Дары ненависти - Людмила Астахова

– Мой князь? – лорд-секретарь изобразил вежливое недоумение. Вопрос был риторическим. Как еще назвать правителя, который на протяжении трехсот лет кропотливо и методично превращал разоренные гражданской войной задворки Империи, где даже рожь не каждый год родится, в государство, которого теперь и впрямь боялись от северных границ Синтафа до восточных рубежей Эббо? Если не терпеливым, то каким?

– Мне всегда казалось, что правитель должен быть терпеливым, – князь вздохнул и стер со стекла свои загадочные письмена. – И клянусь белыми волками Оддэйна, я таковым и был. Разве нет, Конри?

– Безусловно, мой князь. – Конри уже давно почуял, к чему клонит его повелитель, и недоумение изображал просто в силу традиции.

– Я был бесконечно терпеливым, Конри, но даже моему терпению пришел конец. – Вилдайр Эмрис развернулся от окна так резко, что волчьи хвосты в его длинных серебристых косах с размаху ударились о стекло. – Разве я просил тебя доставить в Эйнсли Атэлмара в цепях со всеми чадами и домочадцами?

– Поверьте, мой князь, как раз с императором Синтафа вышло бы проще, – вздохнул лорд-секретарь, отводя глаза.

– Верю, – Повелитель Архипелага фыркнул. – Именно поэтому он мне и не нужен. А кто нужен, ты знаешь. И я все еще жду, когда же мои любезные подданные соизволят выполнить приказ. Скажи, Конри, долго мне еще ждать? Или, может быть, мы с тобой соберем Совет Эрнов и сообща попросим северян повременить чуть-чуть и дать нам еще время подготовиться, а?

– Мой князь, вы знаете, что интересующая вас особа…

– Пять раз, Конри. Пять неудачных попыток! Она заколдована, что ли, эта женщина?

– Она же шуриа, – пожал плечами лорд-секретарь.

– О да, – Вилдайр хохотнул. – А потому сбрасывает свою змеиную шкуру, отводит всем глаза и просачивается сквозь пальцы вместе с утренним туманом! И варит похищенных младенцев-ролфи в большом котле. Придумай мне еще пару свежих баек о Третьих, Рэналд.

– Мой князь, если бы мы имели дело только с тайной стражей Синтафа, Третья уже ловила бы свое отражение в водах Мэрддин. Но кроме нас есть еще конфедераты. Боюсь, что Эббо играет на опережение, а Идбер…

– Да-да, я понял, понял, – князь отмахнулся. – Кругом враги, тайная стража Синтафа ужасна, конфедераты еще хуже, а про северян и говорить нечего. А мои столь дорогие Гончие внезапно оказались беззащитными овечками. Дорогие в смысле дорогостоящие, Рэналд. Может быть, мне дешевле и быстрее окажется попросту перекупить синтафскую полицию, а?

– Мой князь, люди делают все, что могут, – жестко ответил Конри. – И я не знаю, почему раз за разом операция срывается. И мне неизвестно, кто именно сдает моих людей.

– Так выясни это, Конри, – Вилдайр пожал плечами. – И найди уже среди моих Гончих того, кто сможет выполнить приказ своего князя. У нас не осталось времени на деликатность. Если твоя очередная попытка тоже окончится неудачей, мне придется действовать силой. А ввязаться в настоящую войну с Синтафом сейчас – значит гарантированно проиграть потом, особенно когда в нашу драку влезут конфедераты.

– Полагаю, мой князь, что я уже нашел.

– О! – Повелитель Архипелага выгнул правую бровь. – Так уверенно сказал! Что же, он настолько хорош, этот человек?

– Она, милорд.

– Женщина? – Эмрис выгнул и левую. – Ты уверен, что это разумно?

– Мужчины потерпели неудачу. Сказать по совести, мой князь, я действительно в замешательстве и устал получать головы моих лучших людей в корзинах с опилками. Использовать женщин в таких делах не принято, так, может быть, сработает неожиданность там, где отступил опыт…

– Ты представляешь себе, какое тявканье начнется, если ее поймают? – улыбнулся Священный князь. – Женщина в разведке! Ролфийская волчица в овчарне диллайн! Ха, мне начинает нравиться эта идея… Даже если она провалится, ты же найдешь способ раздуть скандал, чтоб это использовать, да, Конри?

– Безусловно, милорд.

– Тогда действуй. Но учти – прежде я хочу на нее посмотреть, – Вилдайр подмигнул своему лорду-секретарю.

– Если вам будет угодно посетить мой дом нынче вечером, это можно будет устроить, – Конри и глазом не моргнул.

– Дом? – князь склонил голову к плечу в веселом недоумении. – Ты не вызовешь ее сперва в Штаб, а сразу потащишь к себе в логово, Конри? А вдруг она не согласится на такое опасное задание? Куда ты тогда денешь тело – в саду закопаешь?

– Согласится, – лорд-секретарь ответил волчьей ухмылкой. – Она обеими руками за него схватится, мой князь. Ей есть ради чего рисковать. Она ведь старшая Кэдвен.

– Ого! – Эмрис громко рассмеялся, закинув голову и показав крепкие белые зубы. – И что же будет приманкой? Наверняка поместье и доброе имя отца?

– Разумеется. Грэйн Кэдвен притащит нашу дичь в зубах, и не повредив шкурки притом, милорд. Я следил за этой семьей. Девушка помешана на желании вернуть землю и отцовскую честь.

– Мы все этим одержимы, Конри, – посерьезнел князь. – Не забывай об этом. Земля и честь – большего у нас нет. Но почему она? Ты жаждешь искупления или же решил отправить дочку вслед за отцом? Не сказал бы, что ты поступил тогда с Кэдвеном по-дружески. Попахивало предательством то дело, а?

– Сэйвард не был моим другом, – сухо отозвался лорд Конри, на этот раз твердо выдержав прямой взгляд своего князя. – И Сэйвард знал, на что шел. Она тоже будет знать. И если ей удастся…

– Конечно, в случае успеха пусть владеет своим Кэдвеном, Рэналд, – Эмрис пожал плечами. – Бесплодный кусок камней и болот, насколько я понимаю. Корона компенсирует тебе эту потерю. А вот насчет восстановления чести ее отца надо будет подумать. Впрочем, вопрос оплаты встанет лишь после ее возвращения с победой, а пока… Обещай ей хоть пол-Конрэнта, пусть только привезет мне эту шуриа живой и невредимой. Да. Я определенно хочу взглянуть на дочь Сэйварда эрн-Кэдвена. Жди меня после заката, Рэналд, и не забудь про горячий эль. В прошлый раз твой повар переборщил с корицей, учти это.

Джойана Алэйа Янамари

Еще одно утро, еще один рассвет, еще один день. Когда ты чувствуешь первые лучи солнца, даже если светило сокрыто за непроницаемой толщей облаков, так, словно кожи нет совсем. Больно, нестерпимо больно, ослепительно больно, и эта боль такая восхитительная, такая сладкая, доводящая до экстаза. Она означает – ночь была так темна, что смерть снова заблудилась и сбилась с пути. Но ты проживешь еще один день, а кто-то из немногочисленных сородичей ушел навсегда.

К полудню в Янамари явился тив Удаз собственной персоной, подтвердив подозрения. Вот уж кого Джона видеть не хотела. Совсем-совсем, а лучше вообще никогда-никогда. И если столичные эсмонды умели скрывать свои чувства за маской равнодушия, то в провинции не только нравы были проще, но и манеры значительно грубее.