Алкоголик - Андрей Воронин

До дачного поселка он добрался в четыре часа дня. Это место было ему знакомо лишь по нарисованному от руки плану, который он получил две недели назад от одного из людей Хромого, и Абзац не сразу понял, что уже достиг цели. Хвойный лес по-прежнему стеной стоял по обеим сторонам дороги. Под ногами лежал гладкий, влажно поблескивающий после дождя асфальт, обочина дороги была твердой и ровной, без ухабов и ям. Потом справа вдруг возник ответвляющийся от дороги узкий боковой проезд - асфальтированная аллея в окружении огромных мрачных елей. Проходя мимо, Абзац автоматически повернул голову и увидел резные деревянные ворота в полтора человеческих роста и казавшийся матовым из-за осевших на нем мелких капелек воды багажник чьей-то черной "Волги". На левом столбе ворот красовалась умело вырезанная двойка в окружении каких-то вычурных деревянных завитков, а в глубине участка из зелени торчала островерхая крыша, крытая красной черепицей. Жестяной колпак над дымоходом тоже был узорчатым, ажурным по краю, а на его верхушке торчал флюгер в виде веселого черта, показывающего кому-то нос. Этот целиком скопированный со старинного рижского флюгера хвостатый бездельник окончательно убедил Шкаброва в том, что он достиг конечной цели своего путешествия: вряд ли фермер и тем более лесник пошел бы на расходы, связанные с изготовлением и установкой подобного архитектурного излишества. Это была, конечно же, чья-то дача, и, судя по номеру на воротах, где-то поблизости в лесу скрывались коттеджи под номерами один, три и так далее. Дача номер девять, внутрь которой намеревался проникнуть лохматый неформал Варнаков, располагалась, если следовать привычной логике, по другую сторону дороги.

Абзац закурил, поправил на плече ремень сумки и двинулся дальше, перейдя с нормального походного шага на шаркающую ленивую иноходь принципиального бродяги и бездельника, обкурившегося до полной потери ориентации во времени и пространстве. С первого взгляда на эту сутулую фигуру становилось ясно, что он не имеет никакого представления о том, куда и зачем идет. Со стороны он напоминал совершенно опустившееся существо, дрейфующее по свету по воле ветра и волн в обход милицейских постов.

Боковые аллеи теперь густо следовали одна за другой с интервалами в двести - двести пятьдесят метров. Миновав четыре, Абзац остановился посреди пятой, вынул из наколенного кармана бутылку и, свинчивая колпачок, как бы между делом бросил взгляд через дорогу.

Ворота, видневшиеся в конце сырой еловой аллеи, были не железными, как он почему-то вообразил, а деревянными. Широкие, матово-черные плахи мореного дуба были взяты в прочную раму из стальных уголков, тоже выкрашенную в черный цвет. На этом мрачном фоне начищенная до блеска медная цифра девять горела, как маленькое солнце, и была заметна даже издали.

Легкий ветерок пробежал вдоль шоссе, заставив широкие еловые лапы колыхнуться и сбросить на землю заряд крупных холодных капель. Он шевельнул спутанные пряди мертвых чужих волос, в беспорядке лежавшие на плечах потертой мотоциклетной куртки. Несколько сорвавшихся с ветвей капель упали Шкаброву за шиворот. Он зябко повел плечами, отхлебнул из бутылки, растер подошвой армейского ботинка окурок и, по-прежнему держа полупустую бутылку в опущенной руке, ленивой заплетающейся походкой стал по диагонали пересекать проезжую часть, прямиком направляясь в готовую захлопнуться западню.

Глава 7

КРОШКА В ЧЕРНОМ

Чиж вышел на высокое крыльцо и глубоко вдохнул сырой после затяжного дождя воздух, до отказа наполненный такими непривычными ингредиентами, как аромат хвои, грибной запах и обыкновенный кислород, не загаженный выхлопными газами. Таким воздухом хорошо дышать, когда у тебя нет никаких проблем: на рыбалке, у костерка, и чтобы позади, на границе света и тьмы, стояла палатка, которая тебе не пригодится, потому что спать тебе не хочется, а на костре чтобы булькал котелок с ухой или шипели, роняя на пышущие жаром угли капли жира, нанизанные на длинные шампуры шашлычки... Ну и, конечно, чтобы в правой руке был стаканчик, а в левой - бутылочка. Нет ничего вкуснее, чем шашлычки с зеленью, да под холодную водочку! Говорят, что шашлыки лучше всего идут под сухое красное, но это брехня, эстетские изыски. Этого красного нужно выпить ведро, чтобы получился хоть какой-то эффект, и эффект этот известен наперед: будешь бегать в кусты каждые две минуты - вот и весь эффект.

Чиж встряхнулся, отгоняя посторонние мысли, и еще раз внимательно осмотрел просторный двор, засеянный короткой и густой изумрудной травой, какой не встретишь в природе. Идеально ровный газон занимал всю площадь двора и был разлинован гладкими, как стекло, бетонированными дорожками. Дорожка пошире вела от широких дубовых ворот прямо к приоткрытым дверям гаража, за которыми тускло поблескивал в полумраке хромированными деталями высокий радиатор здоровенного пикапа "шевроле". На этом пикапе зажравшаяся обслуга кондрашовской дачи возила, видите ли, дрова и вообще использовала его для хозяйственных нужд, как какой-нибудь мотоблок производства Минского тракторного завода.

Из гаража, старательно вытирая ничем не запачканные руки, вразвалочку вышел человек в потертых джинсах и тесноватой рабочей куртке с масляным пятном на животе. Когда он зачем-то обернулся к стоявшей в гараже машине, Чиж заметил в кармане его джинсов тяжелый брусок портативной рации. Слева под мышкой его куртка странно топорщилась, и Чиж подумал, что внимательному наблюдателю весь этот маскарад покажется смешным.

- Гаврилов, - позвал он водителя, - сгинь. Не отсвечивай ты, Христа ради. И другим скажи, чтобы попрятались. Актеры из вас, как из меня.., гм.., генерал.

Он запнулся, потому что привычное сравнение по какой-то странной ассоциации воскресило в памяти недавний разговор с Лаптевым. Чиж так и не понял, чего хотел от него подполковник, намекая на продвижение по службе. Над всеми его намеками и посулами ощутимо висело невысказанное "если": все будет хорошо и даже великолепно, если... Если что? Разговор шел об Абзаце. Лаптеву не нравилась перспектива изловить легендарного киллера, и он этого не скрывал, а потом вдруг ни с того ни с сего принялся нахваливать Чижа и прочить его в генералы... "Это что же, - подумал Чиж, - он что, пытался намекнуть, чтобы я оставил Абзаца в покое и дал ему довести начатое до логического завершения? Да ну, чепуха же! Лапоть, конечно, не гений, но не настолько же он глуп, чтобы снюхаться с Хромым!"

Дойдя до ворот, он обернулся и в последний раз окинул взглядом казавшийся приземистым из-за своей огромной площади трехэтажный особняк и широкий двор с изумрудной травкой, светлыми бетонными дорожками и черными пирамидами старых елей, которые были в беспорядке разбросаны по участку. По случаю летнего времени многие окна были распахнуты настежь, в том числе и широкие окна зимнего сада, из которых буйно выпирала темно-зеленой листвой какая-то нездешняя флора. В глубине дома надоедливо тренькал под чьими-то неумелыми пальцами дорогой концертный рояль, легкий ветерок играл занавеской в одном из окон второго этажа. Двор был пуст, если не считать одинокого охранника, который клевал носом, сидя на вынесенном из будки у ворот стуле. "Идиллия, - подумал Чиж. - Потерянный и вновь обретенный рай. В таких местах человек поневоле расслабляется, поскольку именно для этого они и предназначены. Забор высокий, ворота прочные, охрана на местах, и потенциальная жертва под шум леса ощущает себя в полной безопасности. У профессионального киллера психика, конечно, покрепче, поустойчивее, но какое-то, пусть минимальное, воздействие обстановка оказывает и на нее. Значит, он тоже расслабится, хотя бы чуть-чуть, ровно настолько, чтобы не заметить западни. Вот тут-то мы его и прихватим, потому что мы - в частности, я - расслабляться не имеем права."

Чиж толкнул тяжелую калитку и, очутившись за воротами, сразу же сошел с подъездной дорожки в лес. Малинник громко затрещал под его неуклюжими, привычными к ровному городскому асфальту ногами. Здесь, под темным пологом еловых лап, среди замшелых стволов и гнилых пней, этого малинника росло черт знает сколько, и был он из-за недостатка солнечного света чахлым, худосочным, почти лишенным листвы, на две трети высохшим и таким трескучим, словно его посадили здесь нарочно в качестве дополнительного средства сигнализации и оповещения. На свободных от этих зарослей участках упруго пружинил скользкий ковер старой хвои вперемешку со здоровенными, как спелые бананы, еловыми шишками. Многие шишки выглядели не то расклеванными, не то разгрызенными - в таких тонкостях Чиж не разбирался.

Он поскользнулся на старой червивой сыроежке, вполголоса выругался и закурил: кислорода здесь было столько, что его избыток поневоле хотелось как-то нейтрализовать.

Невидимое за сплошной стеной старых раскидистых елей шоссе шумело совсем рядом - то есть, не то чтобы шумело, но периодически давало о себе знать звуком проносившихся по нему машин. Откуда-то издалека долетел приглушенный расстоянием гудок пригородной электрички. В перерывах между этими урбанистическими шумами в лесу царила тишина, нарушаемая лишь шелестом верхового ветра в еловых лапах да стуком дятла, и можно было без труда вообразить себя находящимся за тридевять земель от Москвы, в глухой тайге за Уральским хребтом.