Уильям и Кейт. Love story - Роберт Джобсон

Правда, всех их расстраивало то, что пресса, похоже, не собиралась униматься. Каждый раз, как на страницах журналов появлялись очередные скандальные подробности, теплившиеся внутри них гнев и негодование прорывались сквозь внешнюю спокойную оболочку. К своему отцу братья относились с почтением, и им вовсе не нравилось, что в его адрес выдвигаются различные обвинения, особенно если они были совершенно необоснованными. Через год после гибели Дианы они решили действовать. Они выступили с трогательной речью, в которой призывали окончить общественный траур и положить конец так называемой индустрии Дианы, то есть коммерческому использованию имени и образа принцессы Уэльской. Уильям особенно негодовал от того, что воспринимал как прямое оскорбление чести его матери: например, когда ее личный Мемориальный фонд печатал ее имя на упаковках с маргарином.

Два принца настаивали на том, что их мать «хотела, чтобы люди продолжали двигаться дальше, потому она понимала бы, что постоянное напоминание о ее смерти доставляет лишь страдания тем, кого она оставила в этой жизни». Их постоянно ранили бесконечные обсуждения подробностей трагедии и теории заговора, многие из которых исходили непосредственно от Мохаммеда Аль-Файеда. Как выразился один из публичных представителей Аль-Файеда, он не успокоится, пока не узнает всю правду о гибели своего сына.

Мальчики сделали это заявление в тот день, когда Уильям вернулся в Итон, встретившись со своим братом. Это была идея Уильяма, и она казалась прекрасной, но упала она на неблагодатную почву. Никто к ним не прислушался, так что им предстояло жить среди всех этих обсуждений и теорий по меньшей мере еще десятилетие. Тем не менее Уильям продолжал прилежно учиться в Итоне. Его старший воспитатель, Эндрю Гейли, уважаемый историк и любитель музыки из Северной Ирландии, взял молодого принца под свое покровительство, оказывая на него положительное интеллектуальное и эмоциональное воздействие. Уильям был намерен переустроить свою жизнь по-новому и прилагал все усилия, чтобы добиться успехов. Он отличился как самый быстрый пловец десятилетия в Итоне, и его назначили «общим старостой по плаванию» — фактически капитаном школьной плавательной команды. Он также стал секретарем «Сельскохозяйственного клуба» и получил Меч Почета — высочайшую награду для первого года обучения. Таков был молодой человек, вступивший на бетонную дорожку в Канаде и пробудивший «Виллиманию».

Это уже не был бунтующий подросток, но и покорно соглашаться со всем он тоже не собирался. Он не боялся пойти вопреки некоторым устоявшимся традициям. Как, сказал один придворный: «Бог в помощь тому, кто дает советы Уильяму. Он слушает, но отказывается подчиняться системе». И самым очевидным образом этот его настрой проявился тогда, когда решался вопрос о его дальнейшем обучении.

ГЛАВА 7

ЛУЧШИЕ ГОДЫ НАШЕЙ ЖИЗНИ

Все покупки я делаю сам. Я выхожу, заказываю обеды, беру видео напрокат, посещаю кинотеатр — почти все, что мне действительно хочется.

Примерно три тысячи наблюдателей выстроились на улицах небольшого городка Сент-Эндрюс на восточном побережье Шотландии. Здесь, точно как в Дареме, Оксфорде и Кембридже, вся жизнь в основном делится на «университет» и «неуниверситет». Утром 24 сентября 2001 года глаза всех собравшихся были устремлены на темно-зеленый «воксхол омега», за рулем которого сидел принц Чарльз, пытавшийся проехать по узкой булыжной улице ко входу в колледж Святого Сальвадора.

Резкий порыв ветра пронесся по знаменитой «королевской» лужайке для гольфа, когда Чарльз поставил свой автомобиль под готической башней с часами. На древнем дворе собралась группа любопытных студентов, неспешно раскачивая над головой антивоенные плакаты и поеживаясь от холодного осеннего утра. О том, что они станут проводить акцию протеста, можно было догадаться заранее — такое общественно значимое событие, как поступление принца Уильяма в университет, просто обречено на то, чтобы на волне интереса к нему кто-нибудь захотел бесплатно засветиться в прессе.

Облаченный в джинсы и свитер пастельной расцветки — стандартную униформу современного студента, — девятнадцатилетний Уильям, казалось, немного удивлен, что ему устроили такую встречу. Но он быстро собрался и продемонстрировал свою фирменную улыбку. Выйдя из автомобиля, улыбаясь, как подобает принцу, и разведя руки, он подошел к директору университета, доктору Брайану Лэнгу. Лэнг стоял на несколько шагов впереди других университетских руководителей и как-то лукаво улыбался в ответ этому важному гостю, к которому, несмотря на его высокий статус, был намерен относиться не лучше и не хуже, чем к другим новичкам.

Этому древнему учебному заведению предстояло стать основным местом пребывания Уильяма на следующие четыре года. Если он и волновался, думая о том, что готовит ему судьба, внешне он старался этого не показывать.

За несколько недель до прибытия принца Лэнг выступил с речью, призывавшей к осмотрительности. Он попросил журналистов уважать желания принца и других студентов и позволить им заниматься своими делами в спокойной обстановке, без постоянных вторжений и надоеданий. Тем не менее за дверьми своего обшитого дубовыми панелями кабинета Лэнг, несомненно, радовался тому, что выбор принца Уильяма пробудил интерес общественности к его заведению.

Вообще-то Сент-Эндрюсский университет нельзя назвать неизвестным, тем более что это древнейший шотландский университет. Вся история этого городка на побережье в окружении полей для гольфа неразрывно связана с учеными традициями. Но после официального объявления о решении Уильяма количество заявлений о поступлении в университет увеличилось на сорок четыре процента, а наиболее расторопные журналисты поспешили написать о том, что некоторые студентки уже заказывают себе подвенечные платья в ожидании прибытия принца.

Принц Уильям выглядел как самый настоящий студент во всех отношениях, и это разительно отличалось от того времени, когда за тридцать четыре года до этого в университет поступал его отец. Чарльз тоже прибыл на автомобиле, но на этом сходство и заканчивалось. Он прибыл в кембриджский Тринити-колледж летом 1967 года, в так называемое Лето любви, на гребне психоделической волны. Все вокруг только и говорили о «власти цветов»; повсюду расхаживали хиппи, распространяя аромат экзотических благовоний. Тем не менее модные увлечения молодежи никак не сказались на внешнем виде Чарльза. В свои восемнадцать лет он выглядел на все сорок: прямой как доска, в безупречно сшитом костюме. Точно в таком же виде он мог прибыть и на собеседование о приеме на работу в лондонском Сити.