О всех созданиях - прекрасных и удивительных - Джеймс Хэрриот

Его сестра присоединилась к общему смеху, и мне стало неловко при мысли, что мистер Крамп у себя дома лишний.

— Мы идем в клуб на школьный спектакль, — энергично заявила его супруга. — И уже опаздываем, так что всего хорошего!

Она быстро удалилась в сопровождении детей, и грузный мистер Крамп смущенно уставился им вслед.

Руки я кончил вытирать в полном молчании, но затем спросил:

— Ну, а как насчет обещанного?

Он нерешительно посмотрел на меня, и лицо его приняло еще более удивленное выражение.

— А вы… вы, правда, хотели бы попробовать?

— С большим удовольствием. Я еще не ужинал, и посошок на дорожку будет не лишним.

— Так я сейчас!

Он скрылся за дверью кладовой в глубине кухни и тотчас вернулся с бутылкой янтарной жидкости и рюмками.

— Это мое ревенное, — сказал он, наливая щедрой рукой.

Я осторожно попробовал, сделал глоток побольше и охнул, словно проглотил жидкий огонь.

— Крепкая штука! — сказал я, переводя дух. — Но вкус очень приятный. Да, очень.

Под одобрительным взглядом мистера Крампа я отпил еще.

— В самый раз, — сказал он. — Выдерживалось почти два года.

Я допил рюмку. Вино уже не прокладывало огненной дорожки до желудка, но словно плескалось в пустоте о его стенки, а ноги вьюнком оплетала приятная теплота.

— Прелесть, — сказал я. — Чудо!

Фермер даже плечи расправил. Он снова наполнил рюмки и с восторженным вниманием следил, как я пью. Когда рюмки опустели, он вскочил на ноги.

— А теперь я вас угощу кое-чем другим! — Он легкой рысцой направился в кладовую и вернулся с другой бутылкой — на этот раз с бесцветным содержимым.

— Бузинное, — объяснил он, слегка отдуваясь.

Я попробовал и был поражен тонким букетом: на языке у меня словно танцевали сверкающие пузырьки.

— Просто потрясающе! Настоящее шампанское. Нет, у вас талант! Я даже не представлял себе, что домашнее вино может быть таким вкусным.

Мистер Крамп секунду смотрел на меня молча, и вдруг уголок его рта задергался, и все лицо осветилось неожиданной застенчивой улыбкой.

— От вас первого я такое слышу. А то можно подумать, что я людей травлю, когда предлагаю им своего винца. Так и воротят нос, а виски и пиво пьют и не морщатся.

— Ну, им же хуже, мистер Крамп! — я смотрел, как он вновь наполняет мою рюмку. — Ни за что бы не поверил, что такую прелесть можно делать дома самому. — Я посмаковал глоток бузинного. — Нет, правда, не хуже шампанского…

Я еще не допил и половины, как мистер Крамп вновь зарысил в кладовую, откуда тотчас донеслось позвякивание. Он появился с бутылкой, полной чем-то кроваво-красным.

— Ну-ка, попробуйте! — пропыхтел он.

Я уже ощущал себя заправским дегустатором и первую капельку покатал на языке, слегка прищурившись.

— Н-да… гм… а-а! Просто марочный портвейн, но и еще что-то. Особенное послевкусие. И что-то знакомое… Это же…

— Ежевика! — торжествующе провозгласил мистер Крамп. — На славу удалось. В позапрошлую осень я его делал. Ежевичный был год.

Откинувшись, я отхлебнул бархатное темное вино. Оно ласкало рот, согревало и прятало в себе еле уловимый намек на вяжущий вкус ягод. Перед моими глазами словно повисали тяжелые гроздья, глянцевито-черные, поблескивающие в лучах осеннего солнца. Эта идиллическая картина соответствовала моему настроению, которое с каждой минутой становилось все великолепнее. Мой взгляд с благодушным одобрением скользил по деревенской кухне, уютной без претензий, по свисающим с крючьев окорокам и кускам копченой грудинки, по лицу моего гостеприимного хозяина напротив, не спускающего с меня жадных глаз. Только сейчас я заметил, что он так и не снял кепку.

— А знаете, — произнес я, поднимая рюмку и изучая на свет ее рубиновое содержимое, — я просто не могу решить, какое из ваших вин мне нравится больше. Они все одинаково превосходны и при этом совсем не похожи одно на другое.

Мистер Крамп тоже расслабился. Он откинул голову, радостно хохотнул и тут же снова наполнил рюмки.

— Это еще что! У меня там десятки бутылок и все разные. Вы еще попробуйте.

Он побрел в кладовую и вернулся с целой охапкой бутылок всех размеров и цветов.

«Какой обаятельный человек, — подумал я. — И как же я в нем ошибался! Так легко было счесть его бесчувственным тупицей, а теперь его лицо просто светится дружелюбием, радушием, живым умом».

Забыв обычную неловкость и скованность, поглаживая принесенные бутылки, он быстро и горячо заговорил о винах и тонкостях их изготовления.

Блестя глазами, он увлеченно рассуждал о прихотях брожения и выпадения в осадок, о послевкусии и букете. Он, как знаток, сравнивал достоинства шамбертена и нюи-сент-жорж, монтрашета и шабли. Энтузиазм заразителен, но фанатизм неотразим, и я сидел околдованный, а мистер Крамп ставил и ставил передо мной все новые образчики своих достижений, умело чередуя и смешивая их.

— А это вам как?

— Очень неплохо…

— Или чуть сладковато?

— Пожалуй…

— Верно! А вот если так? — Добавляются тщательно отмеренные капли из безымянной бутылки. — Ну, что скажете?

— Чудесно!

— А теперь вот это. Островато, а?

— Ну-у… Может быть…

Вновь в рюмку падают таинственные капли, и вновь тревожный вопрос:

— Так лучше?

— Идеально.

Сам он пил со мной — рюмка в рюмку. Мы отведали вина из пастернака и одуванчиков, из первоцвета и петрушки, клевера, крыжовника, свеклы и лесных яблок. Как ни невероятно, но вино из турнепса оказалось настолько восхитительным, что я попросил вторую рюмку.

Мало-помалу все вокруг теряла темп, замедлялось. Время и вовсе остановилось, утратило смысл. Тот же процесс происходил и с мистером Крампом: наша речь, наши движения становились все размеренней, все неторопливее. В кладовую он теперь шествовал с некоторым трудом, иногда выбирая сильно извилистый путь, а один раз оттуда донесся оглушительный грохот — я даже испугался, что он шлепнулся среди своих бутылок, а они рухнули на него. Но я не встал и не пошел посмотреть, что случилось, а некоторое время спустя он вновь присоединился ко мне, словно бы целый и невредимый.

Было около девяти часов, когда в наружную дверь легонько постучали. Но я ничего не сказал, потому что не хотел перебивать мистера Крампа.

— Эт-та, — говорил он, нагибаясь ко мне и постукивая указательным пальцем по пузатой бутылке, — эт-та почище мозельвейна, вот так. Прошлогоднее, и буду вам весьма обязан, коли вы скажете, как оно вам.

Он нагнулся над самой рюмкой и заморгал, но налил ее.

— Ну и как же оно? Так или не так?

Я глотнул и помолчал. К этому времени всякая разница во вкусе успела исчезнуть. А к тому же мозельвейна я не пил ни разу в жизни. Тем