Вольные Мальцы - Терри Пратчетт

Тиффани не знала, что сказать на это, и потому промолчала. Келда наблюдала за ней, поблескивая глазами, пока Тиффани не почувствовала себя как-то неловко.

— Зачем Королева забрала моего брата? — сказала она в конце концов. — И почему преследует меня?

— Ты думаешь, преследует она тебя?

— Ну, да! Я хочу сказать, что Дженни еще можно принять за случайность, а безглавец? И Мрачные Псы? И что забрала Вентворта?

— Она склоняет свой разум к тебе, — сказала келда. — Когда делает она так, что-то из мира ее переходит в этот мир. Может статься, она тебя просто попробовать хочет.

— Попробовать меня?

— Посмотреть, на что ты годишься. Теперь карга ты, ведьма, что грани сторожит и проходы. То и бабка твоя была, хоть нипочем бы себя так не назвала. То и я доныне была, и ныне тебе передаю. Кралеве тебя миновать надо, если хочет она власти в этом краю. У тебя есть Первое Зрение и Второй Помысел, как у бабки твоей. Среди великуч это редкость.

— Вы не о втором зрении говорите? — спросила Тиффани осторожно. — Как у тех, кто может видеть призраков и все такое?

— Эччч, нет. Это ты рекла, как многие великучи рассуждают. Первое Зрение — коли зришь и видишь то, что есть на деле. А не то, про что тебе говорит глава твоя: «должно быть». Дженни ты зрела и безглавца, как есть они на деле. Второе зрение мутно и тускло, видит лишь то, что ждешь ты увидеть. Почти все великучи живут с ним. Послушай меня, потому что я вяну ныне, а ты не ведаешь многое. Ты думаешь, сей мир единственный? То мысль хорошая для овечек и для тех смертных, которые очей своих не открывают. Ибо по истине — миров больше, чем звезд на небе. Поняла? Они везде, малы и велики, близки как твоя кожа. Они везде. Иные ты можешь видеть, иные — нет, но двери есть, Тиффан. Дверкою может быть холм или древо, камень или поворот на дороге, или только лишь дума в главе твоей, но двери есть, они повсюду вкруг тебя. Надобно будет научиться тебе узнавать их, ибо ты ходишь среди них и не знаешь. И некоторые из них… ядовиты.

Келда секунду молча смотрела на Тиффани, а потом продолжала:

— Ты спросила, зачем Кралеве было забирать паренька твоего? Ей нравятся дети. У нее нету своих. Она с детишками носится, не надышится. Даст она мальца парнишке все, чего ему захочется. Только то, чего захочется ему.

— Ему только и хочется, что сластей!

— Да? И ты ему давала их? — сказала келда, словно глядя в разум Тиффани. — Но что надо ему, это любовь и забота, и учение, и чтоб говорили ему «нет» порою, и другие такие вот вещи. Надо ему, чтобы сильным его вырастили. От Кралевы не получит он этого. Получит он сласти. Навсегда.

Тиффани очень хотелось, чтобы келда перестала смотреть на нее таким взглядом.

— Но я вижу, что есть у него сестра, готовая на любые труды, лишь бы вернуть его, — сказала крохотная старушка, отводя от Тиффани свои пронизывающие глаза. — Везучий на диво мальца паренек, такая удача ему выпала. Ведаешь ты, как сильной быть, а?

— Я думаю, да.

— Славно. А ведаешь, как быть слабой? Можешь гнуться под ветром, клониться под бурей? — Келда улыбнулась опять. — Нэй, тебе нет нужды отвечать на это. Мальца птахи прыгают из гнезда, чтобы узнать: могут ли летать. Как бы то ни было, я чую в тебе то, что в Саре Болит. А не было в мире слова, дажеть моего, в силах отговорить ее, коль она себе что решила. Ты не взрослая покуда, и это неплохо. Там, куда пойдешь ты, детям легче, взрослым тяжче.

— В мире Королевы? — спросила Тиффани, стараясь уследить за ходом разговора.

— Айе. Я чую его ныне, на мире нашем лежит он, как туман, близок он, как другая сторона зеркала. Я слабею, Тиффан. Защитить сей край не могу. И вот предлагаю договор тебе, детка. Я направлю тебя туда, где Кралева. Взамен, ты примешь власть келды.

Не меньше, чем Тиффани, эти слова поразили Фион. Она резко вскинула голову, открыла рот, но келда подняла морщинистую руку.

— Когда ты станешь где-нибудь келдой, девочка, ты будешь послушания ждать, и чтобы исполняли слово твое. Потому не спорь со мной. Вот мое предложение, Тиффан. Лучшего ты не найдешь.

— Но неможно ей… — начала Фион.

— Неможно ли?

— Она не пиктси, Мама!

— Она крупновата собою, айе. Не серчай, Тиффан. То ненадолго будет. Мне лишь надобно, чтоб ты присмотрела за делами мальца времечко. Приглядела за краем сим, как делала бабка твоя, и за ребятами моими. Когда вернется домой твой мальца паренек, то полетит Хэмиш в горы, да будет всем ведомо, что в клане Мелового Холма надобна келда. Здесь хорошее место у нас, девушки стаей прибудут. Что скажешь ты?

— Она не ведает наших обычаев! — воскликнула Фион. — Мама, вы утомлены слишком!

— Айе, — сказала келда. — Но дочке неможно править кланом своей матери, тебе ведомо это. Ты примерная девочка, Фион, да пришло время твое выбрать охранников себе и в путь пуститься, искать клан для себя. Оставаться здесь тебе неможно. Примешь ли договор, Тиффан? — келда подняла большой палец величиной со спичечную головку, и ждала ответа.

— Что я должна буду делать?

— Думать, — сказала келда, держа палец поднятым. — Мои парни ребята славные, храбрее не сыскать. Но по ихнему разумению, глава им дана врага бодать. Парни, что возьмешь. Мы, пиктси, иные чем великучий народ, понимаешь. У тебя сестриц много? А вот Фион одна у меня. Келде судьба дарит одну-единую дочку за всю жизнь, а сынов сотни да сотни.

— Они тут все ваши? — ахнула Тиффани.

— О, айе, — ответила келда, улыбаясь. — Опричь нескольких, что братья мои, кои проделали вместе со мною путь сюда. О, не дивуйся так шибко. Детишки наши мальца-малята совсем, когда родятся, ровно горошины в стручке. И растут не по дням, а по часам. — Она вздохнула. — Но как пораскину иной раз умом, так и подумаю, что весь он дочкам нашим на долю выпадает. Мальчики у меня храбрецы, да размышлять не молодцы. Тебе придется им помочь помочь тебе.

— Мама, она не может обязанности келды исполнять! — протестующе воскликнула Фион.

— Не понимаю, почему бы нет, если мне их объяснят, — сказала Тиффани.

— О, не понимаешь? — проговорила Фион жестко. — Тогда это будет интересно вельми.

— Припоминаю я речи Сары Болит о тебе, — сказала келда. — Она рекла, что странная ты мальца, все приглядываешься, прислушиваешься. Что глава твоя полна слов, коих ты никогда вслух не изрекаешь. Что любопытно ей было, чего выйдет из тебя. Пришло тебе время узнать это, айе?

Чувствуя на себе яростный взгляд Фион — а может и как раз потому, что чувствовала его — Тиффани лизнула свой большой палец и бережно прикоснулась им к пальчику келды.

— Стало быть, решено, — проговорила келда. Разом откинулась назад, на подушки, и так же разом вся словно чуть опала, уменьшилась. На ее лице теперь стало больше морщинок. — Да не будет сказано никогда, что покинула я своих сынов, не оставивши келды, приглядеть за ними, — пробормотала она. — Теперь можно мне воротиться в Последний Мир. Тиффан есть келда ныне, Фион. В ее дому ты делать будешь то, что скажет она.

Фион смотрела себе под ноги. Она была в гневе, Тиффани видела это.

Келда обмякла. Поманила Тиффани ближе и ослабевшим голосом сказала:

— Ну вот. Сделано. А теперь моя доля договора. Слушай. Найди… место, где время не сходится. Это вход. Блеснет он тебе. Вороти братца, чтобы не болело сердце твоей матушки, да, может статься, и твоя собственная голова…

Ее голос оборвался, и Фион стремительно наклонилась к постели.

Келда потянула носом воздух.

Открыла один глаз.

— Пока что нет, — пробормотала она, обращаясь к Фион. — Не чую ли я где-то у тебя мальца капельку Особого овечьего Наружного, Келда?

На миг Тиффани растерялась, а потом сказала:

— О, я. О. Да. Эмм… Вот, здесь…

Келда снова стала приподниматься и села на постели, как прежде.

— Лучшая штука, что люди вовеки делали, — сказала она. — Я бы хотела большую мальца капельку, Фион.

— От него растут волосы на груди, — предупредила Тиффани.

— Эччч, ради капельки Сариного Особого овечьего Наружного я рискну на завиток-другой, — сказала старая келда. Взяла из рук Фион кожаный стаканчик с наперсток величиной, и приглашающе подняла его.

— Не думаю, что вам оно пойдет на пользу, Мама, — сказала Фион.

— Я уж об этом сама рассужу на сей раз, — ответила та. — Капельку мне на посошок, Келда Тиффан.

Тиффани чуть наклонила бутылку. Маленькая старушка сердито встряхнула стаканом.

— Капельку я разумела побольше, — сказала она. — Щедрое сердце красит келду.

И выпила: не то чтобы хватила залпом, но и не сказать, что лишь пригубила.

— Айе, немало утекло с тех пор, как мне доводилось отведать зелье сие, — сказала она. — Мы с твоей бабушкой пивали глоточек-другой у огня холодной ночью…

Тиффани увидела как наяву: Бабушка болит и эта толстая крошечная женщина, они сидят перед очагом в хижине на колесах, а овцы под звездами грызут траву…