Дикая птица - Елена Анатольевна Кондрацкая

не могла вдохнуть достаточно глубоко, чтобы грудь перестало сдавливать. На лбу выступил холодный пот, и пришлось схватиться за край стола, чтобы унять дрожь в теле.

«Он так просто… так просто…» – мысли путались, сталкивались друг с другом, не позволяя сосредоточиться. Перед глазами заплясали красные мушки.

Рогнеда чувствовала себя запертой, загнанной в угол. На мгновение ей показалось, что она снова оказалась в тишине реки в тугих объятиях мавки. Ещё немного – и потеряет сознание, опустится на тёмное дно реки и перестанет существовать. И она ничего не сможет с этим поделать. Ничего. Она совершенно беспомощна.

– Кар! – Дагни клюнул рубин в её перстне, вытаскивая хозяйку обратно на свет.

Рогнеда заморгала, с удивлением осознавая, как быстро колотится сердце. Руки были холодны как лёд, и она приложила их к разгорячённому лицу, чтобы окончательно прийти в себя.

– Ладно, всё будет хорошо, – сказала она Дагни. – Где наше не пропадало. Нам просто нужен надёжный план.

Кощея Рогнеда видела один раз. Пять лет назад, когда он пришёл к отцу за карточным долгом. Та игра оказалась для отца особенно неудачной: когда деньги и дом оказались проиграны, он поставил свою младшую дочь Яснораду. Предложил её Кощею в жёны или в рабыни.

Кощей был высок и худ, длинные белоснежные волосы ниспадали на плечи и спину, выделяясь на фоне дорогих чёрных одежд. Кожа на молодом лице такая светлая и тонкая, что можно было разглядеть каждую венку под ней, раскосые глаза – расплавленное золото – холодно блестели, околдовывали и манили. Рогнеда смотрела на него, словно завороженная. Он казался таким могущественным, древним и потусторонним.

Кощей взглянул на отца с презрением. Скользнул незаинтересованным взглядом по Рогнеде, которая притаилась у печи, и остановился на Яснораде, сидевшей на полу и возившейся с игрушками. Он долго смотрел на неё, а потом указал на гребень в её косе, гребень, принадлежавший матери Рогнеды. Целое состояние, что ему задолжал отец, Кощей променял на кусочек соснового дерева, на котором, словно отражения друг друга, были вырезаны образы девоптиц: с одной стороны Сирин, а с другой – Алконост.

Рогнеда хорошо помнила этот гребень, в нём не было ничего необычного, ничего волшебного. А Кощей был известным охотником за артефактами и сокровищами. Она помнила, как загорелись золотые глаза, когда заприметили гребень, с которым игралась сестра на полу у печки. Кощей медленно поднял тяжелую от золотых перстней ладонь и указал пальцем на сестру.

– Дашь гребень – прощу долг, – говорил он неспеша и тихо, но каждое его слово врезалось в сознание.

Отец не верил своей удаче и едва сдерживал улыбку. А когда дверь за Кощеем закрылась и в комнате будто сразу стало светлее, он расхохотался.

– И зачем ему понадобился этот гребень? – пробасил отец, садясь за стол и наливая в чарку медовухи. – Он же даже не волшебный.

– Может быть, просто понравился? – предположила Рогнеда и не поверила своим словам.

Отец покачал головой и отхлебнул из чарки.

– Не будь это сам Кощей, я бы сказал, что сделка вышла удачной. Но раз он обменял столько золота на гребень, значит, цена этому гребню ещё больше. Знать бы только, в чём соль…

Рогнеда легла на лавку, выныривая из воспоминаний. Просто так к Кощею не попасть, все знали, что он не любил гостей. Да и одной к нему в терем соваться – гиблое дело. Едва ли она сможет проникнуть незамеченной, так что нужен был кто-то, кто отвлечёт на себя внимание Кощея, пока она занимается кражей.

Рогнеда стянула со стола карту и развернула. Указанный Финистом квадрат был в глубине терема. Ни одного окошка, значит, птицам не пробраться. Да и вряд ли они смогли бы утащить целую шкатулку.

Нужен подельник. Дагни спрыгнул Рогнеде на живот и принялся прохаживаться взад-вперёд, периодически выковыривая нити из ткани.

– Напомни мне как-нибудь завести парочку друзей, Дагни, – Рогнеда вертела карту то так, то эдак, размышляя.

– Кар, – ответил Дагни.

Раньше она всегда брала с собой Войко туда, где не могла справиться самостоятельно. Рогнеда раздражённо выдохнула и накрыла картой лицо. Теперь она оказалась совсем одна. Никогда не думала, что останется без Войко.

– Зачем ты подвёл меня? – пробормотала Рогнеда.

– Кар.

– И что? Подумаешь, не разрешила жениться. Тоже мне, повод мстить.

– Кар.

– И секла я его за дело!

– Кар.

– Сломанные рёбра он сам себе заработал! И глаза сам, по собственной глупости лишился! Уйди! – Рогнеда раздражённо смахнула с себя Дагни и села. – Совестью решил стать? Выметайся!

Дагни перелетел на подоконник, обиженно посмотрел на хозяйку серым глазом и выпорхнул в окно.

* * *

В Царских Палатах было необычно тихо. Слуг не видно, немногочисленные стражники прохлаждались, предпочитая службе крепкий послеобеденный сон прямо на посту. Это значило только одно: царь и Власта куда-то уехали.

– Где царь? – Рогнеда растолкала стражника в главном коридоре.

– Госпожа Рогнеда!.. – он тут же приосанился и потёр заспанное лицо. – Отбыл в Звёздную Башню, госпожа.

– Встречается с Советом Чародеев? – она удивлённо вскинула брови. – Это ещё зачем?

– Не могу знать, госпожа, – пожал плечами стражник, а потом наклонился и продолжил заговорщицким шёпотом: – Ходят слухи, что это из-за Гвардии. Говорят, у них что-то неладно.

– Так, а царь-то тут при чем? Гвардия ему не подчиняется. Да и Совету тоже.

– Не могу знать, госпожа.

– Ладно, – Рогнеда махнула рукой. Сейчас ей не до этого. – А царевич Дарен здесь?

– Был, – кивнул стражник. – Наверное, как всегда, в библиотеке. Но вы лучше у слуг спросите, если отыщете кого, конечно.

Рогнеда бросила стражнику небрежное «спасибо» и направилась наверх, в сторону библиотеки. От одной мысли об этом месте по телу пробегали мурашки, а перед глазами снова возникал устланный птичьими трупами ковёр. Рогнеда силой затолкала эмоции вглубь себя, на задворки сознания, туда, где не будет слышно даже слабого эха. Сейчас не время.

Отец учил её подавлять эмоции. Сохранять голову холодной и ясной. Всё контролировать. Себя, окружающих, ситуацию. Ему это прекрасно удавалось. Большую часть времени. Когда дело не касалось азартных игр. Рогнеде удавалось хуже. Она легко злилась. Слишком легко. Грусть, радость, отчаяние, обида, боль, страсть – она подавляла их мгновенно, давила в зародыше. Но гнев иногда брал верх, раздирал на части и вырывался на свободу. И это чертовски раздражало.

* * *

– Хватит плакать, – отец бросил на маленькую Рогнеду недобрый взгляд, укладывая новорождённую Яснораду в колыбель.

Плетёная корзина висела под потолком, поскрипывала и покачивалась под тяжестью младенца.

– Хочу к ма-а-аме! – Рогнеда размазывала горячие слёзы по щекам.

– Мама умерла, – сухо сказал отец и прошёл мимо –