История Литвы с древнейших времен до 1569 года - Эдвардас ГУДАВИЧЮС

Внешне единая структура в форме великокняжеского домена охватывала почти всю Восточную и Центральную Литву. Великокняжеской администрации практически не было в Жямайтии, располагавшей широкой автономией. Исключением была опорная резиденция субмонарха, но во второй половине XIV в. и её не /95/ стало. Зато недвусмысленно проявилась прямая зависимость жямайтов от правителя Тракай, а не от великого князя. Автономия всей Жямайтии опиралась на автономию ее земель, поскольку в крае не было ни официального центра, ни объединяющих органов. Огромную, если не решающую, роль в XIV в. стала играть земля Мядининкай и замок Мядвегалис, возвысившиеся как новая территориальная структура. Самостоятельная Шяуляйская земля во второй половине XIV в. попала под сильное влияние великого князя, заметно проредившего ее знать и отделившего южную окраину (современные Титувенай). Сбор войска в Жямайтии объявлял не великий (или тракайский) князь, а сход ее земельных вельмож, не имевший строго обозначенных прерогатив и постоянного состава. Еще в XVI в. действовал обычай, согласно которому жямайты не могли быть удаляемы из территориального войска для выполнения особых военных заданий.

По сути не был целостным и сам великокняжеский домен. В долине Нявежиса замки были редкостью. Бывшая Нальшя носила характерное название Завелье («за Вилией», по-литовски «Užnerys», т. е. местность за р. Нярис), а ее воинские контингенты пользовались той же привилегией неразделимости, что и жямайты. Главной хозяйственной базой являлся домен времен Миндовга – на юг от р. Нярис. Еще в конце XIV в. Нярис называли границей Литовской земли (в узком смысле).

Закрепление «полей» и рост административных пунктов имели еще одно следствие: возникали новые феодальные центры. Их возвышение совпало с выделением субмонарха из окружения государя. Резиденции монарха в Вильнюсе и субмонарха в Тракай (Троки) стали центрами двух отдельных княжеств, на которые раскололся великокняжеский домен. Тракай были отдельным княжеством уже в тридцатых годах XIV в. Его привилегированный статус полностью установился в годы правления сына Гедимина – Кейстута (Kęstutis, после 1337 г.). Родню Кейстута нельзя было удалить из ее княжества. В Тракайское княжество был включен г. Гродно и /96/ вновь приобретенные Брестская земля и Подляшье. В этнической Литве ему принадлежали долина Нявежиса, значительная часть земли Упите, система замков на нижнем Немане, Занеманье, западная и южная части домена Миндовга. В середине XIV в. как отдельные центры стали выдвигаться Крево и Кярнаве, но этот процесс не достиг завершения.

Ближайшие русские земли были интегрированы в великокняжеский домен. На границе Полоцкого княжества их центром был Браслав (Бреславль, или Брячиславль; Brėslauja), на юго-востоке – Минск. Важнейшим присоединенным центром был Новгородок (Новогрудок). Правда, он, как и Крево или Кярнаве, временно становился владением отдельного члена династии. Еще более прочно были встроены в домен Волковыск и Слоним. Сложилась т. н. зона литовской Руси, в которой имелись литовские и ятвяжские этнические островки, но не крестьяне определяли степень этнической дифференциации. Однако в Черной Руси рядом с прусскими возникли литовские военные колонии. Русские военно-служилые люди были вовлечены в управление государством. Всё это на протяжении XIV в. крепко привязало литовскую Русь к домену.

В XIV в. Литовское государство увеличилось в несколько раз за счет присоединения обширных русских пространств. От Полоцка на востоке и от Турова, Пинска, Слуцка на юге начинался ареал вассальных княжеств, составлявший огромную часть территории и населения государства. Со времен Гедимина в титул князя часто включалось упоминание «русский». Крупными русскими княжествами завладели Гедиминовичи, в мелких остались местные русские князья. Гедиминовичи и их дружинники принимали православную веру и быстро находили общий язык с русской знатью и православным духовенством. Важнейшими вассальными повинностями были дань, участие в военных действиях и совете при великом князе (если на него приглашали). Сохранились границы княжеств и вся структура управления (это означало, что литовцы не меняли привычного порядка – «старины»). Уже не было произвола золотоордынских баскаков и отдельных татарских военачальников, хотя дань Золотой Орде осталась, поскольку в этих землях признавался ее сюзеренитет. Эти изменения устраивали русскую знать, крестьян и горожан. Поскольку каждое русское княжество зависело от Вильнюса по отдельности, конгломерат русских земель не стал противовесом литовскому домену и Жямайтии. В подобной политической системе Вильнюс очевидно доминировал. /97/ Политические права Гедиминовичей в русских землях были ограничены. Обычное право позволяло великому князю удалять местных владык, однако он был обязан подыскать им соответствующую замену. На практике такие замены, естественно, не были равноценными.

Присоединяя русские земли, Литва столкнулась с иной общественной структурой. Территориальная русская община до возникновения одаля не распалось. Великие (большие) семьи перекраивали собственные «внутренние» земли, переносили межи. Поэтому, будучи хозяйственными единицами, те не были совершенно отделены друг от друга, их положение в большой мере зависело от состояния всей общины. Русское общество занимало промежуточное положение между аллодными (одальными) и общинными деспотическими структурами; одальная собственность лишь в малой степени утвердилась в отношениях элитных имущих слоев общества. Поскольку литовские князья и их приближенные поддерживали связи лишь с элитой русских земель, претензии на собственность не вызывали конфликтов. Но если в литовских землях развивался феодализм, – в русских землях подобного пока не было, ибо рента взималась не с отдельных хозяйств, а с общин (дворы лишь распределяли повинности). В культурном смысле Литва двигалась к византийской цивилизации. Если не считать князей, обосновавшихся на русских землях, литовцы оставались язычниками, – это означало, что в национальном, конфессиональном и цивилизационном отношении Великое княжество Литовское стало дуалистическим государством.

До самого конца XIV в. титул литовского монарха не обретал завершенности (так было во всех ранних монархиях). Очень часто католики Литвы именовали правителей королями, а русские – великими князьями. Это было бытовым титулованием. Правовая и сакральная доктрина признавала королевский титул лишь за теми правителями Европы, кто получал его с согласия папы или импе- /98/ ратора. Миндовг добился этого, но после его гибели языческая Литва утратила статус королевства.

До определенного времени великий князь успешно лавировал, доминируя в пестром лоскутном государстве. Больше всего стараний прилагалось для того, чтобы заменить родных и двоюродных братьев сыновьями. Династия Гедиминовичей расслаивалась на отдельные семейства; самые дальние в прямом смысле отдалялись от Вильнюса. Однако наиболее резко это проявилось в последней четверти XIV в. До того политическая система Литвы себя оправдывала. Литовское государство обрело значительный политический и военный потенциал.

д. Образование литовской народности

Ко времени создания государства литовский этнос прошел уже значительный путь развития от небольшого племени до целостного племенного комплекса. В отличие от большинства государств Центральной Европы, объединивших не один этнос, Литва выросла из одного – литовского – племени. Потому для этого государства не была актуальной проблема ассимиляции племенной знати, и процесс формирования литовской народности происходил легче и быстрее.

Народность складывается, когда возникает потенциальный хранитель национального самосознания – социальная элита, которая постоянно кормится дополнительным продуктом, созидаемым общественным большинством, и потому обладает возможностями осуществлять организационную и политическую деятельность. Иначе говоря, нация должна обладать прочно и четко поляризованной социальной структурой, способной породнить – на принципе единства противоположностей – народ, производящий дополнительный продукт, и социальную верхушку, присваивающую этот продукт. Чаще всего подобное положение возникает и укрепляется в условиях государства. Так случилось и с Литвой.

Феодальное сословие сложилось не сразу, ибо племенная знать в этническом и политическом отношении лишь постепенно склонялась к государственному строительству. Подобный перелом в сознании состоялся на исходе XIII в., когда, наперекор всем сложностям, верхушка возникшей феодальной прослойки проявила явную за- /99/ интересованность в том, чтобы Литовское государство существовало. Литовский монарх воспринимался как свой правитель, а служение ему – как достойное и выгодное поведение. Угроза Литовскому государству становилось угрозой этому выгодному и достойному положению. Таким образом племенную ориентацию немногочисленных князей, наместников и старост сменила государственная ориентация. Это и было изначальным восприятием национальной принадлежности. Оставшаяся часть феодалов относилась к наместникам и старостам как к «своим», т. е. как к руководителям, вышедшим из их же рядов, а великий князь в их глазах был главнейшим гарантом такого положения. Кстати, этот «свой» порядок они не отличали от прежнего племенного порядка, традиция позволяла им воображать, что и раньше всё было так же или очень похоже. Итак, этническая ориентация значительной части феодалов была полу-племенной. Еще в большей степени племенная ориентация была присуща народу. Все эти прозаические моменты были основой, на которую накладывалось восприятие своего языка, своих обычаев и своих ближних, порождавшее не только материальное, но и духовное приятие собственной жизни.