Судьба императора Николая II после отречения - Сергей Мельгунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После небольших прений собрание, конечно, одобрило действия Исп. Ком., но несколько голосов раздалось о заключении Царя в Трубецкой бастион – так вела себя «разнузданная толпа совдепии» (Коковцев).
Необходимо обратить внимание на то, что в докладе Соколова не было ни слова о возможности предать революционному суду бывшего монарха; не было намека на юридическое расследование его «преступлений перед народом» и т.п. Говорилось только о высылке, которая ставилась в связи с разрешением имущественного вопроса.
Как реагировало правительство на советские претензии?.. Официально никак, но в «Бирж. Ведом.» появилось сообщение о судьбе Николая II и его семьи от имени кн. Львова и Керенского в день, когда Соколов делал доклад в Совете «об аресте низложенного Императора». – «Вопрос этот, – сказал сотруднику газеты министр-председатель, – был подвергнут обсуждению в совете министров еще вчера. Большинство склоняется к необходимости отправить бывшего Царя со всей его семьей в Англию. Вопрос об удалении династии из пределов России во всяком случае сомнений не вызывает. Окончательного решения вчера вынесено не было, но если самый вопрос решается просто, то порядок его осуществления должен быть подвергнут детальному рассмотрению. В течение ближайших дней вопрос о дальнейшем месте пребывания бывшего Царя и о порядке его следования из пределов России будет вынесен окончательным образом, и тогда Временное Правительство опубликует принятое решение во всеобщее свидание».
Министр юстиции со своей стороны заявил, что он располагает «несомненными доказательствами, что значительное число бывших охранных агентов старого правительства, находящихся еще на свободе, специально занимается распространением всякого рода нелепых слухов, направленных к тому, чтобы волновать русское общество, и что в настоящее время эти господа избрали своей излюбленной темой вопрос о судьбе низложенного (термин, входящий в обиход) Царя и пускают по этому поводу самые невероятные версии. Он категорически заявляет, что как бывший Царь, так и вся его семья находятся под самым строгим и неусыпным контролем Времен. Прав. Вопрос о дальнейшей судьбе Николая II и его семьи будет выяснен в течение ближайших дней, и об его решении русский народ будет немедленно извещен официальным сообщением Временного Правительства».
Обещанного официального сообщения так и не последовало. Показательно, что в первом заседании так называемой «контактной комиссии» между правительством и советом, собравшейся через день после бурного дня 9 марта, о династии ничего не было сказано[48], – этот вопрос даже не отмечен в официальном отчете советской делегации в Исполнительном Комитете. Реально советская делегация провела лишь перемену ведомства, в руки которого были отданы Царскосельские узники. Они перешли на усмотрение и попечение министра юстиции, формально состоящего и товарищем председателя Совета – этим как бы обеспечивалось недреманное око советского представительства… «Временное Правительство поручило мне охрану императорской семьи и сделало всецело меня ответственным за ее безопасность», – скажет в воспоминаниях Керенский («возлагая эту тягчайшую обязанность на меня» – в другом варианте). Трудно установить точную дату этой перемены – в первый раз Керенский появился в Царском Селе 21 марта.
Совет стал мало интересоваться и постепенно как бы забывать о заключенных в Александровском дворце, живших своей особой жизнью, далек от столичных треволнений. О них запоздало и довольно случайно вспомнили через две недели на Всероссийском совещании Советов, когда Стеклов в докладе своем об отношениях совета и Времен. Правительства, предварительно не просмотренных и не одобренных Исп. Ком., пытался оживить интерес к этому вопросу.
Династия Романовых служила лишь одной иллюстрацией к положению о – «двоевластии». Стеклов, допуская большие фактические неточности, говорил: «Вы знаете роль, которую играла династия Романовых, вы знаете, что она губила русский народ, что она ввела у нас крепостное право, что она поддерживала себя штыками и нагайками и земскими начальниками, вы знаете, что эта династия, самая зловредная и пагубная для всех, обладает колоссальными средствами, награбленными у народа, помещенными в заграничных банках, и эта династия после переворота не была лишена своих средств. Мало того, мы получили сведения, что ведутся переговоры с английским правительством о том, чтобы Николая и его семью отпустить за границу. Товарищи солдаты и рабочие, вы понимаете прекрасно, какой угрозой было бы для русской свободы, даже для военного дела русской обороны появление Николая Романова теперь заграницей, и вы понимаете, с какой энергией Исп. Ком. должен был протестовать против самой возможности такой идеи. И когда мы однажды от наших товарищей – железнодорожных служащих, рабочих и солдат – получили известие о том, что по Царскосельской дороге движутся два(?) литерных поезда с царской семьей в Петроград(?), когда мы подозревали, что ему подготовляется путь через Тосно в Англию или вообще заграницу, – что мы должны были тогда делать: испугаться призрака двоевластия или принять самые энергичные меры, чтобы избежать побега этого тирана?.. Исполн. Ком. немедленно мобилизовал часть Петроградского гарнизона, занял вокзалы, разослал команды, дал отсюда радиотелеграммы по всей России арестовать и задержать (голоса: «Браво!». Аплодисменты). Господа, мы исполнили свой долг (голоса: «Честь и слава вам, товарищи!») и лишь впоследствии из разговоров с Времен. Правительством узнали, что оно их уже арестовало, правда, не так, как мы хотели, но все же арестовало. И когда мы сделали Времен. Прав. от Исполн. Ком. заявление, в котором указали, что отнюдь не из мотивов личной мести или желания возмездия, хотя бы и заслуженного этими господами, но во имя интересов русской свободы и революции, столь дорого завоеванной русским народом, мы признали необходимым немедленный арест всех без исключения членов бывшей царской фамилии, а также конфискацию всех их имуществ, движимых и недвижимых и содержание их под строгим арестом. До тех пор, пока не последует отречение их от капиталов, которые они держат заграницей, в которых нельзя иначе оттуда достать (бурные аплодисменты), отречение их всех и их потомков от всяких притязаний на российский престол и лишение их навсегда российского гражданства (бурные аплодисменты). Разрешение же вопроса о дальнейшей участи лиц бывшей императорской фамилии должно последовать не иначе, как по соглашению с Советом Рабочих и Солдатских Депутатов (голоса: «Правильно!» Аплодисменты). И, наконец, допущение комиссара Совета Рабочих и Солдатских Депутатов к участию в их аресте, содержания их под стражей и ведении с ними переговоров по вопросам, о которых я вам уже говорил. Товарищи, из этого требования только часть, как вы знаете, осуществлена до сих пор, а остальную своим воздействием и давлением мы заставим постепенно осуществить. Пусть же воля ваша, воля всего русского народа и русской армии, скажет определенно, что они с нами солидарны, и тогда мы не с такой энергией, как сейчас, будем требовать осуществления всех этих требований».
Мы видим, что и в данном случае демагогия Стеклова не пошла в сущности дальше призыва «содержать… под стражей, пока не последует отречение от капитала…»[49]. Но характерно, что в прениях никто, несмотря даже на «бурные» проявления сочувствия в отдельные моменты речи Стеклова, абсолютно никто не поддержал призывов докладчика, и они не нашли себе отклика в революции[50].
Только председатель Совета Чхеидзе, человек незлобивый, желая проявить остроумие, вспомнил довольно неуместно о Царе, приветствуя появившегося на заседании Плеханова: «Товарищи, десяток лет дорогой наш учитель и товарищ Георгий Валентинович был в изгнании. После революции само собой возник вопрос о том, что дорогой наш товарищ вернется в наши ряды, и как раз в тот самый момент случилась очень любопытная история: кровавый Николай захотел быть изгнанником, захотел, чтобы его отпустили в Англию или еще куда-нибудь подальше. Мы сказали: “Нет, подожди. Пусть это будет здесь, когда приедет Георгий Валентинович и на свободе будет обсуждать интересующие нас вопросы и бороться за интересы народа и вести в наших рядах ту борьбу, которая давно начата. И вот он сидит там, товарищи, а Георгий Валентинович сидит свободный перед нами, вот здесь…“»
Можно ли согласиться после всего сказанного, что советские демагоги с «энергией» настаивали на заключении Царя в Петропавловскую крепость, как это утверждает Керенский во французском издании своих воспоминаний?.. Я не нашел данных, подтверждающих и положение Коковцева, что после 9 марта агитация левых элементов росла и обострялась, принимая форму прямой угрозы со стороны рабочих.