Лицей послушных жен (сборник) - Ирэн Роздобудько

– У вас были на то какие-то личные причины? – не удержалась я от вопроса.

– Никаких, – вздохнул он, – никаких, кроме желания сделать переворот в науке. Но сейчас я думаю: все, что ты делаешь, должно иметь веское основание. Какой-то смысл. У меня его не было. Возможно, у вашей корреспондентки он есть. А что она об этом говорит?

– Вы всегда жили один? – спросила я, сделав вид, что не услышала последнего вопроса. Откровенничать не хотелось, а выдумывать новую историю – лень.

– У меня много друзей, – пожал плечами он.

– А семья?

– Родителей своих я не помню, я был маленьким, когда они погибли. А если вы имеете в виду брак, то… – Он задумался и добавил: – Знаете, я никогда не воспринимал отношения как форму совместного существования…

– В смысле?

– Если вы этого не понимаете, то, наверное, вы счастливый человек… А вы счастливы? – добавил он.

Я пожала плечами:

– Наверное… Да. Не знаю… А вы?

Он долил в чашки уже остывшего чая, сделал еще несколько необязательных движений – поправил скатерть, смахнул с нее крошки. Наверное, я лезу не в свое дело. Мне стало неловко.

Я поднялась.

– Спасибо за полезную информацию.

Он тоже поднялся и хитро улыбнулся:

– История вашей корреспондентки, о которой вы говорили, – это очередная утка для читателей газеты?

– Да, сейчас это модно – «битвы экстрасенсов», похищения инопланетянами…

– Но я не сказал вам ничего нового.

– Ну да, – не очень любезно буркнула я, забирая со стола диктофон.

– А вы не включили свой аппаратик… – лукаво заметил он, указывая глазами на диктофон.

Мои щеки стали краснее спелых помидоров. Он сказал правду: диктофон я положила так, для антуража. Опережая мой жалкий лепет, он весело посмотрел на меня.

– Это все, о чем вы хотели узнать?

– Не все!

– А почему же уходите?

– Потому что вы сказали, что все это бред. Какой смысл спрашивать…

– Но я же вижу, вы не очень довольны нашей беседой… – настаивал он.

Я обернулась уже с порога и выпалила почти с отчаянием:

– Скажите, как можно выйти за пределы той лазейки, то есть того места, в котором оказался? Просто эта женщина все время находится в замкнутом пространстве той точки, в которую попала, а ей хотелось бы… – Я задумалась и выпалила первое, что пришло в голову: – …проведать свою бабушку на другом конце города!

– Думаю, что это возможно при помощи любого предмета из того времени, – спокойно ответил он.

– То есть?

– Пускай эта ваша безумная дамочка возьмет с собой на прогулку старую тапку. Или что-то подобное. Молоток. Перчатку. Или поведет с собой за этот рубеж собачку…

– Вы шутите?

– Нисколько!

Несмотря на это его лицо опять осветилось такой улыбкой, что я невольно отвела взгляд.

– Спасибо, – вежливо сказала я.

– Ну если вы больше ничего не хотите… – сказал он голосом Кролика из «Винни-Пуха» и пояснил: – Чаю. Кофе. Бубликов…

– …старой тапки… перчаток… молотка… – со смехом сказала я и, испугавшись, что он обидится, добавила уже серьезно: – Можно я возьму бублик?

– Конечно! – Он бросился к столу и подал мне вазу. – Хоть все!

Я взяла бублик и засунула его в задний карман джинсов, пошла к двери.

– Это будет вашим пропуском ко мне! – открывая дверь, сказал он.

– То есть? – не поняла я.

– Ну, ТАМ ваша корреспондентка возьмет с собой тапку, чтобы расширить границу передвижения, а вы взяли этот бублик, чтобы расширить границы нашего общения. Когда вас ждать?

Ничего себе! Что он о себе возомнил, разозлилась я и выпалила плоскую шутку, которую не позволяла себе лет с пятнадцати:

– После дождика в четверг!

Он засмеялся:

– Договорились! Можете не брать зонтик – я вас встречу!

И осторожно закрыл за мной дверь.

…На улице я прошла несколько кварталов и села на скамейку около какой-то старенькой церкви.

Сидела, окутанная вечерней дымкой, и понимала, что мне некуда возвращаться: в свой слишком стерильный дом с евроремонтом – скучно, в ТОТ двор – страшно.

Такое чувство, как будто я не имею на это никакого права. Что делать? Я пьяна от чая, заваренного моим собеседником. И не в себе от всего, что свалилось на меня. За какие заслуги или грехи? Зачем?

Я спокойно жила не тужила. У меня есть все, что есть у любого среднестатистического гражданина этой страны. Надо мной, как говорится, не капает. Могу купить десять килограмм гречки, банку меда, сто пачек майонеза, если надо – мебель в магазине «Икеа», билет на концерт какой-нибудь Ирины Аллегровой (прости, господи, конечно, этого я делать никогда не буду!), скачать «Аватар» в «эйч-ди» и смотреть его на экране домашнего кинотеатра.

Могу поехать в Египет, Испанию, а если поднапрячься – в удивительную страну под названием Мьянма.

Я все могу – ради этого отдала годы своей беззаботности.

И… достойно пополнила ряды заурядных обывателей.

Я сижу возле полуразрушенной маленькой церкви (наверное, ее разрушают, чтобы построить новую, покруче, или еще один небоскреб), и прошлое – не такое уж и далекое – наваливается на меня и ломает кости. Я еще не дозрела, чтобы вернуться в него к самому началу. Но чувствую, что скрипит колесо, прокручивается в обратном направлении на одну зазубрину и на меня обрушиваются первые капли воспоминаний. Как дождь среди жаркого душного лета. А вместе с ними – вопрос о сегодняшнем моем существовании.

Чем я гордилась? Ну отбила Мирося у непревзойденной женщины, которую приготовила ему судьба. Живу себе как рыбка в воде, зарабатывая свои денежки на сознании обычных граждан. Это – правда?

Кто я? Та девчонка с растрепанными косами, которая мечтала о далеких странах, или вот эта кукла в «комбинации» за сто баксов?

Каким Провидением мне дано вернуться в ту лазейку, в ту чертову даль, в которой я была беззаботно счастлива и бесконечно несчастна?

Если так случилось, то нужно остановиться и отряхнуться, как это делают собаки, попадающие под ливень, – вытряхнуть из шерсти всех блох.

Я посмотрела на часы – уже было достаточно поздно. Надо вернуться. Немедленно! Я быстро поднялась и пошла на остановку.

Потом – побежала. Даже не подумала, что нужно зайти домой и взять все, что упаковала для более удобного существования ТАМ.

Ничего, все возьму в следующий раз. Если удастся. Ведь этот чудак не зря сказал, что статистики о тех, кто там остался, нет. И не может быть.

…Я взяла такси. Благодаря пробкам в центре города мы двигались довольно медленно. И я могла по-новому посмотреть на эту реку огней, реклам, витрин и билбордов.

Почувствовала себя как в батискафе, который все глубже и глубже погружается в море огней.

Длинные улицы города были переполнены светом. Гигантский спрут, в объятиях которого надо выжить. Есть ли в его недрах хоть десяток сердец, бьющихся в унисон не ради добычи насущного хлеба? Остались ли в нем мечтатели, романтики, безумцы, идущие против течения этой заманчивой световой реки?

Я плыву по ней, как щепка. И напоминаю вешалку с изысканным платьем, под которым – пустота. Куда я подевалась? Неужели так же происходит с каждым, кто переходит определенную грань, за которой твоей самой большой мечтой становится мысль о новом пылесосе?

Я вспомнила глаза ТОЙ девочки, которую давно забыла. Она не могла быть мной!

Девочка с глазами в пол-лица, с раскрасневшимися щеками, длинными косами цвета старого гречишного меда. Это просто чья-то коварная игра.

Но как я должна сыграть в нее? На этот вопрос пока что не было ответа. Я знала одно: надо вернуться. Немедленно. Быть рядом. И… снять с себя эти розовые очки – лживые розовые очки, которые до сих пор были на моем взрослом носу. Кто эти люди, которые родили ее?

Вспомнила улыбку женщины-Весны и засыпанный пеплом подоконник. Черную фигуру в арке. Но больше всего меня волновали тот ночной визит и лицо, повернутое к луне в окне. Было во всем этом что-то непонятное.

Наверное, мне нужно взять нож и безжалостно обстрогать себя со всех сторон, чтобы дойти до самой сердцевины, самого начала того состояния, которое бывает только в детстве: ты – без кожи, ты один на один с миром, ты любишь его, и тебе кажется, что и он любит тебя. И даже боль или несправедливость воспринимаешь как нечто естественное и только удивляешься тому, что боль может быть неотъемлемой составляющей счастья, которое должно быть немного подгорелым, как манная каша в детском саду…

Пробки на дорогах понемногу рассасывались, и по мере приближения к спальному району меня все больше охватывала дрожь, которая бывает перед операцией.

– Где вам остановить? – спросил водитель.

Я указала рукой на троллейбусную остановку.

– Вы уверены? – удивился водитель. – Я могу – до самого подъезда…

– Нет, спасибо. Хочу пройтись… – сказала я.

– Неприятности? – почему-то спросил он, отсчитывая сдачу.

Я пожала плечами и неожиданно для себя спросила: