На острие - Майкл Ридпат

– Я только что разговаривал с Тессой.

– И она умирает от похмелья?

– Верно, – ответил Карр-Джонс и метнул взгляд в сторону внимательно вслушивающегося в разговор Нильса. – Она рассказала мне кое-что о вчерашнем вечере, и ее рассказ меня встревожил. Девушка очень подавлена.

– Если твои люди напиваются до бесчувствия в середине рабочей недели, то тебя ждут серьезные проблемы.

– Боюсь, что проблема возникла у тебя, Зеро.

– И что же она говорит?

– Она не намерена выступать с официальной жалобой. Во всяком случае, пока. Говорит, что ей надо все хорошенько обдумать.

– С жалобой на что?

В ответ Карр-Джонс только вскинул брови.

– Но это же нелепо! – возмутился Кальдер. – Мы заехали к ней. Я сварил для нее кофе. Она окончательно отпала, я прикрыл ее одеялом и отправился домой.

Карр-Джонс уселся в стоящее рядом кресло Джен и, понизив голос, так чтобы не слышал Нильс, продолжил:

– Тесса говорит, что, когда она проснулась, на ней не было одежды.

– Это что – подстава? – спросил Кальдер. – Если это так, то она не сработает. У нас с ней ничего не было, и она это прекрасно знает.

– Джон и Дерек видели вас в баре. Парни говорят, что Тесса была пьяна и что вы куда-то укатили на такси.

– Я же сказал, что она упилась до бесчувствия и я помог ей добраться до дома.

– Весьма благородно, – ответил Карр-Джонс. – Тесса – женщина привлекательная, и у нее репутация… как бы это лучше выразиться… чрезмерно дружелюбной особы. Но мне кажется, что ты рассудил неправильно.

– Перестань, Джастин. Поверь: у меня нет ни малейшего желания водить дружбу с Тессой.

– Она пока не решила, что станет делать, и спросила, что я мог бы ей посоветовать. Тесса достаточно разумна и понимает, что формальная жалоба лишь доставит тебе и ей кучу неприятностей. Но с другой стороны, она очень травмирована и чувствует себя униженной.

Глядя в глаза Карр-Джонса, Кальдер сказал:

– Если меня вызовут в качестве свидетеля в суд, я расскажу всю правду. И плевать я хотел на все нелепые обвинения Тессы.

– Подумай, Зеро, – произнес, поднимаясь с кресла, Карр-Джонс. – Хорошенько подумай.

Кальдер в ответ обжег его взглядом.

– О чем это вы? – поинтересовался без особого любопытства Нильс.

– Это тебе не интересно, – сказал Кальдер, – поверь.

– Может быть, тебе стоило бы к нему прислушаться?

Кальдер и Джен сидели в дорогом баре в Челси, неподалеку от дома Джен. На встрече настоял Кальдер. Ему хотелось рассказать ей, что произошло в «Блумфилд-Вайс» за время ее отсутствия, и убедить, что он на ее стороне.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он в ответ.

– Пойми меня правильно, – продолжала Джен. – Я высоко ценю твои усилия. – Она сопроводила эти слова слабой улыбкой, ставшей первым проявлением теплоты после их встречи в баре десять минут назад. Мрачный вид девушки потряс Кальдера. В ней не осталось ни искры жизни, она не проявляла ни гнева, ни юмора. Уголки ее губ были обращены вниз, а обычно живой взгляд оставался пустым. Ее темные волосы, обычно хорошо уложенные, свисали тонкими прядями. Несмотря на то, что она уже давно не работала, на ней был ее обычный черный брючный костюм. Но ей сейчас явно не хватало гордой осанки. – Карр-Джонс поимеет тебя так, как поимел меня.

– Думаю, что со мной все будет в порядке, – ответил Кальдер. – Тесса ничего не сможет доказать, поскольку ничего не произошло. Кроме того, я делаю деньги, и «Блумфилд-Вайс» это учитывает.

– Я же денег для них не делаю, – вздохнула Джен.

– Будешь делать, – пожал плечами Кальдер.

– Брось, – фыркнула она. – Неужели ты полагаешь, что я когда-нибудь снова стану трейдером?

– Ты вполне с этим справишься.

– Не пытайся меня ободрять. Ты уже не мой босс.

Решив не обращать внимания на вполне оправданную горечь ее слов, он продолжил:

– Я никогда не мог взять в толк суть корпоративной политики.

– Это очень просто. Всем заправляют типы вроде Карр-Джонса.

– Знаю. Мне хочется, чтобы мы нашли способ дать ему достойный отпор. Может быть, даже стоит начать шантажировать его так, как он пытается шантажировать меня.

– Шантажировать его?

– Да. Ведь в этом была суть операции с Тессой.

Джен не ответила, словно погрузившись в глубокое раздумье.

– В чем дело? – спросил Кальдер.

– Ни в чем.

– Неужели есть нечто такое, что можно было бы обратить против Карр-Джонса?

Джен посмотрела на него, и впервые за вечер в ее глазах промелькнуло некоторое оживление.

– Ничего нет.

– Скажи же.

– Мне нечего сказать, – ответила она, даже, как показалось Кальдеру, с некоторым вызовом.

Кальдер отпил пива. Джен сделала глоток вина.

– Как идет дело? – спросил он.

– Хорошо. Мой адвокат знает, что делает. Она считает, что у нас отличные перспективы, особенно если ты не откажешься от своего заявления. По правде говоря, очень мало дел проходит через гражданский суд. Это дорогое удовольствие, и иногда может обернуться скверно для обеих сторон. Но адвокат думает, что «Блумфилд-Вайс» пойдет на мировую. Это будет стоить банку несколько сотен тысяч фунтов. Она хочет, чтобы я согласилась на сделку.

– А ты не хочешь?

– Нет. Я желаю вытащить мерзавца в суд, чтобы его ткнули носом в дерьмо.

– Что же, если меня спросят, я выложу всю правду.

– Спасибо, – прошептала Джен, опустив глаза.

– Ты скверно выглядишь, – сказал Кальдер.

– Я скверно себя чувствую, – ответила Джен, сопроводив свои слова глубоким вздохом. – Я ощущаю себя одинокой и глубоко несчастной. Я ненавижу Лондон, ненавижу «Блумфилд-Вайс» и все инвестиционные банки.

– Почему бы тебе куда-нибудь не уехать на несколько дней?

– Я не могу покинуть Лондон, пока дело не завершится. Кроме того, после моего возвращения ничего не изменится.

– У тебя есть кто-нибудь, с кем ты могла бы поговорить?

– Нет. Родители не разговаривают со мной с того момента, как я им сказала, что намерена предпринять. Папа с мамой считают, что я отправляю коту под хвост все дорогостоящее образование, которое они мне дали. А здесь я почти никого не знаю. Есть, правда, подруга, с которой я знакома еще со школьных лет, но она так загружена на работе, что мы почти не встречаемся.

– Кто это?

– Сэнди. Она вкалывает здесь на какую-то американскую юридическую контору. Ее жизнь не намного лучше моей. А моя, как тебе известно, высасывает из меня все силы.

– Если захочешь, ты всегда можешь поговорить со мной.

Джен не ответила. У нее был такой вид, словно она вообще ни с кем не хочет разговаривать.

– Чем ты займешься потом? После того как дело завершится? – спросил Кальдер.

– Не знаю, – ответила Джен. – А что я смогу делать? Меня не возьмет на работу ни одна фирма ни в Сити, ни на Уолл-стрит. Для меня ничего нет. Ничего.

Кальдеру хотелось утешить Джен, но он не знал как. Она с головой погрузилась в свое горе, не имея силы воли подняться на поверхность и сделать глубокий вдох. Он не был убежден, что ведение войны против Карр-Джонса как-то облегчает ее существование.

– Почему бы тебе не пойти на мировую с «Блумфилд-Вайс», не взять деньги и не вернуться в Штаты? У тебя там остались друзья. Ты достаточно умна и сможешь найти работу, которая будет, возможно, даже лучше, чем в «Блумфилд-Вайс».

– Значит, ты считаешь, что я должна сдаться? – спросила Джен звенящим от гнева голосом.

– Я считаю, что тебе следует уехать из Лондона и начать все заново. Я просто стараюсь быть реалистом.

– Реалистом?! Ты всегда страшный реалист! Нереальность заключается в том, что Карр-Джонс разрушил мою жизнь! И реальность такова, что я не позволю ему остаться безнаказанным. – Она опустошила бокал и закончила: – А теперь мне надо идти.

– Джен…

– Я сказала, что мне надо идти.

Как и ожидалось, финансовый управляющий Европейской экономической комиссии вышел в отставку, признав наличие неточностей в бухгалтерских отчетах, имеющих отношение к долгосрочным контрактам. Неточности тянули на миллиард евро и оказались значительно больше, чем кто-либо мог предположить. Облигации ЕЭК оставались на рынке, но только никто не желал их покупать. Некоторые клиенты «Блумфилд-Вайс» пытались от них избавиться, но корпоративный отдел не мог найти на них покупателей. «Не наступило ли время вступить в дело моей группе?» – задавал вопрос самому себе Кальдер.

Он обсудил это с Нильсом. Тот считал, что, несмотря на все прорехи в бухгалтерии, ЕЭК сможет в течение трех лет выбросить на рынок достаточно средств, чтобы расплатиться с долгами.

– Будем покупать? – спросил Нильс.

– А ты как считаешь?

– Если мы сможем получить их по цене ниже шестидесяти пяти, то это будет большая удача. Считай, что мы их просто украли. – Глаза Нильса сияли от предвкушения успеха.