Из боя в бой. Письма с фронта идеологической борьбы - Юрий Жуков

Мишель Батай нанес серьезный урон собственному роману, оставив все это, как говорится, за скобками и ограничившись во второй его части показом лишь того трагического микромира, в котором задыхаются обреченный ребенок и его несчастный отец в компании двух волков, украденных в зоопарке. И все же его произведение остается смелым политическим романом. Он заставляет читателей взволноваться, встревожиться и серьезно задуматься о том, какую огромную угрозу человечеству таит в себе грубая и бесцеремонная американская военщина, претендующая на роль мирового жандарма[31].

Газета «Юманите», учредившая свою литературную премию — премию имени Поля — Вайяна Кутюрье, в свою очередь увенчала ею политический роман, направленный на разоблачение американского империализма, но еще более острый и последовательный, нежели «Рождественская елка» Мишеля Батая, — это небольшой роман молодого писателя Эрика Вестфаля, вызывающе и полемически названный «Демонстрация».

Я прочел эту книжку, изданную Галлимаром, залпом, в один присест. Сюжет ее несложен: французский студент, путешествующий с попутным транспортом по Америке, случайно становится в городе Атланта свидетелем мощной демонстрации негров, требующих гражданских прав. Он оказывается втянутым в круговорот грозных событий. В разгар демонстрации озверелый расист, укрывшийся за железными ставнями своего магазина, убивает выстрелом из ружья возглавляющего демонстрацию негритянского священника, верившего в успех ненасильственных действий. Начинаются беспорядки. В город вступают войска. Происходит страшная бойня. Президент США лицемерно выражает сожаление и объявляет день национального траура.

Вы скажете: да ведь это рассказ об убийстве доктора Кинга. Действительно, очень похоже, но события, связанные с убийством Кинга, разразились в апреле 1968 года, а роман Эрика Вестфаля вышел в свет за полгода до этого — осенью 1967. «Я начал писать свой роман еще в 1964 году, — говорит автор. — Я был тогда в Америке, увидел своими глазами все то, что теперь описал, и мне захотелось выпустить в свет книгу, которая прозвучала бы как предупреждение».

Как видим, предупреждение оказалось пророческим. Совпало все, вплоть до деталей. Только Кинг был убит не в своей родной Атлапте, а неподалеку оттуда — в Мемфисе, и в Атланту его привезли хоронить…

В этом небольшом увлекательном романе, написанном в прозрачно — ясной манере, упругим, динамичным языком, Эрик Вестфаль гневно разоблачает пресловутый «американский образ жизни», бичует тупоголовых и злых расистов, с любовью изображает героев борьбы за гражданские права. Это Америка, как она есть, Соединенные Штаты образца 1968 года, хотя роман, повторяю, был написан раньше. И звучит «Демонстрация» столь актуально, что после убийства Мартина Лютера Книга газета «Юманите» начала публиковать полный текст этого романа, главу за главой, из номера в номер. Право же, завидна участь писателя, когда злободневность его произведений с течением времени не только не ослабевает, но, напротив, усиливается!

Ряд романов, ставших событиями этого сезона, посвящен борьбе колониальных народов за свое освобождение. Среди них я назову отмеченный премией Ренодо роман Сальва Эчара «Мир, как он есть» — о Мартинике; уже упомянутый мною роман Филиппа Лабро «Плохо погашенные огни» — об Алжире; роман Пьера Гюйота «Могила для 500000 солдат», переносящий нас в некую воображаемую страну, в которой угадываются черты Вьетнама; наконец, роман Анри де Монтерлана «Роза песков», созданный на материалах событий тридцатых годов в Марокко (роман был написан тогда же, но полностью опубликован лишь сегодня).

Это очень разные и противоречивые по своему характеру произведения, и мне остается только пожалеть, что из‑за недостатка места не удается подробпо поговорить о каждом из них. Пока же хочется отметить главное: французские писатели, исповедующие самые различные и подчас противоположные убеждения, прониклись сознанием того, что колониальный режим обречен на полное уничтожение и что американский империализм, упрямо пытающийся продлить его существование, используя грубое насилие, потерпит неизбежный крах. Конечно, не все авторы названных мною произведений — и меньше всего Монтерлан — готовы сделать этот вывод в столь ясных и определенных выражениях. Но сама внутренняя логика их произведений подводит читателя именно к такому заключению.

Сальва Эчар, французский баск из Бордо, живет на Мартинике уже четырнадцать лет. Он вложил в свою книгу глубокое знание ее истории, и особенно истории революционной борьбы. К сожалению, он отдал дань модной в наше время манере «автоматического письма» — в его книге фразы внезапно обрываются на полуслове, настоящее время переплетается с прошлым и будущим, реальное — с ирреальным, действующие лица смешивают воедино свои воспоминания и действия, мечты и свершения.

Подчас начинаешь испытывать усталость и раздражение, вызванные этим нарочито усложненным письмом. И вдруг перед тобой открывается страница, написанная острым, четким, саркастическим языком, убийственно рисующая нравы колонизаторов, и ты готов простить за это автору многое.

Роман многопланов, и в нем уйма действующих лиц. Одна из наиболее интересных его линий — это рассказ об убийстве «блюстителями порядка» доктора Алена Аликапта, который основал газету «Голос трудящихся» и организовал первую коммунистическую группу на острове. Доктору Аликанту противопоставлен всемогущий капиталист ле Понте де Курно — именно он распорядился уничтожить вожака коммунистов.

В той же сложной манере написан роман Пьера Гюйота, на котором лежат отблески мрачных видений Апокалипсиса XX века: «могилой для 500000 солдат» является пекая воображаемая страна Иноменас. Книга переполнена тщательными и подробными описаниями пыток, насилий, убийств. Роман разделен на семь «песен». В «Могиле» находишь исторические и социальные ситуации, которые легко расшифровать: описанные в ней широкими, кровавыми мазками народпые восстания, военный путч, карательные экспедиции, вырождение марионеточных властей невольно заставляют вспоминать то о Южной Корее, то о Вьетнаме, то об Алжире времен национально — освободительной войны.

Надо честно, однако, сказать, что тягучая манера, в которой написана книга, доходящее до болезненности увлечение автора подробнейшими описаниями пыток, насилий и убийств, которые повторяются бесчисленное количество раз, какой‑то рваный и к тому же тусклый стиль делают эту книгу малодоступной для читателя; надо совершить большое усилие, чтобы заставить себя дочитать этот объемистый том до конца.

Совершенно в иной манере ведет рассказ о событиях в том же Алжире Филипп Лабро в романе «Плохо погашенные огни», о котором я уже упоминал. Это реалистический рассказ тридцатилетнего журпалиста о юности его поколения, опаленной страшной, несправедливой колониальной войной. Филипп Лабро служил в Алжире с 1960 по 1962 год. Двадцать три тысячи четыреста пять его ровесников там погибли, пятьдесят тысяч триста семьдесят шесть были искалечены. Ради чего? Ради несправедливого дела. Ради интересов колонизаторов. И они проиграли эту войну.

Филипп Лабро не приукрашивает того, что произошло, не пытается оправдать себя и своих ровесников, бездумно выполнявших приказы начальства. Двадцатилетний герой романа, только что вернувшийся из путешествия по Америке, вдруг попадает в армию, и его посылают в Алжир. Высадка происходит в солнечный день. Это создает у солдат празднпчпое настроение. Война для них — это кровь, но чаще всего кровь других, а не собственная. Это трудная война, но война под солнцем, а не под дождем и сне-

nом и к тому же не каждый день. Это ужас и пытки, но это в то же время доступные веселые девушки и свободные часы, которые можно проводить на пляжах…

Надолго запоминается такая, например, страничка романа: каждое утро с тюремного двора взлетает геликоптер, чтобы сбросить в море очередной груз мертвых тел или агонизирующих жертв пыток. Он пролетает над теми молодыми людьми, которые, сняв военную форму, нежатся на песке пляжа, зная, что происходит. Лабро напоминает, что несколько сот тысяч тридцатилетних французов и сегодня вздрагивают, когда над пляжем, где они лежат, проводя каникулы у моря, проносится случайный геликоптер.

Лабро не спешит морализировать. Он лишь констатирует факты. Но эти факты, тщательно подобранные и изложенные в лаконичной манере, унаследованной от Фицджеральда и Хемингуэя, поклонником которых является автор, говорят сами за себя. «Несправедливо, что эта книга не получила одной из крупнейших премий», — заметил в «Юманите» Андре Стиль. Но от того, что жюри обошло роман Филиппа Лабро своим вниманием, он не стал менее интересным…

Особняком стоит роман «Роза песков», принадлежащий перу находящегося на правом фланге французской литературы семидесятидвухлетнего академика Анри — Мари-Жозефа Мийона де Монтерлана — он гордится тем, что на его фамильном гербе изображены две шпаги, скрещенные под пылающей башней.