В жизни не каждого теннисиста - Артём Романович Наумчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в это утро пришло какое-то нежданное письмо и это очень удивило Тома, в особенности, когда он его прочитал…
— Ты звал? — спросил я у отца.
— Да, тут письмо пришло, но клянусь сразу я не при чем, — сразу обозначился Том, ведь письмо было связано с теннисом, а он мне обещал больше не затрагивать тему тенниса.
Я развернул и прочитал письмо, оформленное в виде приглашения.
— Рональду Клоптону, — прочитал я с лицевой стороны. — Вы приняты в теннисную академию имени У. У. Клоптона.
Читая строки мне становилось все омерзительней с каждый увиденным словом, связанным с теннисом. Но вот факт того, что теннисная академия названа в честь какого-то моего родственника не отпускал меня…
Мы ранее не конфликтовали с Томом, но в это утро мне не хотелось с ним обращаться. Меня настигли те самые прошлые воспоминания… И Том это прекрасно понимал.
До обеда я сидел на открытом балконе мансарды в то время, когда на улице была минусовая температура. Том ушел на работу, а я все сидел и пытался выбросить все те страшные мысли прошлого, чуть ли не покрываясь холодным снегом. Но мысли тех ожесточенных лет, к сожалению, пока что не отпускали меня. Мне казалось, что, начав новую жизнь, мне не придется вспоминать прошлое… Пока что прошло недостаточно времени, чтобы до конца окунуться в новую свободную жизнь.
К счастью, в промежутке этих восьми лет жизнь меня наградила любящей, красивой и достойной девушкой. Наша взаимная симпатия стала заметна уже на втором месяце первого семестра. Я признался ей в любви как обычный парень… В один из дней мы шли по улицам Йорка, разглядывая светящиеся огни от домиков старого города. И в сердце моем что-то загорелось сказать пару слов, в последствии которых мы перестали быть просто друзьями: "Ты нравишься мне, быть может стать нам парой, любящей друг друга до конца своих дней?". Ее ответов стала улыбка, от счастья которой она сразу сказала "да", ведь сама ждала такого вопроса. У нас закрепились хорошие любовные отношения, которые не должны были заканчиваться. Мой отец познакомиться еще перед новым годом с семнадцатилетней Мэри Фуллер, которая жила в радость своих ежедневных мечтаний. Так как она любит творчество, Мэри всегда дарила мне саморучные изделия. Девушка она любящая по-настоящему… Поэтому мы с ней проводили много времени, просыпаясь вместе в одной кровати. Но Мэри пока что не рассказывала своей семье про меня. Это мне казалось странным, ведь я не видел ничего такого в том, что у девушки появляется ухажер. У Мэри были белые волосы с ярко-зелеными глазами, напоминающие мне пеструю летнюю аллею. Она была не среднего роста, как раз подходя для меня. Хоть сам я вырос за эти годы, что мой рост составлял метр восемьдесят. А Мэри была чуть ниже меня. Ее постоянные наряды безупречно сидели на ней. Когда мы куда-то ходили, мне казалось, что мы являемся самой красивой парой. Так как мой отец имел хорошие отношения с Мэри, он попросил ее прийти ко мне в день получения письма, с отрицанием того, что он ни в чем не замешан. Я верил ему, ведь за восемь лет Том мне на раз не соврал.
На улице было холодно, шел снег и дул ветер, подзывающий снежную вьюгу. Сидел я на балконе в уютном кресле, как полностью замороженная и остолбеневшая мыслями статуя. Но как только я увидел вдали силуэт Мэри, то я вскочил и побежал на первый этаж, чтобы встретить ее, по дороге надевая что-нибудь приличное.
— Привет Рональд! — улыбаясь, говорила Мэри, звоня в звонок.
— Проходи, — впустил я ее, немного теряясь в своих словах и мило посматривая на нее.
— Твой отец сказал, что ты не в настроении, поэтому я и пришла.
— Мой отец сказал? — переспросил я.
— Да, я шла с курсов домой и встретила его по дороге, — разуваясь, говорила Мэри. — Так что случилось?
И тут я понял, что Мэри не знает про мое прошлое и она также не поймет причину моего состояния из-за данного письма. Пришлось ей все рассказать… Меня мучали мысли о прошлом, я не знал рассказывать ли все Мэри или оставить все в тайне? Как никак мне хотелось, чтобы она стала моей будущей женой. Но вот мое прошлое могло отбить чувства Мэри. Поэтому, если рассказывать ей, то очень сильно рисковать.
Я отвел ее на кухню, где вначале пытался намекнуть на всю эту историю, чтобы самому не говорить прямолинейно. Мои намеки были бессильны и мне пришлось сказать фразу, произнося которую я переживал больше, чем в момент признания в любви. Я рассказал все, что мне пришлось пережить в то время. Такой откровенности Мэри от меня явно не ожидала. А с каждым произнесенным словом мне становилось самому не по себе, но всей этой истории, наполненной жестокости. В начале Мэри как-то сомневалась в моих словах, но я показал ей и ту самую газету 1983 года, где была статья о том интернате, где ранее проживал я. Она разглядывала эту газету, не веря в то, что мне удалось это сделать. К сожалению, я вспомнил все то время, рассказывая в подробностях все случившееся со мной.
Как только мой рассказ подошел к концу Мэри положила газету на стол, подошла ко мне и крепко-крепко обняла, осознавая все те страдания. К счастью, она отнеслась к моему прошлому с пониманием и меня это безумно радовало.
И вот, когда Мэри узнала про мой единственный открыток жизни, скрывающий ото всех мое настоящее детство, она начала задавать вопросы: "Каково тебе там было?", "Хочешь ли ты вернуться к тем детям?". На все эти вопросы мне не хотелось отвечать, хоть я иногда в звездные ночи думаю о тех ребятах, с которыми мы проводили время и вместе наказали ничтожных людей.
Затем я рассказал Мэри о письме-приглашении. Из-за него мне становилось постоянно тошно на душе, поэтому даже в руки я не хотел его брать, да и в глаза видеть тоже. Мэри взяла это письмо, лежащее в прихожей, и молча прочла его.
— А вот отсутствие отправителя очень настораживает… Не так ли?
— Да, есть такое.
— Мне кажется, что не надо тебе ехать в эту школу, — говорила Мэри.
— Я и не собирался, — перебивая, сказал я. — Это все странно, в особенности название школы,
