Самураи. Подлинные истории и легенды - Хироаки Сато

Когда я проводила дни в деревне, люди говорили, что придворные навещают меня. Но раз для моего отъезда не было особых причин, эти сплетни не должны были доставлять беспокойство кому-либо. Если кто-то приходит навестить меня, как я могу сказать, что меня нет дома, и озадачить человека? Даже те, с кем я не знакома близко, навещают меня.

Последний раз я покинула двор, не сказав никому, где я собираюсь быть. Об этом знали только господин Цунэфуса, Средний капитан стражи Внутреннего дворца, и господин Наримаса.

Как-то пришел офицер Левого крыла стражи Внешнего дворца, Норимицу. Он сказал: «Вчера господин советник[18], Средний капитан приходил ко мне и спрашивал:

“Не может быть, чтобы вы не знали, где находится ваша сестра. Скажите же мне”. Я продолжал утверждать, что не знаю, но как же настойчив он был.

“Странно, – продолжал он, – что вы не говорите то, что на самом деле знаете”. Я едва не улыбнулся. Хуже того, в это время там присутствовал и Средний капитан, который напустил на себя столь невинный вид, что я бы рассмеялся, если бы наши глаза встретились. Я уже не знал, что и придумать, поэтому схватил лежащие на столе водоросли и стал жевать их. Люди, должно быть, подумали, что это странно – есть между трапезами. Но это позволило мне не сказать им, где ты находишься. Все было бы бесполезно, если бы я не сдержался и улыбнулся. Более же всего меня смешит то, что он решил, будто я на самом деле не знаю, где ты».

«Пожалуйста, – сказала я, – не говори ему».

Прошло несколько дней.

Однажды поздно ночью кто-то постучался в ворота так громко, что я подумала: каким бы ни было срочным дело, так ломиться в ворота неразумно, тем более что дом рядом. Как бы то ни было, я послала слугу узнать, кто там. Это оказался кто-то из Такигути[19]. Он сказал, что принес письмо «от офицера Левого крыла стражи Внешнего дворца». Хотя все спали, я принесла лампу, чтобы прочесть письмо.

«Завтра – последний день Священных чтений, – говорилось в письме. – Господин советник, Средний капитан, опять будет допытываться. Если он не отстанет от меня и будет спрашивать о тебе, я не смогу отвертеться снова. Я не сумею скрыть это. Должен ли я сказать ему правду? Что ты думаешь? Я сделаю так, как ты велишь».

Я не стала писать ответ, просто завернула маленький кусочек морской водоросли в бумагу и отослала его.

Какое-то время спустя он пришел и сказал: «Он не отставал от меня, так что целую ночь я был вынужден ездить с ним по тем местам, в которых, я заведомо знал, тебя нет. Он спрашивал так искренне, что мне было больно поступать так. Почему же ты не написала мне ответ, а вместо этого отправила какой-то завернутый в бумагу кусочек водоросли! Как можно заворачивать в бумагу что-нибудь подобное и посылать кому-либо. Ты перепутала?»

Я расстроилась, видя, что он не понимает, в чем дело. Не говоря ни слова, я написала на клочке бумаги, что лежал на чернильном камне:

Чтобы ты не указал,

где прячется «ныряльщик»[20],

Я заставила тебя съесть

эту водоросль.

И подала ему. Но он воскликнул: «Так ты написала стихотворение! Я не буду читать его!» Он отбросил клочок бумаги в сторону и убежал.

Так, хотя мы много говорили друг с другом и заботились друг о друге, наши отношения стали несколько натянутыми. Потом он написал мне: «Даже если случится несчастье, не забывай, пожалуйста, что мы поклялись друг другу. Надеюсь, что люди по-прежнему будут считать меня твоим братом».

Он любил повторять: «Тот, кто любит меня, не должен писать мне стихов. Любого, кто сделает это, я буду считать своим врагом. Только если ты решишь, что между нами все кончено, напиши мне стихотворение».

Поэтому я послала ему стихи:

Наша дружба разрушилась,

как горы Имо и Сэ.

Более ты не увидишь реки Ёсино[21].

Наверное, он так и не прочитал их. Он даже не ответил мне.

Вскоре он получил пятый ранг и был назначен губернатором Тотоми. Так, на плохой ноте, закончились наши отношения.

* * *

Норимицу, хотя и не любил тех, кто пишет стихи, чтобы выразить свои чувства и мысли, сам, тем не менее, назван в официальных летописях поэтом, ибо одно его стихотворение было включено в пятую императорскую антологию «Кинъёсю» (№ 371). Стихотворение предваряется заглавием, в котором говорится, что оно было составлено у заставы Осака по пути в Муцу и отправлено обратно в Киото. Норимицу был назначен губернатором Муцу в 1006 г., четыре года спустя после назначения в Тотоми, поэтому можно с уверенностью сказать, что оно не было адресовано госпоже Сэй.

Я думал, что спешу на восток один,

Но цветы сливы над изгородью

опередили меня.

Саканоуэ-но Харудзуми: Позор воина

Самурай, потерявший бдительность, может быть обесчещен – такой урок преподносит нам рассказ о человеке, жившем около 1000 г. Эпизод из «Кондзяку моногатари сю» (т. 29, разд. 21) также примечателен тем, что в нем четко устанавливается статус воина по отношению к придворной аристократии, которой он так или иначе служил в раннюю эпоху.

О воине Харудзуми мало что известно. Но имя упомянутого в рассказе губернатора Корэтоки появляется в нескольких источниках, начиная с 988 г., когда, согласно одному из дневников, на него было совершено покушение, и вплоть до 1034 г. Известно, что в 994 г. он с отрядом знатных воинов охотился за шайкой разбойников.

* * *

В местечке Ито провинции Кии жил человек по имени Саканоуэ-но Харудзуми. Он неустанно совершенствовался на пути воина и служил под началом губернатора Тайра-но Корэтоки.

Однажды он отправился в Киото по делам. У него были враги, поэтому он никогда не оставался без охраны. Он всегда имел при себе лук и стрелы, как и его воины. Поэтому никто не мог напасть на него.

Как-то ночью, в нижнем Киото, направляясь куда-то со своими людьми, он пересек дорогу нескольким знатным людям на лошадях. Впереди них шел отряд воинов и нарочито расчищал дорогу. Воины подбежали с криками к Харудзуми, и он слез с лошади. Но затем они приказали: «Эй, опустите луки и падайте ниц!» Смутившись, Харудзуми и его люди подчинились, оставив в стороне