Компрессия - Сергей Малицкий

Кидди попытался сглотнуть несуществующую слюну, поднялся на дрожащих ногах. Что там сказал Билл? Проснуться легко? Как легко? Как проснуться? Ущипнуть себя? Зачем? Разве может боль заставить выбраться из этого морока, если она и так присутствует в его теле – печет ноги и плечи, лохмотьями сдирает кожу с ушей и рук? Как проснуться? Что он знает о снах? Что там рассказывал Томас Брюстер, когда наконец оторвался от заботливой чернокожей мамочки и оказался в одной комнате с четырьмя молчаливыми сокурсниками, которым еще только предстояло стать его друзьями? Что он рассказывал о кошмарных снах, преследовавших его в детстве? Как избавлялся от ночных ужасов? Осознавал, что спит, и его сон распадался на лоскуты, рвался, как ветхая ткань? Так разве это ветхая ткань? Не проще ли было разорвать ветхую ткань той яви, в которой Кидди выбрался с Михой и Моникой на пикник к океану? Холодный берег гораздо больше заслуживал признания в нереальности и зыбкости, чем этот раскаленный песок!

«Прыгнуть!» – внезапно вспомнил Кидди. Он должен немедленно прыгнуть с высоты! Брюстер всегда так просыпался, когда был еще слишком мал, чтобы относиться к собственным снам как к снам, а не как к ночной реальности. Кидди еще смеялся над испуганным Томми и гордо заявлял, что лучше вообще не смотреть снов, чем просыпаться среди ночи в холодном поту, а Брюстер упрямо повторял, что сны – это здорово, вот если бы среди них не было кошмаров, но и с кошмарами можно бороться, главное – прыгнуть! Нужно прыгнуть с высоты, и сон закончится! Тем более что песок мягкий. Он раскален, но он мягкий. Даже если Кидди не проснется, он не погибнет. Это точно. Не погибнет. Да какая разница, если и погибнет? Не лучше ли погибнуть при падении, чем поджариваться на медленном огне? Прыгнуть!

Оглянувшись еще раз, словно где-то рядом могло появиться избавление от ужасной участи, Кидди оторвал от рубашки рукава, снова замотал полотнищем голову, пустив остальное на ладони и, стараясь держаться тени, принялся перебираться к полуобрушенной стене какого-то здания, которая торчала над песком метров на десять. Когда он дошел до цели и разглядел вблизи выщербленную кладку из странного, тонкого кирпича, сознание удерживалось в его голове только усилием воли. Может быть, именно боль помогла ему забраться по обвалившейся стене наверх, потому как раскаленные камни оставляли ожоги на ладонях и коленях даже через ткань.

Наверху был сущий ад. Чужое солнце слепило так, что половина мертвой равнины словно вовсе не существовала, даже взглянуть в ту сторону не было возможности. Горячий ветер жадно лизал обожженное тело, делая боль невыносимой. На мгновение Кидди показалось, что пот застилает ему лицо, он коснулся трясущейся ладонью сухой кожи, мельком увидел на краю мертвого городка то ли быстрый силуэт, то ли стремительный смерч и упал вниз.

Он ударился о песок боком. Удар не выдернул его из кошмара, а словно запечатал в нем навечно. Лязгнули челюсти, пронзила боль от прикушенного языка, ухнули куда-то внутренности, рот наполнился кровью. Точнее, не кровью, а вкусом крови, потому что влаги во рту не прибавилось. Кидди медленно подтянул колени к груди, желая теперь уже только мгновенной смерти, когда рядом раздался звук быстрых шагов и песчинки ударили ему в лицо.

– Вот уж не повезло, – донесся откуда-то сверху голос Сиф. – Как же это тебя сюда занесло? Билл должен быть предусмотрительнее, я же сразу дала ему понять, что ты слишком тяжел. Нет, твое путешествие придется прекратить.

– Подожди, – прохрипел Кидди, поднимаясь на четвереньки и пытаясь разглядеть Сиф. – Сейчас. Подожди. Что это? Где Билл?

– На месте, – усмехнулась Сиф. – А ты вот… ладно. До башни мы не доберемся. Просыпаться будем.

– Как просыпаться? – с трудом вытолкнул из глотки слова Кидди. – Как проснуться?

Сиф стояла напротив. Кидди видел только силуэт, окаймленный лучами безумного светила, как пламенем, но ему отчего-то показалось, что она свежа и спокойна, словно не чувствует ни испепеляющего зноя, ни смертоносных лучей, ни убийственной сухости.

– Выплюни утвердитель, – потребовала Сиф.

– Он растаял, – мотнул головой Кидди, выпрямился и едва не повалился навзничь.

Сиф поймала его неожиданно твердой рукой, бесцеремонно схватила за подбородок и запустила в рот пальцы.

– Он в порядке.

Белоголовый крепыш с круглым, словно прилепленным к плоскому лицу носом, тюремный медик и единственный приятель Кидди на Луне – Тусис, который относился к нововведениям корпорации откровенно скептически, отключил сканер и хмыкнул в сторону поджавшего губы Котчери.

– Вы сделали правильный выбор, советник. Сомневаюсь, что и пятьдесят лет заключения выведут этого типа из строя. Все в полном порядке. Вот только не думаю, что положительный результат в данном случае может подтвердить какую бы то ни было статистику. Для статистики требуются среднестатистические объекты, а не пышущие здоровьем маньяки! Выборка слабовата! Или наоборот – чересчур непробиваема!

Кидди не отводил глаз от монитора. Ридли Бэнкс неподвижно смотрел перед собой. Кидди уже видел, как возвращаются компрессаны, но всякий раз не мог отделаться от ощущения, что человек не просыпается, а оживает. Ридли Бэнкс именно проснулся. Не было ни мертвенной бледности в лице, которая, как уже привык Кидди, постепенно замещалась нормальным цветом лица. Не было истерики, тошноты. Ридли Бэнкс не жмурился, словно глаза внезапно отказали ему, ни о чем не спрашивал. Кидди вошел к нему первым, когда техник корпорации Келл еще только включал режим выведения заключенного из компрессии, а затем снимал с бессознательного тела колпак компрессатора. Примерно через полчаса после начала процедуры Ридли медленно открыл глаза, глубоко вздохнул, попытался шевельнуть закрепленными металлическими лентами руками. Увидел Кидди и презрительно усмехнулся:

– Надо же? У меня словно из головы вылетел тот давний разговор. Я уж думал, что меня и в самом деле… упекли.

– Тебя в самом деле упекли, – кивнул Кидди. – Заключенный не знает, что он находится в компрессии. Это называется – отбой памяти. Воспоминания о погружении в компрессию замещаются специально подготовленным видеорядом. Но при твоем втором погружении ты будешь знать.

– Сколько здесь прошло времени?

– Два дня, – сказал Кидди.

– Не может быть, – скривился Ридли. – Я делал зарубки… на стене. Двадцать лет. Прошло двадцать лет. Разве их можно вместить в два дня?

– Компрессия, – пожал плечами Кидди.

– Хорошая пытка! – усмехнулся Ридли. – Хорошая пытка! Ты еще не передумал, начальник? Не отказываешься от своих слов? Смотри! А то ведь я доберусь до тебя! Когда обратно?