Пограничная тишина - Павел Федоров

Думая так, генерал Никитин внимательно приглядывался к стоявшему рядом Нестерову. Он до глубины души был тронут его искренним, умным рассказом. Да мало ли он на границе видел таких парней с Севера, с Урала, из Сибири?

Никифор Владимирович вдруг выхватил руку из кармана и протянул Нестерову сухой, крепко сжатый костлявый кулак. Сержант ничего не понимал. Он стоял и недоуменно смотрел на руку Никитина.

— Да бери же! — нетерпеливо, но весело сказал генерал, пересыпая в ладонь сержанта каштановые орехи.

Это произошло быстро, и не все разобрались, что же произошло. Одним из первых заговорил Баландин, недавно переведенный в отделение Нестерова.

Когда генерал, пожелав солдатам успеха, ушел, он спросил шепотком:

— Чем же это, товарищ сержант, вас угостило начальство?

— Глядите-ка, да он орехов мне дал. — Нестеров разжал ладонь и показал.

— У-у! — разочарованно протянул Баландин. — А я-то думал. Может, награду какую... А то орешки, гы-гы... Их тут, этих орешков, хоть лопатой греби.

Слова Баландина, его хрипловатый смешок обожгли сердце Нестерова. Его рука с раскрытой ладонью так и осталась висеть в воздухе. Спохватившись, он медленно сжал пальцы в кулак и решительно шагнул к Баландину. Тот, заметив его сузившиеся глаза, попятился назад. Пробуя улыбнуться, в замешательстве спросил:

— Вы что, товарищ командир?

— Идите и становитесь в строй, быстро! — сдержав клокотавший в груди гнев, прошипел ему в лицо Нестеров.

Глава шестая

Плавно покачиваясь на поворотах, большая, синего цвета легковая машина шла по гладкому асфальту на средней скорости. За окном сквозь пышные кусты лавровишни, за строем высоких пирамидальных тополей в сумерках просвечивало спокойное море. Изредка с проходящего неподалеку от берега парохода падали на воду золотистые полосы электрического света. Сильные фары автомашины обливали двумя огненными лучами круто изгибающуюся ленту шоссе, словно нарочно выискивая притаившиеся у обочины белые платьица или светлые пиджаки. В этот летний вечер все дышало и жило той веселой жизнью морского курорта, от которого приятно кружится голова и хочется петь песни. Но Петру Пыжикову было не до песен. Генерал Никитин везет его в штаб комендатуры. Что с ним будет? Неизвестность тяжела и мучительна. Поглядывая на жилистый генеральский затылок и малиновый околыш фуражки, Петр хотел спросить, зачем его везут да еще в такой комфортабельной машине? Но он знал, что вопрос этот глупый, ненужный. Ясно одно: оформят материал — и в трибунал! Генерал Никитин обо всем уже расспросил, покачал головой и вежливо пригласил в машину, как будто бы старший лейтенант Пыжиков, совершивший преступление по службе, не мог приехать в комендатуру с каким-нибудь попутным грузовиком. Мягкое сиденье казалось сейчас Пыжикову хуже всякого деревянного кузова. Вспомнилась веселая, озорная Настя, которую не удалось проводить и которая, наверное, уже блаженствует в своих Дубовиках. «Может, больше никогда и не увижу ее?» — подумал Пыжиков, и эта мысль жгучей болью отозвалась в сердце. Стараясь избавиться от горьких раздумий, старший лейтенант попросил у генерала разрешения задать вопрос.

— Да! — коротко ответил Никитин усталым, безучастным голосом.

Это испугало Пыжикова, но в то же время придало ему смелости.

— Какое, товарищ генерал, по отношению ко мне, — четко спросил он, — вы намерены принять решение?

— Вы это о чем? — оторванный от своих мыслей, спросил Никитин.

— Я хотел бы знать...

— Что вы хотели бы знать?

— Я хотел бы знать, как со мной поступят...

Вместо ответа Никитин попросил шофера сбавить газ, ехать медленнее. Повернувшись к Пыжикову, генерал положил локоть на откидную спинку, в упор спросил:

— А вы уверены, что именно я должен принять какое-то решение о вас?

— Да, конечно.

— Ошибаетесь. Решение должен принять начальник отряда. Как он поступит и что с вами будет — я этого не знаю.

— Очевидно, отдаст под суд, — с трудом выговаривая слова, сказал Пыжиков.

— Возможно, — протяжно, в раздумье ответил Никитин, потирая ладонью скуластую щеку, и тут же твердо добавил: — Да, да... Наверное, будут судить.

— Это и ваше мнение, товарищ генерал? — стараясь сдержать в голосе дрожь, спросил Петр.

— Вы, молодой человек, слишком много хотите знать.

— Но прежде вы мне сказали, что сами не знаете, как поступит начальник отряда. Значит, теперь...

— Это значит, что вы стараетесь поймать меня на слове. Я сказал в другом смысле, в человеческом. Что с вами будет? Был советский офицер, пограничник — и нет его... А вот что станет с человеком — не знаю.

— Выходит, я уже конченый? — Петр расстегнул ворот гимнастерки.

Темнота сгущалась. С высоких гор быстро спускалась теплая южная ночь.

— Как офицер, да! — посматривая вперед на мелькавших за радиатором бабочек, ответил Никитин. — Ничего другого я вам сказать пока не могу. Мне только жаль, что я не встретил вас раньше, во время вашего бессмысленного кочевья с места на место.

— Что же тогда было бы, товарищ генерал? — тихо спросил Петр. Проскользнувшая в словах генерала нотка жалости чуть-чуть окрылила его. На минуту вздохнулось легче.

— Что было? Думаю, что никогда бы этого не случилось. Вы хотите знать почему? Я вам отвечу. Гонять недисциплинированного офицера, да еще с изъянцем в характере, с одного места на другое — бессмысленно и глупо. Вас надо было какому-нибудь строгому человеку держать около себя и ждать, пока не научитесь по земле ходить... А то часто нос расшибаете. Вот я имею привычку...

— Значит, я человек конченый? — снова переспросил Пыжиков.

— Вот видите, у меня одна привычка, а у вас другая. Вы перебиваете старших, не дослушивая их до конца.

— Виноват, товарищ генерал.

— Я, например, хороших солдат и офицеров держу при себе, но и самых плохих, самых последних разгильдяев тоже никому не отдаю. Почему? Потому что хорошие люди мне нужны самому, а сбывать плохих бесчестно. Мало того, что расписываешься в своей слабости, — наносишь вред товарищу по службе, вред общему делу, которому мы все служим. А вот с вами поступили именно таким образом. В вашем поступке, вернее в вашем преступлении, есть своя неумолимая логика. Есть свои причины.

— В эти дни я многое понял. Но я не понимаю одного. Извините, товарищ генерал, может быть, я какой-нибудь сумбур скажу, но от сердца... Не понимаю, зачем меня держали в войсках? Я несколько раз подавал рапорты, хотел демобилизоваться, поступить в институт, а мне отказывали и давали нагоняй... Правильно ли это? Военная служба не по мне. В этих условиях я испытываю подавление своей личности... Простите, что я сказал несколько резко, — низко опуская голову, закончил Пыжиков.

— Встречал таких... Мозг вроде здоровый, а философия гнилая, с этаким скверным анархистским душком. «Подавление личности»... Слова-то какие научились завертывать. А почетный долг гражданина, служение Родине? Забыли? По-вашему выходит, что об этом должны помнить только сержанты Нестеровы и солдаты Кудашевы? Может быть, вам, окончившему два училища, прочитать еще курс политической грамоты? А вы забыли, что была и гражданская война и Великая Отечественная?.. Да как вам не стыдно говорить мне такие слова? И еще спрашиваете меня, как я с вами поступлю...

Никитин замолчал и отвернулся к окну. На машину наплывал сверкающий огнями город. На шоссе стало светлее и оживленнее. Пыжиков видел насупившееся лицо генерала и с волнением ждал самого главного. Он решился на все — будь что будет. Его интересовало, как поступит с ним этот суровый и, видимо, очень справедливый человек.

— Вы, товарищ генерал, не закончили своей мысли, — напряженно, с упорной настойчивостью проговорил Пыжиков.

— Поступят с вами по справедливости. Что заслужили, то и получите, — сухо ответил Никитин. — Но только скажу вам как командир и пожилой человек: вы в неоплатном долгу у Родины и своего народа.

Генерал, взглянув на шофера, попросил остановить машину. Шофер затормозил и притерся к обочине. С удивлением посматривая на генерала, он хотел что-то спросить, но Никитин его опередил:

— Довезите старшего лейтенанта до комендатуры и поезжайте в гараж.

— А вы, товарищ генерал? — спросил шофер.

— Пройдусь пешком. На курортников посмотрю, зайду на контрольно-пропускной пункт. Мне торопиться некуда. А вот товарищу старшему лейтенанту нужно спешить. Его ждет начальник штаба отряда. Пусть доложит, подскажет, как искать скрывшихся нарушителей...

Откинувшись на сиденье, Пыжиков растерянно молчал.

Глава седьмая

Начальника штаба отряда в комендатуре не оказалось. С группой пограничников, прибывших из школы сержантского состава, он выехал куда-то в горы. В штабе комендатуры Пыжиков встретил майора Рокотова, который приехал сюда, чтобы организовать поиски нарушителей в более широком масштабе. У здания стояли крытые брезентом машины, слышались приглушенные голоса солдат. Из кабинки выглядывала розыскная собака.