23 - Игорь Лесев

На это Алиса протянула мне еще одну открытку. На ней тоже был изображен букет цветов, но уже желтого цвета. Какие именно это были цветы, я не знал, так как, кроме роз, кактусов и ромашек, никаких других толком не различаю. Количество цветов я считать не стал, так как их было слишком много, да к тому же они были маленькие, какие-то даже неказистые. Я перевернул открытку и увидел то, что и ожидал увидеть, – очередное стихотворение. Я прочел его.

У красоты смертельный лик,И слезы неба будут долго.Когда прощаться будешь с ним,Вернешься к той, по ком скорбишь.

Очередной слабо рифмованный бред. Неужели все это следует воспринимать серьезно? Хотя, если вспомнить, почему я вообще здесь, то не так уж и мало психов на этой земле. По крайней мере, Алиса – это тот человек, который не станет смотреть на меня очумелыми глазами, если я ей буду рассказывать о своем сне и Димке Обухове, о женщине с порносайта в красном платье и без глаз, о своем лучшем друге, которого я встретил на несуществующей улице. В общем, похоже, я нашел ненормальную по интересам. В конце концов, у девушки горе, и даже если Анилегна права и Алиса действительно не в ладах с рассудком, по крайней мере, она не ходит под вечер на кладбище в дождь. В любом случае странно из двух ненормальных выбирать более ненормальную. Но Алиса хотя бы красивая.

– Почему ты молчишь? – Алиса отвлекла меня от моих размышлений.

Черт, я совсем забыл о стишке!

– Обычный ненормальный стишок, ничего более. Не знаю, что тебя в нем так испугало.

– Ты разве не понимаешь, о чем в нем говорится?

– А о чем в нем говорится? Какой-то бред о смертельном лике, о слезах неба (хотя и дураку понятно, что имеется в виду дождь, который льет уже без перерыва целый день), о какой-то скорби. Что ты хочешь от меня услышать?

– Сегодня утром Анилегна позвонила мне в дверь и сказала, чтобы я не забыла взять с собою эти две открытки. У меня началась истерика, я эти открытки выкинула еще прошлым летом, сразу после похорон мамы. Мне кажется, если бы я тогда их не взяла у Анилегны, с мамой бы ничего и не случилось. А когда я сегодня выбежала на улицу, то обнаружила эти открытки у себя в куртке. Как они могли там оказаться?

– Подожди, но ты мне только об одной открытке рассказывала. Откуда вторая взялась?

– Мне Анилегна прислала вторую письмом сразу после похорон мамы.

– А с чего ты взяла, что вторую открытку тебе прислала именно Анилегна?

– А кто еще это мог сделать?! – почти выкрикнула Алиса.

Действительно. Ерунду спросил.

– Ну а что тебя в стихе пугает?

– В нем говорится, что я скоро умру. Я прочитал стих еще раз.

– Слушай, Алиса. Кроме весьма пространного намека на дождь во второй строке, который, к слову, весной идет очень часто, ничего общего с тем, что происходит сейчас, и твоей будущей смертью я не вижу. – Хотя, по правде говоря, я и сам стал понимать содержание стихотворения. Намек на смерь Алисы, притом весьма скорую, присутствует.

– Виктор, строчка «У красоты смертельный лик» – это о тебе, ты ведь красивый парень, – Алиса говорила скороговоркой, но начало мне чертовски понравилось, хотя сейчас явно не время было заниматься самолюбованием. – Вторую строчку ты уже сам расшифровал, в ней говорится о непрекращающемся дожде, который сейчас идет. Третья и четвертая строчки прямо указывают на то, что после прощания с тобой я встречусь с той, по ком скорблю, то есть со своей матерью. Все ведь очевидно, разве ты этого не видишь?

Логика присутствовала, но я еще раз попытался разуверить Алису в том, во что поверил уже сам:

– Алиса, это всего лишь графомания, к тому же не очень удачная. Тебе не кажется, что Анилегна просто пытается свести тебя с ума, а ты только слепо веришь во все эти бредни?

– Ты сам не веришь в свои доводы, – я почувствовал, как Алиса взяла меня за руку. – Давай не будем прощаться, хотя бы сегодня, хорошо? – Она посмотрела на меня с такой мольбой, что у меня самого чуть не выступили слезы.

– Ну, хорошо. – я замялся, – но, Алиса, мне надо сегодня увидеть одну женщину, я, собственно, из-за нее и приехал в Васильков.

– Давай ты это сделаешь завтра, пожалуйста. Странно, как быстро такая хрупкая девушка смогла довериться фактически не знакомому ей человеку. Но я не мог позволить поддаться на ее уговоры, по большому счету, я и сам подозревал, что жить мне если и чуть дольше, чем Алисе, то ненамного. По крайней мере, до Пасхи.

– Алиса, мы сейчас найдем эту чертову улицу Гагарина, я задам вопросы матери своего. своего одноклассника, и все остальное время мы будем вместе. – Я сжал крепко ее руку.

– Хорошо, только пообещай, что ты не оставишь меня одну сегодня.

– Обещаю.

– Нам лучше доехать на такси, будет намного быстрее. Мы вышли на дорогу ловить машину. Движение на дороге было небольшим, по-видимому, мы забрели в какую-то отдаленную часть города, так как ранее встречавшиеся нам в основном старые четырехэтажные хрущевки сменились на одноэтажные частные дома сельского типа. Алиса замахала рукой, и я увидел, как возле нас остановился зеленый «москвич».

– Довезите нас, пожалуйста, до улицы Гагарина.

– Так это в другую сторону, мне не по дороге – водитель явно не был настроен «грачевать».

Тут вмешался я:

– Десять гривен.

– За двадцать довезу.

Вот сука! В моем Г. в любую точку такси за пять возят, а частник и за трешку довезет. Здесь же расценки должны быть схожими, видимо, просек гаденыш, что я не местный.

– Договорились.

Я попытался сделать отрешенное лицо, но получилось плохо. Двадцатку было жалко. Мы уселись на заднее сиденье, и Алиса по-прежнему не отпускала моей руки. Водитель развернул свой «москвич», и мы поехали вновь к центру Василькова. Уже стемнело, но по силуэту я узнал здание автовокзала, а чуть погодя мы проехали и дом, где живет Алиса.

Постепенно меня стал волновать один вопрос, который я таки задал:

– Слушай, а где я буду сегодня ночевать?

– У меня, – девушка посмотрела на меня такими широко открытыми глазами, что я понял, что под «ночевать» подразумевается исключительно сон в ее квартире, и не более.

– Нам еще далеко ехать? – я обратился к водителю.

– Уже почти приехали, следующая улица. Следующая улица оказалась без асфальта, мы ехали по каким-то кочкам и камням. Машину изрядно трясло. Кругом была сплошная темень, силуэты маленьких одноэтажных домов угадывались лишь из-за света горевших внутри них ламп.

– Все, Гагарина.

– А дом двадцать три – это где?

– Это в конец улицы, сейчас подъедем.

Я с сожалением отдал двадцатку, и мы выбрались из машины. Дождь по-прежнему моросил, хотя был уже не таким сильным, просто монотонным. Меня начали изрядно волновать два вопроса. А вдруг сейчас мамы Димки или Сони нет дома, как тогда мы с Алисой будем отсюда выбираться? И второй: если там сейчас все дома, как меня там встретят, да еще и с незнакомой девушкой?