Ритуал - Etcetera

Умирен всегда был небольшим городком, лишь слегка разросшимся после открытия академии на его окраине. По нему постоянно шастали адепты, но никто не оставался на пожизненное поселение. Солнце расплескивало свои лучи над городом, мягкий золотистый свет растекался по покатым черепичным крышам. Пахло свежими булочками из находящейся как раз за углом пекарни, стоит лишь несколько шагов пройти. Легкий ветерок шевелил тонкие лепестки выращенных под окнами цветов, но облегчения не приносил. Начинающийся день был душным и жарким. После солнечного утра вид старого дома показался еще более мрачным и нежилым. Дверь, как и обещано, была заперта. Я постучала в нее, проворчала с набитым ртом — магическая стража! Откройте! — и с тупым смешком вошла внутрь. На этом хорошее утро закончилось. Ильдар, с тенями под глазами, вымотанный бессонной ночью, буркнул: поосторожней с ним и не слушай его, — и ушел. Дверь захлопнулась, отрезав все внешние звуки. Заклинание тишины действовало исправно. Я закрыла ее на замок, вздохнула. Обернулась. Демон хищно скалился, смотря на меня желтыми глазами, так похожими на глаза моего дракона. Ну вот мы и остались один на один. Мечтала ли я когда-нибудь поболтать с демоном? Неет.

Я села на освобожденный от книг по демонологии стол и, пережевывая последний бутерброд под пристальным взглядом делхассе, раздумывала о превратностях судьбы. Еще пару дней назад я бы послала любого, кто описал бы мне подобную ситуацию с моим участием. Судьба воистину превратна.

Демон сидел на корточках, упираясь руками с мощными, почти уродливыми кистями в пол. Даже сидя, он поражал своими размерами. Широкие плечи, обширная грудная клетка, бычья шея. Он был массивен, но неповоротливым назвать — язык не повернется. Демон не был уродлив, по-своему он был пропорционально и правильно сложен, но это было сложение гномьей машины для убийства, по нему сразу было видно, даже не пользуясь магией, он с легкостью проломит стену. Пугал до шхэна, вызывал ощущение опасности только одним своим присутствием. Ему не нужно было даже угрожать, только смотреть. Сидеть здесь. Просто быть.

Такие же чувства, как когда смотришь на нависающую громаду скалы, и раздавить ей тебя раз плюнуть. Когда он стоял, рост у него был примерно с два метра, на две башки выше меня, большинство же наших магичек вообще едва доставали бы ему до середины груди. Когти были убраны, но я отлично помнила, насколько они длинные и острые. Чудовищное существо, одним своим рождением идеально предназначенное для уничтожения. Слегка заостренные уши, выдающаяся вперед мощная челюсть, четко обрисованные скулы. Его головой с некрасивыми, словно грубо вырубленными чертами лица, можно было пробивать камни, и он наверняка даже мигрень не заработает. Чуть выше линии роста волос, по бокам головы у демона пробивался костяной гребень. Точнее, два костяных гребня, небольших нароста, выглядывающих из пепельно-серой гривы. Волосы у него напоминали скорее жесткую косматую звериную шерсть и спускались до плеч нечесаными прямыми прядями. На демоне была черная, местами рваная рубаха, вчера видно в припадке ярости сам себя когтями полоснул. С шеи свисала круглая штуковина на цепочке, хотя, это на нем цепочкой смотрится, на мне бы это сошло за цепь, на которой амбарный замок висит.

— Хочешь, я исполню любое твое желание? — неожиданно спросил демон. У него оказался приятный голос, так непохожий на вчерашний яростный хрипящий рев. Негромкий, мягко шелестящий, как листья осенью, когда гуляешь по аллее и чувствуешь, как они шепчутся, ломаются, вздрагивают под подошвами ботинок. Его голос навевал осеннее сонное спокойствие.

— Конечно, хочу. Засунь руку в задницу и сделай маме ручкой, — машинально ответила я, уже привыкшая к извращенским подколкам Эйхена. Исполнитель желаний шхэнов.

Демон глухо зарычал, и я едва сдержалась, чтобы не вжаться в стену.

— Ничего ты мне не сделаешь. — мой голос даже для меня звучал неубедительно.

— Ты так уверена, козявка? — осклабился он. — Я найду всех твоих потомков, всех твоих родственников, всех твоих еще живущих предков и вскрою им череп, вырву им кишки и намотаю их на руку, как праздничную ленту. А ты будешь смотреть, малявка, и я буду наслаждаться твоим ужасом.

Я задумчиво запихнула в рот остатки бутерброда, пережевала, потом неторопливо подошла и села на корточки перед демоном. Вблизи он оказался еще нечеловечнее. Тускло-серая кожа. Трудно поверить, что у кого-то такой оттенок может смотреться так естественно. На висках, на стыке линии роста волос и кожи, странные полупрозрачные темно-серые вкрапления, смахивающие на чешую.

— А почему у тебя чешуя на башке? У демонов, что, предки — рыбы? — он оскалился, наклонился вперед, лишь призрачная грань между нами не давала ему оказаться еще ближе. В глазах сверкало желтое, медовое, расплавленное море, которое завораживало также, как и безграничная темнота. — Что, не рыбы? Хотя, о чем это я… а ну да. Ты будешь сидеть здесь демон, пока не согласишься. Не знаю, насколько вы выносливы, но тебе тоже нужно есть и пить. Я буду есть, что угодно, у тебя на глазах. Я буду спать в мягкой постельке. А ты будешь торчать здесь на ледяном полу и медленно подыхать от голода и жажды.

— И это нас, делхассе, еще называют безжалостными. — усмехнулся демон. В какой-то момент я поняла, что не могу смотреть ни на что кроме его клыков. Острых, снежно-белых, созданных для того, чтобы рвать живую плоть.

— Все в мире относительно. А вызвали мы тебя не ради развлечения, а потому что нам всем действительно приперло. И я пойду до конца, демон, ради того, кто зависит от меня. Может, я и трусливая с виду, у любого коленки подогнутся, когда такая тварь, пуская слюни, кидается, но я не сдамся. Потому что выбора у меня нет.

— Какая речь! Мне начать восхищаться? — демон приблизился еще, уперся широким лбом в невидимую границу, я видела его близко, близко. Кожа у него на вид была грубой, словно присыпанной серой каменной крошкой. — Кого ты хочешь убить, козявка? Маму, папу? Изменчивого возлюбленного? Престарелую тетушку ради наследства? Ты можешь сказать дяде демону все.

Болтая с демоном, меня не отпускало странное ощущение, будто мы как старые приятели собрались за чашечкой чая. Полумрак комнаты, единение, отрезанность от всего остального мира. Какая-то ненужная раздражающая интимность.

— Мы никого не хотим убить.

Он усмехнулся. — Все хотят быть счастливыми. А счастье для большинства это чужая боль. Но подумай, козявка, разве вы имеете на нее право. Чем вы лучше?

— Для меня счастье, чтобы чужая боль прекратилась. Ты кое-кому можешь помочь.