Моя единственная надежда - Элли Блейк

Но оно имело. Всегда. Она знала лучше, чем кто бы то ни было, что прошлое и будущее переплетены так тесно, что могут задушить тебя.

– Сколько себя помню, единственное, чего мне всегда хотелось, – это танцевать. Год назад у меня было все: работа, которую я любила, город больших возможностей, где всегда кипит жизнь. А я бросила все это из-за… – Она собиралась сказать: из-за парня. Но нет. Ей пришлось признать, что это был лишь предлог. Тогда почему? Потому что ей надо было отдышаться? Потому что это оправдывало ее желание сбежать домой к маме? И то и другое, но все же. – Потому что я не понимала, что имела, пока не лишилась этого. И тогда я поняла, что жизнь не идет сама по себе. Ты выбираешь ее. И я выбрала танец. И всегда буду выбирать танец.

– Танец значит так много?

– Без него я бы не поняла, кто я такая.

Подошел официант с двумя запотевшими бутылками пива. Когда Надя взяла у него из рук бутылку, она увидела, что красная салфетка изорвана в клочья.

– Черт, такой страсти можно только позавидовать. – Сэм пристально посмотрела на красное месиво и поднесла бутылку ко рту. – Ну, хватит об этом. А в остальном, если не считать, что ты только что слегка разбила мое сердце, надеюсь, теперь, если мы доберемся до Вегаса, нам гарантированы места на шоу. Верно?

– Когда захотите.

Сэм глубоко вздохнула и, закрыв глаза, повернулась лицом к солнцу. Надя, чувствуя облегчение от того, что поделилась с ней своими планами, попыталась сделать то же самое. Теперь, когда она рассказала о них Сэм, они приобрели большую реальность. И предвкушение разлилось по ее венам, словно жидкий лед, кольнувший кончики ее пальцев.

Теперь Надя до конца поняла всю серьезность происходящего.

Год, проведенный вдали от профессионального танца, помог ей повзрослеть. Это началось в тот момент, когда за дверью дома ее матери она встретила ее только с удивленно поднятой бровью.

Естественно. Таков был их фамильный способ утешать. Подвернула ногу? Терпи. Провалилась на просмотре? Переживешь. Она не особенно обиделась. Провал – такая же непременная часть жизни танцовщицы, как разогрев. И все же она почувствовала его, как удар под дых, и все вдруг сразу прояснилось.

Больше всего на свете ей хотелось танцевать.

Единственное, что ей было нужно, – это делать это как можно дальше от матери.

Надя горела этим желанием, и реальность только добавляла дров в этот костер. Через несколько недель у нее будет шанс получить это.

Один неверный шаг – и все может пойти прахом.

Райдер толкнул дверь в студию и вошел внутрь.

После такого дня ему хотелось быть где угодно, только не на стройке. Он привык заниматься важными вопросами, связанными со значимыми проектами, и этот день, состоявший из одних мелочей, довел его до такого раздражения, что им владело единственное желание – бросить все к чертовой матери.

По контрасту в студии царил благословенный покой. Полумрак. Полосы холодного лунного света проникали через ничем не занавешенные окна, рисуя узоры на истертом деревянном полу. Райдер бросил лишь один небрежный взгляд на красивые потолочные балки. Он пришел за другим.

Прошло три дня с того вечера в обшарпанной Надиной квартирке. Три долгих дня с тех пор, как после долгого поцелуя он оставил ее на пороге с мягким выражением облегчения на лице. Райдер поехал домой. Потом на работу. И делал вид, как будто это было самое обычное свидание.

К несчастью, делать вид еще не означало, что это действительно так.

«Обычное» означало для него никаких обещаний, никаких неожиданностей и, главное, никаких проблем на следующее утро. Надя перевернула все с ног на голову и вывернула его наизнанку. И хотя он понятия не имел, что его ждет и с какой ипостасью этой женщины он встретится, Райдер только и думал, что о вечере вторника.

Он бросил свою одежду на изъеденный молью старый стол и огляделся вокруг. Где же она, черт возьми? Его окружала пугающая тишина. Он прошел вдоль стены с окнами, со смешанным чувством тревоги и предвкушения прислушиваясь к каждому скрипу старых половиц, шороху пыльных занавесей в застывшем напряженном воздухе.

– Привет, – резко зазвенел позади него голос Нади.

Райдер повернулся на каблуках и увидел, что она стоит рядом с большим старым занавесом. Маленькие завитки волос, выбившихся из пучка, обрамляли ее лицо, глаза выразительно темнели, соблазнительные губы изогнулись в улыбке. Ее лицо и шея блестели от пота, остальное было скрыто под топом с длинными рукавами и короткой черной юбкой, надетой поверх трико в сетку. На ногах он заметил туфли на высоченном каблуке.

– Надя, – с трудом выговорил он.

Ее глаза с сожалением сверкнули, скользнув по его костюму.

– Как работа, профи?

– Бесконечна. – Весь день он бился с профсоюзами, клиентами, сотрудниками, строителями и поставщиками вместо того, чтобы трудиться над очередным проектом, что предполагала его профессия. – А у тебя?

– Если честно, тяжело. – Она сделала несколько круговых движений плечами и вытянула ногу. – Хочешь посмотреть, на что я способна?

У него снова возникло беспокойное ощущение внутренней неуверенности, но он все равно сказал:

– Еще бы.

Не говоря больше ни слова, Надя распахнула занавес в углу комнаты.

– Пресвятая Дева… – произнес Райдер, и ноги сами понесли его вперед, а глаза впились в переплетение черных строп, свисавших с потолочных балок поверх полотнищ красного шелка и державших блестящий серебристый хулахуп на высоте шести футов от пола.

Он пробежал взглядом по толстому тросу, идущему вверх и обмотанному вокруг балок.

– Похоже, ты немного обалдел, дружок.

Райдер бросил взгляд на Надю и увидел, что она, скрестив руки на груди, наблюдает за ним. Как будто собирается обороняться. Догадка холодком пробежала у него по спине. Значит, вот какой ее следующий ход в игре. Маленькая учительница танцев бросает ему перчатку.

Изобразив на лице полнейшее равнодушие, Райдер слегка улыбнулся:

– Смею ли я спросить, для чего все это?

Надя с беззаботным изяществом дернула бедром. Нарочно. Теперь он знал изгибы этого бедра, вкус этой влажной кожи, знал этот манящий рот, знал свет, озарявший эти осторожные глаза.

– Может, я лучше покажу? – С этими словами она расстегнула юбку и сбросила туфли, оставшись в одном топе с длинным рукавами и сетчатом трико, надетом поверх черного бикини. Черт побери!

С привычной легкостью Надя нацепила перчатки без пальцев, с шумом застегнув кнопки на запястьях. Беги, шепнул тихий голосок у него внутри. Более громкий голос велел оставаться на месте.