Журнал «Вокруг Света» №02 за 1980 год - Вокруг Света

Как бы там ни было, командир орудия Савостин прошел от Сталинграда до Берлина, побывав со своею гаубицей в смертельных боях на Курской дуге, на Яссо-Кишиневском направлении и под Прагой. Орденоносцем вернулся на байкальские берега. «Припал к воде первым делом, напился, как помолился, тогда уж дела делать пошел...»

А дел на Байкале в ту пору было много, как и везде. Налегали на отлов омуля. Надо было кормить людей, и подножные корма играли первоочередную роль.

И недавний артиллерист стал во главе рыболовецкой бригады. Вода не подводила, выдавала рыбакам, что могла, пока не оскудела. Но и живая вода может иссякнуть... Так и случилось с южным Байкалом. Закрылся рыболовецкий колхоз. Рыбаки разъехались кто куда, в основном подались на север, где водились еще рыбные косяки. Степаныч не погнался за высоким заработком. Заякорился... Потянуло совестливого рыбака к гидробиологам, ихтиологам, рыбоводам. И любая экспедиция охотно брала Степаныча на сезон, как сейчас вот Байкальский лимнологический институт.

«Ну что же, паря, надо, так надо, — собирался Степаныч на наших глазах в путь. — Для Байкала ни своего здоровья, ни старухиного покоя не пожалею.. »

И мы, готовясь к плаванию, не могли обойтись без последних советов знаменитого рыбака. Нашли его на хариусовом нерестилище недалеко от устья Большой Речки. Здесь Степаныч завершал отлов хариуса для Бурдугузского рыборазводного пункта. Надо было построить заездок, перегородив речку, выбирать хариуса из плетенок-морд, давить икру, собирать ее в инкубаторы и отвозить в Бурдугуз. На базе рыбоводы выращивали мальков, а потом выпускали их в Байкал. Руководили операциями специалисты, а большую часть практической работы выполнял, конечно, Иннокентий Степанович Савостин. Ему приходилось и охранять заездки от любителей таежной поживы.

Мы хорошо помнили случай, который произошел на заездке во время нашего посещения Большой Речки. Сидя за чаем в зимовье, мы увидели в оконце, как из тайги вышли трое бородачей с топорами. Подошли к заездку, огляделись. Самый широкоплечий шагнул на поперечное бревно и вонзил в него свой топор. Мы повскакивали с лавок. «Я сейчас, мигом», — успокоил нас Степаныч, сорвал ружье со стены и бросился на берег. Он сказал несколько слов бородачам, покачав двустволкой. Те огрызнулись, вскинули свои топоры на плечи и зашагали восвояси.

«Тоже рыбачки, — объяснил нам Степаныч, возвращаясь. — Вверху ждут хариуса... Икры хочется... Думали хоть напослед наших выловов поживиться. Решили, раз я один остался, можно заездок кончать. Да я с ними, как на фронте с немчурой, покороче!.. Хенде хох! Гее цум тойфель! Это значит: руки вверх и пошли к черту!»

Тогда мы воочию убедились, что Степаныч беззаветно предан науке Байкала, потому что ждет от нее пополнения рыбных богатств озера-моря. И к нам старый рыбак отнесся с полной серьезностью — любое слово в защиту славного моря нелишне! И мы с первых же шагов нашли в Савостине настоящего друга нашей добровольческой экспедиции...

Покачавшись на затухающих волнах, наши суда приткнулись борт о борт. Мы с Пилипенко перескочили на горячую палубу, вцепились в руки Степаныча и заговорили наперебой, пока не выдохлись. Тогда наш гурман вступил в разговор, начал по моряцкой этике издалека.

— Куда путь держишь, Иннокентий Степаныч?

— Да так, всякую мелкоту пришли ловить. — Степаныч кивнул на розового рачка-многоножку, присохшего к палубе. — Лимнологическому институту надо знать все про этих гамарусов.

— Ну и как улов?

— Этого-то добра хватает... Степаныч умудренно мигал рыжими ресницами.

— Омуль от нас не уйдет, а вот силу живородящую поддержать в Байкале надо, чтобы рыбы прибавилось... Пусть научники скажут свое слово, вы, к примеру, свое, а я уж в помощь...

Он, конечно, прибедняется — и сам может выдать по-своему, по-рыбацки, не меньше, чем кандидат наук. Заслушивались мы его, когда рассказывал нам о нравах Байкала, о переходах омулевых косяков, о повадках байкальской нерпы, об излюбленных нерестилищах рыбы, и когда и чем болеет она, и какой корм у нее в почете в какое время, и когда на какую мушку поймать благородного хариуса, и какие ветры сопутствуют рыбалке, и уйму других интересных вещей... И конечно же, союз любого ученого с таким знатоком из народа не может не быть плодотворным. Об этом нам говорил и Виктор Ручьев с упоминанием савостинских наблюдений.

Но на этот раз мы не стали углубляться в разговор о науке Байкала. Нас волновала погода.

— Как думаешь, Степаныч, сарма не накроет нас тут?

Рыбак втянул из сигаретного бычка в углу рта и выпустил струйку дыма, которая сразу стала невидимой на фоне Байкала. Но Степаныч проследил, как рассеивается дымок, глаза его взблеснули под самыми бровями рыжими блесенками.

— Нет. Барометр мой меня сегодня не беспокоит. — Степаныч весело похлопал себя по пояснице. — Спиной всякую погоду чую... Но, ребята, шабашить надо вашу затею, испытание выдержали, желание доброе доказали, удаль проявили, дальше по этой дороге идти — себя потерять. — Степаныч оглядел нашу потрепанную дору, незло ухмыльнулся и продолжал:

— Не пойдет она дальше, ребятки, поганая юшка. Байкал защищать на большом да на крепком корабле надо. А так одна насмешка получается...

Трудно было возражать старому байкальскому рыбаку. Оставалось пристроиться в кильватер катеру и следовать за ним в Хужир.

— Чайка-то, — кивнул Степаныч на белый комочек в вышине. — Охотится как заведенная.

Чайка тут же на глазах кинулась из небесной голубизны в синь Байкала, прямо на свое отражение...

Геннадий Машкин

Фото А. Лехмуса

Старый-престарый способ. Айзек Азимов

Бен Эстес знал, что скоро умрет, и чувствовал себя ни на йоту не лучше от сознания того, что смерть вот уже несколько лет была его постоянным спутником. Такая уж у звездных старателей работа — их жизнь никогда не бывает легкой. Короткой — почти наверняка, а вот долгой и радостной — дудки! Конечно, всегда есть шанс откопать что-то интересное, даже нарваться на месторождение драгоценных камней или металлов и обеспечить себя до конца дней, но такое случалось редко, очень редко. А вот то, с чем столкнулся он, Бен Эстес, наверняка превратит его в мертвеца.

Харви Фюнарелли тихо застонал на своей койке, и Эстес, поморщившись от боли в противно скрипнувших мышцах, обернулся. Да, туговато им пришлось. То, что он, Бен, не получил таких тяжелых травм, как Харви, было чистой случайностью. Просто Фюнарелли оказался ближе к точке удара, вот и расшибся почти в лепешку. Бен с угрюмым состраданием посмотрел на приятеля и спросил:

— Ну как ты, старина?

Фюнарелли снова застонал, пытаясь подняться.

— Кажется, все суставы вывернуло наизнанку, -проворчал он. — Не удивлюсь, если теперь смогу ходить только коленками назад. Во что это мы врезались?

Слегка прихрамывая, Эстес подошел к другу.

— Не вставай, Харви, не надо, — попросил он, видя, что тот собирается спустить ноги с койки.

— Ничего, — кряхтя, ответил Фюнарелли. — Я, кажется, смогу подняться. Дай только руку. О! Больно, черт! Наверно, ребро треснуло. Потрогай-ка вот здесь, только осторожно. Так что все-таки случилось, Бен?

Эстес махнул в сторону главного иллюминатора. Фюнарелли, опираясь на плечо друга, с трудом подошел к нему и выглянул наружу. Вокруг мерцали бесчисленные звезды, но астронавт не удостоил их даже беглого взгляда. То, что его интересовало, находилось гораздо ближе и было скоплением каменных глыб разных размеров, плававших в пространстве подобно рою сонных ленивых пчел.

— Ну и ну! — произнес Фюнарелли. — Такого я еще не видывал. Что они тут делают?

— Плавают себе в аквариуме, что же еще? Должно быть, это осколки крупного астероида. Видишь, они все еще кружатся вокруг разрушившего этот астероид объекта. А теперь и мы вместе с ними.

— А что это за объект?

— Вон, смотри! — Эстес указал рукой туда, где в кромешной тьме изредка вспыхивали мелкие голубые искорки.

— Ничего не вижу.

— Неудивительно. Это «черная дыра».

В глазах Фюнарелли мелькнул ужас:

— Да ты, видно, спятил, старик! — дрожащим голосом воскликнул он.

— Ни капельки. Ты же знаешь, что «черные дыры» могут быть самой разной величины. Масса этой, например, приблизительно равна массе большого астероида. Так я, по крайней мере, предполагаю. Мы ведь крутимся вокруг нее как на веревочке. А кроме «черных дыр», в космосе нет ничего, что способно удерживать крупные предметы на орбитах и при этом оставаться невидимым.