не копаться в этом деле глубоко. Кстати, по факту убийства Лехи и его родителей в тюрягу сели какие-то бомжи. Якобы ограбить хотели, да не вышло. Правда, для бомжей они были слишком хорошо вооружены, но судья на это закрыл глаза. Я на суде был, чуть не обрыгался. Дело шито белыми нитками, а сделать ничего нельзя.

— Ну, а вы что, акулы пера?

— А что мы? Над нами есть господь-бог, то бишь, редактор. Мой материал зверски сократили, да еще и по башке дали. Я и отстал, что делать-то.

— Понятно все с вами. На меня-то ты как вышел?

— Благодаря своему интеллекту, — усмехнулся Никита и смущенно потупил взор. — Если честно, я тебя просто видел в электричке. Ты сошел где-то в лесу, и при тебе была здоровенная сумка. Я подумал, что у меня глюки и я ошибся, а потом в городе начался беспредел. Некий стрелок на мотоцикле, убийство авторитета Батона. Я долго думал, а потом пошел к Дрюне.

— И он меня сдал?

— Нет. Я просто увидел, что он мне врет. Ты же знаешь, я не силен в дипломатии. И когда я между третьей и четвертой рюмкой водки прямо в лоб спросил его, где ты, он дернулся, и сказал, что знать ничего не знает, потом поправился и сказал, что тебя убили и я, мол, должен это знать, как звезда отечественной журналистики.

— Ясно, — протянул я и задумался. Никита сидел тихо, косясь в мою сторону. Логические построения Шмеля выглядели чересчур гениальными для простого журналиста. Но тут можно было сделать скидку на то, что Никита знал и меня, и Леху, и прекрасно владел информацией, связанной с криминалом. Вряд ли кто-то еще мог сопоставить все факты, но кто знает? То, что раскопал один, может узнать и другой.

— Ладно, — выдохнул я. — Расскажи, что в городе твориться. Мне надо в курсе быть.

Мы пошли в открывшееся кафе, взяли по пиву и пакету чипсов, вернулись на прежнее место. Никита начал рассказывать, а я слушал и радовался.

Три группировки, относительно мирно деливших наш город, вдруг перессорились в один миг. Как я и предполагал, причину стихийно возникшего недоверия никто так и не выяснил. Не помогали ни стрелки, ни сходняки, на которых крестные отцы мило скалили зубы в якобы дружеских улыбках, а потом приказывали своим бойцам устраивать акции легкого террора.

После убийства Батона бойцы Бека обстреляли дом Сытина. Тот не остался в долгу и после того, как я разрядил в него обойму на дороге, спалил баню, вместе с мывшимися в ней ребятами Бека. Стихийно возникшее недоверие сподвигло обе группировки на новые подвиги, в связи с чем был организован сходняк, на который приехал лично Тимофей Захаров, решивший устранить проблемы. Кончилось все это неважно, чему я был свидетелем. О перестрелке у дома Захарова Шмель уже знал, не предполагая, правда, мою долю участия в ней. После бурных извинений, Большой залег в глубокое подполье, где его достать не представлялось возможным. Бек, недолго думая, последовал его примеру.

Следующая информация согнала с меня улыбку и заставила глубоко задуматься. Теперь уже три стороны откопали топор войны, но каким-то чудом смогли сдерживаться от экстремистских выходок. Парламентеры, высланные всеми сторонами, смогли выявить некую закономерность. Камушком, брошенным в спокойный пруд криминала нашего городка, стал я. В случае с Сытиным и с Беком действовал неизвестный убийца, неплохо экипированный и прекрасно владеющий оружием. По тревоге были подняты все. Начали проверять торговцев оружием, проверять обычные связи и всех вольнонаемных стрелков. Поиски пока не дали результатов. Связать убийство Батона и нападение на Сытина со мной не смогли. По мнению Шмеля, никто и не подумал искать киллера среди мертвецов, коим я и числился на данный момент. На мой взгляд, это было даже странно, особенно для Бека, только что похоронившего сына. Он должен был проверять связи Лехи и меня.