Во мраке ночи - Эшли Роуз

— Ты должен был играть Гвидо? А Бианка…

— Александра…

— Ну, конечно, — выдохнула я, и внезапно обрадовалась тому, что прошлый проект закрыли. А зачем Калебу иметь дело с такой стервой, как Алекс?!

— Что ж…, начнем, — робко прошептала я, и внимательно впилась глазами в текст. — С момента, откуда я начала читать вслух сама себе, сидя на крыше…

— Давай, — рассмеялся Калеб, и повернул голову в мою сторону. Клянусь, его мутные глаза казались мне настоящими, видящими! Я не могла оторвать от них взгляд, словно находилась под действием гипноза, а эта улыбка…, черт, да, она сведет меня с ума! Я уже начинаю терять голову…

«Так, Анна, соберись…, это просто парень…, обыкновенный парень…»

Но внутри всё протестовало, кричало о том, что Калеб иной! Он другой, странный, загадочный и…, и такой же чужой в этом мире, как и я…

— Анна, ты начинаешь, — тихо прошептал парень, прервав мои мысли.

— Да, прости…, я просто…, я просто задумалась…

Калеб кивнул, и я тяжело выдохнув начала читать:

  — Приди с зарею первой!   Пока ты не придешь, мне жизни нет…  — О, распусти же ночь твоих волос   И в звездах глаз твоих дай мне увидеть   Себя как в зеркале. Пусть это тень,   Но, милая, пусть я останусь в тени…   И пусть твой взор не видит ничего,   Что не напомнит обо мне. Ревную   Тебя к тому, что видишь ты.  — Поверь мне,  Твой образ будет вечно предо мною.  Любой, ничтожнейший предмет напомнит  О милом. Но прошу тебя, приди  Пока еще не пробудится мир  От песни жаворонка. Буду ждать  Я на балконе…  — И ко мне навстречу   Ты спустишься по лестнице из шелка,   Ступая по жемчужно-алым нитям,   Как снег спускается на розы…  — Милый,   Приду я. Я твоя, в любви и смерти…

Ну, последние строки, просто убили меня на повал. И я опомнится, не успела, как оказалась с Калебом так близко к друг к другу, что наши плечи соприкоснулись. Молчание тянулось мучительно долго, и я не знаю, о чем сейчас думал парень, сидящий напротив меня, но вот я, явно витала где-то далеко, мечтательно представляя себе то, как Калеб перебирает мои волосы, нежно касается пальцами разгоряченной щеки…

«Анна! Приди в себя! Вы знакомы несколько дней! Да, что с тобой такое происходит?!»

Я слышала внутренний голос так отчетливо, словно это кто-то рядом читал мне нотации, прямо над ухом, но, тем не менее, не могла сопротивляться. Калеб не двигался, таинственно молчал, а я невольно поддавалась его примеру, не желая нарушать пугающую тишину…

Он был так красив, и…, я видела не только его внешнюю привлекательность! Внутри у этого парня был богатый мир, полный искренности и естественности. Калеб был слепым, и я пыталась вбить себе это в голову, но сердце не верило! Оно кричало, что передо мной сидит зрячий обыкновенный человек, который чувствует себя сейчас так же неловко и смущенно…

— Я не могу поверить в том, что ты ничего не видишь, Калеб, — внезапно прошептала я, и брови парня стремительно опустились вниз.

— Почему же?

— Вот просто не верю и всё…

— Весьма обнадеживающий ответ, — горько усмехнулся он, и провел рукой по каштановым блестящим волосам. — Есть ещё варианты?

— А они могут быть?

— Нет…

— Тогда зачем ты спрашиваешь?

— Хочу убедиться в том, что ты не строишь себе нафантазированных иллюзий. Я слепой, Анна, и этого не исправить…

— Я и не хочу, просто…, твои глаза такие живые…

Парень тяжело выдохнул, и непринужденно покачал головой.

— Нет, они мертвые…, и нет в них ничего живого…

— Но, как же ты…?

— Порой для того, чтобы увидеть, кем является человек на самом деле, не нужны глаза. Я просто ощущаю людей, и поэтому не испытываю утраты…Моя сверхчувствительность заменила мне зрение, и я привык с этим жить…

— Да, но, — я задумчиво замолчала, а потом, вновь уверенно повернулась к Калебу. — Они живые…, я точно это знаю…

Парень недоуменно нахмурился, и тяжело выдохнул. Столько скованности и робости было в его движениях, что я, смутившись, отодвинулась чуть назад, не понимая, смену его настроения. Может, я сказала, что-то не так?

— Я, пожалуй, пойду…

— Уже? — взволнованно протянула я, и невольно взяла теплую руку Калеба. Парень удивленно повернул голову в мою сторону, и я вновь ощутила особое чувство, словно меня пронзают насквозь всевидящим взглядом, но…, уже через секунду, моя рука безвольно лежала на крыше, а Калеб уверенно стоял внизу. Разочарованно выдохнув, я попыталась выдавить улыбку, а потом вспомнила, что он всё равно её не увидит…, тогда в чем же смысл?

— До, встречи Анна, — довольно протянул Калеб.

— Увидимся завтра…

— Непременно…

«Я очень хотела бы, чтобы ты меня именно увидел…» — тяжело выдохнула я, а потом добавила «Но это невозможно…»

Глава 8

Я сидела в кабинете по истории, и спокойно рассматривала доску, на которой были расписаны даты и новые определения. На удивление сегодня моё настроение было гораздо лучше, чем в предыдущие дни. Ни недовольства, ни гнева, ни злости — я была совершенно спокойна, тиха, как море в безветренную погоду. Рядом со мной по телефону щебетала Хейла, яро пытаясь донести до собеседника важность вещи, которая так её встревожила, но видно тому человеку было глубоко наплевать на её слова, и мне приходилось неоднократно слышать:

«Ты не понимаешь!» или «Мне это необходимо!»

В конце концов, девушка грубо захлопнула мобильный и, тяжело выдохнув, зажмурила глаза. Нервно оттолкнув волосы с плеч, Хейла горько закусила нижнюю губу, и испустила какой-то жалобный стон, напоминающий отчаянный вздох.

— Что-то случилось? — недоуменно поинтересовалась я, и придвинулась ближе к подруге.

Девушка не ответила.

— Хейла? Прием?

— Что ты…, я в порядке, — огрызнулась она, и резко распахнула карие глаза, которые так и светились грустью.

— Неужели?! Это прекрасно видно…

— Если я сказала, что…

— Хорошо, всё закрыли эту тему…

Я недоуменно пожала плечами, и вновь уставилась на доску. Это занятие пусть и невеселое, зато и не приносит никаких проблем…

— Ладно…, прости…, - выдавила из себя Хейла. — Просто я сейчас в плохом настроении.

— Так что же случилось?

— Мой отец…, он не хочет, чтобы я ехала с ним вместе в командировку…

— И?

— И я пробуду целую неделю только с мамой.

— Разве это плохо?

— Нет, это не плохо, — отрезала Хейла. — Это ужасно! Я не вытерплю мамины вечные тирады по поводу того, что можно делать, а чего нельзя!