Прачка-герцогиня - Эдмон Лепеллетье

Наполеон был искренне растроган. Весь его гнев пропал. С благоговейным вниманием рассматривал он пожелтевший листок и усиленно припоминал мельчайшие события той эпохи.

– О, – сказал он, – теперь я вижу вас такую, какой вы были у себя в лавочке на улице Онорэ-Сен-Рок. Мне кажется, что я там… Вот мастерская с ее лестницей, ее столами, ее ушатами, огромным камином. Дверь вашей комнаты была налево, а выходная дверь направо. Большие окна, двустворчатая дверь и повсюду белье: развешенное для сушки, выглаженное… Но как же вы назывались тогда, до вашего замужества?

– Екатериной… Екатериной Юпшэ.

Император покачал головой. Это имя было ему незнакомо.

– У вас не было другого имени? Понимаете? Прозвища… клички?

– Было. Меня называли Сан-Жень.

– Теперь я припомнил! И это прозвище осталось за вами и при моем дворе!

– Повсюду, ваше величество! И на полях сражений также.

– Ваша правда, – с улыбкой подтвердил император, – вы хорошо сделали, что защищали свою благородную юбочку маркитантки против наглости придворных мантий. Избегайте, однако, этих сцен, которые мне неприятны. Я сам, Катрин Сан-Жень, потребую с этих пор уважения к вам от всех. Будьте завтра на охоте, которую я даю в честь баварского принца. В присутствии всего двора, в присутствии моих сестер я стану говорить с вами таким образом, что никто не посмеет больше задевать вас или ставить вам в упрек ваше скромное происхождение и бедную молодость, которую вы разделяли, впрочем, с Мюратом, с Неем… со мной, черт побери! Позвольте, однако, до вашего ухода император обязан еще уплатить долг артиллерийского капитана. Сколько я вам задолжал, мадам Сан-Жень?

И Наполеон принялся весело шарить по своим карманам.

– Три наполеондора, ваше величество! – ответила Екатерина и протянула руку.

– Вы ставите слишком высокие цены! – возразил император, умевший разбираться в расходах и тщательно проверявший свои счета в ливрах, су и денье.

– Сюда прибавлена плата за починку, ваше величество.

– Мое белье вовсе не было рваным!

– Извините, пожалуйста! А потом проценты…

– Ну так и быть! Я подчиняюсь… – И Наполеон продолжал ощупывать, обшаривать карманы своего жилета и брюк с комической поспешностью. – Клянусь честью, мне не везет, – добродушно промолвил он, – при мне нет этих трех наполеондоров, которые вы требуете от меня.

– Не беда, ваше величество, я опять поверю вам в долг!

– Благодарю вас! Однако становится поздно, вам пора домой. Черт побери! Бьет одиннадцать часов, и все во дворце уже спят. Нам обоим следовало бы лежать теперь в постели. Я пошлю Рустана проводить вас.

– О, ваше величество, я не боюсь! Да и кому придет в голову забраться во дворец в ночную пору? – спокойным тоном возразила герцогиня.

– Нет, по всем этим коридорам, пустынным и темным, лучше проводить вас с канделябром. – И, повысив голос, император крикнул: – Рустан!

Внутренняя дверь отворилась, и в кабинет вошел верный мамелюк.

– Ты проводишь эту даму в ее апартаменты. Они расположены на другом краю дворца, – сказал Наполеон. – Возьми канделябр.

Рустан поклонился и, взяв канделябр, притворил дверь императорского кабинета, выходившего в длинную галерею.

Он собирался двинуться вперед, предшествуя Екатерине, как вдруг обернулся к императору и с восточной невозмутимостью, но тоном, заставившим содрогнуться герцогиню Данцигскую, сказал:

– Ваше величество, по галерее ходят! Мужчина в белом… Он направляется к покоям императрицы…

XIV

Наполеон страшно побледнел, узнав, что в галерее, которая ведет в апартаменты Марии Луизы, находится какой-то человек в белом мундире.

Кто же из носящих австрийскую форму мог забраться ночью в ту часть дворца, которая даже днем была закрыта для всех посторонних?

Прежде всего Наполеон подумал о Нейпперге, но поторопился отогнать от себя эту мысль.

«Какой вздор, – стал успокаивать он себя, – Нейпперг в Вене, я напрасно беспокоюсь. Право, я, кажется, схожу с ума; мне всюду мерещится этот австриец. Нет-нет, это не он. Белый мундир, о котором говорит Рустан, может принадлежать какому-нибудь роялисту, соучастнику Кадудаля; может быть, это даже сам маркиз Лавиньи; ведь ему удалось тогда ускользнуть от Фушэ. Наверное, он забрался во дворец, чтобы убить меня, когда я засну».

С той же быстротой, с которой он расставлял войска на поле битвы, Наполеон сделал знак Рустану погасить лампу и стать за дверями его спальни, чтобы иметь возможность прибежать по его первому зову, а затем сам быстро потушил свечи, горевшие на письменном столе. Императорский кабинет погрузился во мрак; только догоравшие в камине угли бросали на пол слабый красноватый свет, позволявший видеть дверь кабинета, выходившую в галерею. Повернувшись к Екатерине Лефевр, Наполеон крепко сжал ее руку и прошептал:

– Сидите тихо и молчите!

Екатерина дрожала; она догадывалась, в чем дело, и боялась выдать тайну. Она не сомневалась, что человек в белом мундире был Нейпперг.

Она придумывала всевозможные способы, чтобы спасти австрийца, но ничего не получалось. Оставалось подчиниться обстоятельствам и молча ждать неизбежного хода вещей.

Изнемогая от жалости, чувствуя, что вся кровь прилила к ее сердцу, Екатерина опустилась на диван, на спинку которого облокотился Наполеон.

Послышался тихий шелест; дверь кабинета осторожно открылась и при свете пламени угасающих углей можно был рассмотреть женскую фигуру. Она медленно, ощупью двигалась вперед.

– Графиня Монтебелло! – прошептала Екатерина, узнав статс-даму Марии Луизы.

Наполеон снова сильно стиснул ее руку, боясь, чтобы она не вскрикнула или не шелохнулась.

Появление в его кабинете статс-дамы, осторожно осматривавшейся по сторонам, возбудило у императора прежние подозрения. Он гневным взором следил за каждым движением герцогини Монтебелло, которая, убедившись, что в кабинете никого нет, тихонько обернулась по направлению галереи, которая вела в комнату императрицы.

Наполеон не мог более владеть собой, бросился вслед за статс-дамой и в ту минуту, когда переступил порог, столкнулся с каким-то человеком, который спросил:

– Можно мне пройти, герцогиня?

Наполеон грубо схватил непрошеного гостя и крикнул:

– Рустан!

Телохранитель моментально явился, держа факел в руках.

– Нейпперг. Да, это он! – в безумном гневе прохрипел император, узнав человека в белом мундире.

Ошеломленный, не зная, что сказать, неосторожный австриец старался сохранить хладнокровие и держать себя с достоинством.

Герцогиня Монтебелло, о которой Наполеон совсем было забыл, вскрикнула от ужаса и тем напомнила о себе.

– Рустан, уведи эту женщину, – обратился император к своему телохранителю, указывая на статс-даму, – и не входи сюда, пока я тебя не позову.

Телохранитель увел почти потерявшую сознание герцогиню Монтебелло.

– Теперь поговорим, сударь, – живо обратился Наполеон к Нейппергу, на которого Екатерина смотрела с бесконечной жалостью. – Как вы попали в мой Дворец ночью? Вы забрались сюда, точно вор. Что вы вообще делаете в Париже, когда должны были бы быть в Вене?

Нейпперг был очень бледен и, стараюсь казаться спокойным, медленно ответил:

– Я покинул Вену, ваше величество, по приказанию моего повелителя, чтобы передать конфиденциальное сообщение ее величеству императрице.

– Так что это по поручению австрийского императора вы являетесь ночью ко мне во дворец? Да вы смеетесь надо мной, господин необыкновенный посланник! – не помня себя от гнева, воскликнул Наполеон.

– Вы изгнали меня, ваше величество, вход во дворец мне был запрещен; волей-неволей мне пришлось избрать для выполнения поручения моего повелителя неподходящее время. Ее величество обещала мне в полночь дать свой ответ для его величества австрийского императора!

– Императрица не могла сделать этого, вы лжете! – крикнул Наполеон.

Нейпперг вздрогнул от оскорбления.

– Ваше величество, – возразил он, стиснув зубы от обиды, – я австрийский генерал и состою полномочным министром. Сюда я явился как представитель австрийского императора к австрийской же эрцгерцогине. Вы оскорбляете меня в вашем собственном дворце, зная, что здесь я не в состоянии защищаться. Не могу не сказать вам, ваше величество, что так поступать низко!

– Негодяй! – крикнул Наполеон, приходя в бешенство.

Дерзость этого австрийца, забравшегося в его дворец ночью, чтобы похитить у него жену, довела императора до помрачения рассудка. Поддаваясь своему вспыльчивому характеру, он сорвал аксельбант Нейпперга и произнес:

– Вы явились ко мне во дворец ночью, как разбойник, и потому недостойны носить благородный знак отличия!

Выведенный из себя насилием Наполеона, Нейпперг выхватил шпагу и замахнулся ею на императора.

Екатерина быстро бросилась вперед и стала между мужчинами.