Политика - Адам Тёрлвелл

И Моше, у которого не было гладильной доски, ползал по кафельному полу ванной, отглаживая свою единственную рубашку, чертыхаясь, дергая утюгом и снова чертыхаясь на цементные вмятины между плиток.

Он обожал ее. Он обожал в Ней все. Он любил даже выходные дома у Папы.

В такие дни он сидел в оранжерее и листал старый номер журнала, ну, скажем, “Риски для профессионалов”. На этажерке лежала толстая стопка журналов. Лакированное красное дерево этажерки скручивалось петлями и завитками. В ней было что-то от кренделя. Моше перелистывал “Риски для профессионалов”. На развороте была реклама Цюрихского бюро финансовых услуг. “Строить отношения, решение за решением”. Это был их слоган. Ниже — цитата из Уильяма Хэзлита: “Пройдя по дороге, узнаешь о ней больше, чем из любых описаний и догадок”. Под цитатой маленькая фотография потрепанных чемоданов. На противоположной странице красовалась глянцевая фотография пыльной тропы. Садилось солнце. Свет подернулся дымкой печали по уходящему времени. “Годы нашего опыта помогут вам в вашем пути”, деловито гласил заголовок.

Это последняя утопия на свете, счастливо думал Моше, разглядывая фотографии на пианино — немного заляпанный вид на озеро Леман, бегущая за бабочкой Нана.

Моше прочел лиловый листочек, вложенный в “Риски для профессионалов”, извещавший о деловом завтраке в Британской ассоциации банкиров на тему “К снижению опасностей экстремизма”:

С приходом глобализации крепнет и совершенствуется голос антикапитализма. Терроризм и экстремистская ментальность требуют от нас стратегического планирования, предусмотрительности и разработки цельной культуры, направленной против атак подобного типа. Без такой подготовки эффективное противодействие будет невозможно.

Моше обожал все это. Он обожал Нану.

Он пытался представить себе, как это — любить его. Это было невообразимо.

Иногда он лежал и думал о любви втроем. Но он не мог припомнить ни одной знаменитой троицы любовников. Это было странно. Он вспомнил фильм “Жюль и Джим”. Но мысль была недолгой, потому что Моше ни разу его не видел.

9

Но нам ничто не мешает поразмыслить про “Жюля и Джима”. Это фильм Франсуа Трюффо. Из всех персонажей нашего романа (кроме меня, а я не персонаж) только Папа видел этот фильм. Фильм Франсуа Трюффо “Жюль и Джим” был снят по роману Анри-Пьера Роша “Жюль и Джим”. Папа, большой поклонник фильма, умудрился получить английский перевод романа — “Классической французской любовной истории” — в сентябре 1983 года. Книгу прислали ему бесплатно, с наилучшими пожеланиями от журнала “Опшнз” и издательства “Паванн”.

Франсуа Трюффо сказал, что, прочитав роман, он понял, что это случай сделать в кинематографе нечто новое. Он нашел сюжет, радикально отличавшийся от сюжета любого другого фильма. До тех пор в любом фильме были хорошие персонажи, которые нравились публике, и плохие персонажи, которых публика не любила. Просто и недвусмысленно.

А в “Жюле и Джиме” у публики не получится выбрать любимого главного героя, потому что ей придется полюбить их одинаково сильно. Каждый из трех центральных персонажей в чем-то хорош и в чем-то плох. Вот этот-то элемент, который он назвал “антиселективностью”, больше всего зацепил Трюффо в сюжете “Жюля и Джима”.

На самом деле мне не кажется, что в фильме “Жюль и Джим” так и происходит. Мне лично никогда не нравилась героиня Жанны Моро. По-моему, она абсолютно эгоистична и непривлекательна. Но мне нравится ход мысли Трюффо. Мне по душе его идеал.

Моше задремал. Он слушал деловой шум города. Он дал Финзбери свое благословение. Он благословил всех еврейских бездельников.

Дружба Жюля и Джима не дала им равенства в любви. Они примирились со своим несходством. Все звали их Дон Кихотом и Санчо Пансой.

Везде какая-то двойственность.

10

А что же Нана? Была ли она счастлива? Неужели это и было тихое семейное счастье?

Постойте. Пока ничего не случилось. Две девушки пару раз поцеловались, вот и все.

Конечно же, это было тихое семейное счастье.

Как-то вечером, в постели с Моше дома в Эджвере, Нана смотрела на три открытки с Миффи, которые повесила над сосновым икеевским письменным столом, когда ей было десять лет.

На них были:

Миффи, разглядывающая картину Мондриана (как ее представлял художник).

Миффи, заглядывающая в заснеженное окно.

Миффи, сидящая на желтом полумесяце среди желтых звездочек на темно-синем небе.

Над открытками висел плакат со слоном Бабаром в зеленом костюме и с котелком, уютно зажатом в игривом хоботе.

Такие вот декорации.

Она думала, что это и есть тихое семейное счастье. Это и было тихое семейное счастье. Нана была счастлива.

В этот вечер она была особенно счастлива, потому что в этот вечер ее звали Бруно. Вы не ослышались, Бруно. А что по этому поводу думал Моше? Вернее сказать, не Моше. В этот вечер в постели у Моше тоже было другое имя. Нана окрестила его Тедди.

Ясно?

Нана — Бруно. Моше — Тедди.

Нана была счастлива. Девочка, которую пугал секс, сражалась со своими страхами. Она придумала свой собственный сценарий. Нана вступила на путь извращений.

Извращений?

Да, пожалуй, это извращение. Если двадцатипятилетняя девочка притворяется в своей детской спальне десятилетним мальчиком, это грязно, без спору. Может, даже слишком грязно. Может, секс не должен терять связи с реальностью. Смешной секс несексуален. Он сбивает с толку. Моше был совершенно сбит с толку. Бруно сказал Тедди, как ему нравятся его нежные руки и как прекрасна их припудренная тальком гладкость. А прозаичный, лишенный воображения Тедди ответил, что они так нежны, потому что он моется Е45 вместо мыла. У него экзема. При экземе мыло нельзя.

Моше не удавалась эта фантазия. Он не знал, что следует говорить.

Моше, Бруно, Тедди и Нана слушали шум дождя.

— Люблю слушать дождь с тобой в постели, — сказал Бруно своему лучшему и самому близкому другу Тедди, переворачиваясь на другой бок. Она свернулась калачиком в своей хлопковой пижамке в яркую полосочку. — Ты таакой миленький лапочка.

Это все фантазия. Сейчас я подробно растолкую фантазию Наны. Тедди и Бруно учатся в первом классе. Но они не учатся в одной школе. Они получают образование в разных школах. Но на выходные они снова могут встретиться и поболтать. Они болтают и, пока болтают, притворяются, что им не надо разлучаться или играть с другими мальчишками. Нет, что бы ни происходило в школе, они всегда ждут только этих выходных. Они преданы друг другу. Тедди и Бруно привыкли к роскоши общения, они лучшие друзья. Они родственные души. Такая вот фантазия. Такая вот история. Тедди читал Бруно “Маленького принца”. Нана настаивала, что Тедди и Бруно были непослушными детьми, и читали в темноте, светя себе фонариком под одеялом. Что это, инфантилизм? спрашивал себя Моше. А если и да? Его это не слишком беспокоило. Его радовало, что Нана счастлива. Ему нравилось, когда Нана сексуальна.

По крайней мере, Моше предполагал, что дело дойдет и до секса.

А Тедди разговаривал с Бруно. Он сказал Бруно, что ему трудно заснуть. Воспитательница беспокоится за него. Он ложится спать и слышит громкие удары своего сердца. И еще астма. Трудно дышать, приступы удушья, это называется астма. Тедди поведал Бруно, что каждый раз, когда он пытается уснуть, он представляет себе, что играет в крикет. Звучит глупо, но это так. Он стоит с крикетной битой. Абсолютно реальное ощущение. Ему кажется, что он стоит у черты и бьет битой по отметине, раз за разом, как по телевизору. Кровь стучит в ушах. Моше замолк.

— Это просто тревожный сон, — сказал Бруно срывающимся голосом.

Бруно был развит не по годам. Ему еще и восьми нет, а уже читал Фрейда.

Они лежали в бывшей детской, рядом с ящиком, полным игрушек. В ящике лежал немного помятый кивер с длинным искусственным мехом. Нана получила его за храбрость, когда ей пришлось накладывать швы на лбу. Все Нанины музыкальные аттестаты Объединенной Комиссии — фортепиано и флейта, с первого по восьмой класс — висели в рамочках на стене. Рамочки были пластиковые, часть из них с позолоченными рельефными завитками, часть простые.

— Помнишь, — сказал Тедди, — как скатываешься с дивана спиной на подушки, и у тебя как будто исчезает живот?

Нана взглянула на плечи Моше, покрытые редкими тонкими волосками. Ее груди сплющенными овалами свешивались на один бок.

— Ты в порядке? — спросила она.

И Тедди, исполняя внутреннюю арию любви, страсти и всепоглощающего желания, прошептал:

— Сеарашо.

Он откинулся на спину, потом уронил голову на бок в ее сторону. Два его подбородка потерлись друг о друга. Он поцеловал ее. Она поцеловала его.