И придет волчица… - Ирина Шевченко

– Я, по-твоему, совсем дурак?

На мою попытку его успокоить он разразился гневной тирадой, с упоминанием драных хоров, всех известных мне разновидностей демонов и недоделанных некромантов. И резануло вдруг по ушам и по сердцу змеиное «шэк» – одно из тех резких саатарских словечек, что вставлял в минуты злости в свои монологи мой зеленоглазый эльф.

Я обещала больше не плакать, но тогда я не знала всего, родной.

– Сэл…

Слезы не потекли. Я просто уткнулась лбом в грудь растерявшегося парня и стояла так какое-то время, чувствуя на своем плече его руку.

– Гал, скажи, что там случилось? Он обидел тебя? Обидел? Хочешь, я вернусь и убью эту мразь? Только скажи…

Я сморгнула, убеждаясь в отсутствии под веками позорной влаги, и подняла на друга глаза.

– Что? – насупился он еще сильнее. – Чему ты улыбаешься?

– Да так. Только заметила, как ты вырос. Когда мы танцевали в Стречную ночь, ты был лишь чуть-чуть выше меня, а теперь…

– Не нужно со мной, как с ребенком.

– Но ты действительно вырос.

Только дети все еще растут, Сэл. И я не могу ничего тебе рассказать.

Старший наставник выслушал посетителя и нахмурился.

– Как вам в голову пришло дать ей запись?

Магистр Салзар сам не раз уже пожалел об этом. В принципе его вполне устраивали предыдущие результаты расследования: убийца мертв, принц Кэллиан жив. Известие о незамеченном ими телепорте стало ударом. Все сначала! Все с нуля! Но с другой стороны, неуловимый колдун слишком непредсказуем, чтобы позволить ему разгуливать на свободе.

– Если бы я не дал ей запись, мы бы до сих пор пребывали в неведении.

– Тоже верно. Но как мы сами могли не заметить?

– Я думал об этом. Огонь, нестабильный фон – это, конечно, могло послужить причиной искажения, но…

– Договаривайте, тэр Салзар.

– Я полагаю, мы имеем дело с намеренным вмешательством на стадии записи.

– Исключено, – веско бросил Медведь. – При съемке присутствовали только наставники школы, я не допустил даже вольных магов, желавших помочь.

– Значит, это мог сделать кто-либо из учителей, – осторожно произнес Салзар. – Это объяснило бы, как магистру Феасту удалось беспрепятственно покинуть Марони, а после столь же легко возвратиться.

– Чушь! – не желал соглашаться Марко. – Есть и другие объяснения.

– Пусть так, – не стал спорить Ворон. – У нас будет время обсудить это. А сейчас нужно рассказать обо всем герцогу и его величеству. Дождаться их реакции и составить план дальнейших действий. Но прежде давайте определимся, как быть с вашей ученицей.

– Я категорически против того, чтобы задействовать Галлу, – высказал свое мнение наставник. – Она неопытна и часто бывает вспыльчива.

– Это да. – Ворон осторожно коснулся шишки на затылке. – Именно поэтому я считаю, что неразумно держать ее в стороне. Она ведь не остановится и натворит таких дел, что мы с вами не разгребем и до конца своих чародейских жизней.

– Может, запереть где-нибудь до окончания дела?

– Я думал о чем-то подобном. Но скольких магов вы готовы на это выделить, тэр Марко? Или закуете ее в наручники со «слезами демонов»? Сомневаюсь, что эта девица простит вам подобное отношение. А ведь у вас, помнится, были на нее планы.

Старший наставник в задумчивости поднял глаза на сидящего перед ним колдуна:

– Даже не знаю, как правильней будет поступить. А что это у вас на лбу?

– Где? А, всего лишь царапина. Видели бы вы мой номер! Тогда не сомневались бы, что вашу Галлу нужно держать на коротком поводке. Причем во всех смыслах. Кем она оборачивается?

– Что?

– Она же маг-перевертыш?

– Галла? – рассмеялся Марко. – «Оборотка» – единственный раздел, в котором она не продвинулась ни на шаг.

– Все же иллюзия, – пробормотал пристыженный некромант. – Но как реально смотрелось! Так что вы решили?

– Поговорю с ней завтра.

– Не советовал бы затягивать. Я еще кое-что вам не сказал: кажется, ваша ученица взяла кристалл. По крайней мере, в моей комнате его уже нет.

Галла

Я никому и ничего не могу рассказать. Сэлу – оттого, что хотела бы защитить его от жестокой, но пока не коснувшейся его правды жизни. Лайсу – оттого, что тогда он решит защитить меня. Сразу же представился масштабный семейный скандал, экстренно вызванный на Тар дядюшка-дракон, поспешные сборы и моя насильственная телепортация куда-нибудь подальше от Марони. А вот нечуждый мстительных наклонностей Эн-Ферро может и задержаться, и тогда я стану не только беситься из-за собственного вынужденного бездействия, но и за него волноваться.

– Ласси, если папа спросит, скажи, что я размяться пошла.

– А мне с тобой можно?

– Можно, но не нужно. Лучше в Улики сбегай. Шоколад у меня в сумке возьми – порадуй девчонок…

Пусть все остается как есть. Пусть мучится нелепыми сомнениями Сэллер, подозревая меня во всех смертных грехах. Пусть отправляется со следующего почина в лесной лагерь Эн-Ферро, пребывающий в полной уверенности, что его друг успел перед смертью отправить на тот свет своего убийцу.

А я останусь здесь. Даже если королевский посланник уже наябедничал наставнику и с завтрашнего дня мне будет отказано в обучении. Даже если ко мне приставят десяток магов, призванных следить, чтобы я не путалась под ногами у дознавателей. Даже если… А что еще они могут сделать? В самом деле посадить меня в тюрьму? Выслать из герцогства?

Значит, нельзя терять время.

Но что у меня есть? Кристалл памяти, который я стащила у Салзара, и очередное его заверение в том, что преступник не уйдет от возмездия. Заверение можно с чистой совестью отбросить – уже довелось убедиться в несостоятельности дознавателя. А вот кристалл пригодится.

«Память, она живая, малыш, – учил меня отец. – Нужно только уметь до нее достучаться…»

У меня в руках сейчас память. Память четырех стихий. Огня, отобравшего жизнь у моего любимого. Воздуха, который услужливо разносил по комнатам посольства безжалостное пламя. Оплавившейся от пожара Земли. И бессильной что-либо исправить Воды. Но эта память не живая. Я не могу до нее достучаться, папа. Она мертва, как и тот, по ком я теперь не плачу.

«Энергетическая съемка событий используется и в обучении. Наставник создает плетение и записывает процесс, ученик настраивается на его образ и подключается к чужой памяти. Входит в фиксированный образ и впитывает в себя необходимые навыки…»

Моя собственная память насмехалась, подсовывая выдержки из книг. В нашей школе подобную методику не применяли: слишком дорогой способ. Но, впервые столкнувшись с упоминанием о нем, я задумалась, нельзя ли таким образом проникнуть в чужое сознание, вытянуть из него воспоминания, не связанные с учебным процессом. Спросила об этом у наставника. Медведь тогда не на шутку озадачился, а поразмыслив, пришел к выводу, что можно, хотя он сам о таком и не слышал. И если бы сейчас мне удалось настроиться на колдуна и влезть в его грязные мыслишки…

Но эта память была мертва. Запись делали не во время трагедии, а несколько часов спустя, когда Неизбежная уже провела непереходимую черту, отделив мертвое от живого. Линия Омсты – так называют тарские маги эту невидимую грань. Линия Омсты…

Мысль еще не успела оформиться, а руки уже принялись за дело. Линия Омсты – живое к живым, мертвое к мертвым. Ее используют, устанавливая контур от нежити. Ее вычерчивают некроманты, взывая к духам умерших, защищая себя от гнева вернувшихся из небытия. Эту черту наводят вокруг кладбищ, предупреждая нежеланные пробуждения. Живое к живым. Мертвое к мертвым. А если попробовать наоборот?

Контур я провела мечом прямо по вытоптанной траве. Несколько раз проверила, не прерывается ли где кособокий круг. Внутрь вписала такой же кривой четырехугольник. В конце концов, главное в этом деле – символика, а не геометрическая точность, и если я рисую квадрат, то это и будет квадрат, пусть он и смахивает больше на трапецию. Намного важнее, чтобы мне удалось наложить правильное, а точнее – неправильное плетение: вывернуть линию Омсты не от себя, ограждаясь от мира мертвых, а к себе, временно причислив себя к сонму ушедших и отгораживаясь от живых. Но прежде чем сделать это, я укрепила защиту вокруг малыша. Прогулка в небытие никоим образом не должна отразиться на Дэви, сыночек и так пострадал сегодня, ощутив предназначенную его самоуверенной мамаше боль. А теперь за дело…

Сверкающая змейка обежала углы и изгибы вырезанного поверх травы и земли рисунка, наполняя силой каждую линию. Контур замкнулся.

Сначала была темнота.

После где-то поблизости замерцал огонек. Теплый и живой. Потом еще один, потом еще, и еще, и еще. Пять огоньков. Три из них – тусклые, не дающие ни света, ни тепла. Это люди. Мне они неинтересны. Мне нужен тот, другой. Тот, от которого веет огненной мощью, болью и смертью. Тот, чья переполненная тьмой аура почти сливается с окружающим меня мраком. Тот, в чьих мыслях я смогу отыскать ответ на мучающий меня вопрос: где мне искать тебя, мразь? Где? Стоит только подойти поближе, вдохнуть в себя твою тьму и погрузиться в поток мыслей, блуждавших в твоей голове в ту ночь, когда ты шел по коридорам Посольского дома, неся в руках смерть. Мне нужно лишь подойти к тебе, тварь!