Женя и Дженни, или Вампир из 1Б - Николай Климонтович

Теперь здесь было очень много всякого собачьего народа, как у них на Чистом пруду в хорошую погоду. Просто толкучка.

Вот мимо Жени весело катит немецкая овчарка Эмма и на ходу кричит:

— Прекрасная погодка, не так ли, прекрасная погодка.

И Женя видит, что Эмма не одна, и ее лапы сцеплены в перехлест с лапами китайца Фунтика породы шарпей. И они выделывают на льду кренделя и разные сложные па, как заправские танцоры. Шарпею, правда, мешает его шкура, и он выглядит довольно неуклюжим и мрачным. К тому же поминутно зевает, и пасть у него фиолетовая. Зато Эмма весело улыбается.

— Фунт, — кричит Женя, — держи спину!

— Я и держу, — бурчит Фунт недовольно.

— Я инструктор, — говорит ему Женя строгим голосом. — И ты, если хочешь научиться кататься, должен слушаться.

— Я и слушаюсь, — говорит Фунт, и они уезжают в дальний конец озера, где стоит какой-то расписной шатер с золотым петушком на макушке.

— Мы будем кофе пить, — кричит Эмма. — Фунтику надо пить кофе для бодрости, для бодрости…

— Чаю со слоном! — рычит Фунтик.

И Женя видит: то, что она приняла за шатер, это наряженная пышная елка, точно такая, какую два дня назад поставили у них на бульваре. И петушок у елки на макушке вовсе не петушок, а красная звездочка.

Тут Женя слышит голос бабушки:

— Кто же это съел все пирожки с капустой?

— Все съел хомяк, — быстро говорит Женя, чтобы бабушка не подумала, что это съела Дженни.

— Какой такой еще хомяк?

— А я знаю, — говорит Женя.

А Дженни тут как тут. Сидит у ног Жени и облизывается. Неужели это она съела-таки все капустные пироги?

Дженни почему-то вся золотая, и хвост у нее золотой. И нос, и уши. А глаза горят то одним цветом, то другим, как будто в них отражается праздничная иллюминация.

— Дженни, это ты нарядилась на новогодний бал?

— Да, — говорит Дженни.

— А что это у тебя за костюм?

— А ты сама не видишь?

— Ах, ты нарядилась Жар-Птицей.

— Бывают Жар-птицы, — важно объясняет Дженни. — А бывают Жар-собаки. Неужели непонятно?

И Жене опять захотелось проснуться, чтобы всем рассказать, как Дженни подготовилась к новогодней елке, к небольшому семейному балу-маскараду, который что ни год устраивает дед на Рождество. Но Жене так жаль было уходить с озера, что она решила: я этот сон обязательно запомню, а потом перескажу… И опять крепко заснула, и опять оказалась на лесном озере.

И сразу же услышала знакомый скрипучий голос с присвистом:

— Тихон, Тихон.

Она пригляделась: на одинокой березе с краю озера сидел белый рогатый попугай и громко кричал.

Между тем представление продолжалось.

Теперь выступал сеттер-гордон Сэм огненно-красной масти. Он выступал в одиночном катании. Вот он разбежался и высоко подпрыгнул, повернувшись в воздухе два раза. Это двойной тулуп, подумала Женя и поняла, что это она сама научила Сэма так прыгать.

Тут же катила по льду и фокстерьерша Топси на белых фигурках, быстро исполняя дорожку, шаги, как говорят фигуристы, и ее маленькие ножки так и мелькали на льду.

— А ты что стоишь? — спросила Женя у ротвейлерши Бетти. — Ты будешь участвовать в соревновании?

— Вот еще, — сказала Бетти и отвернулась. — Я и так медалистка.

— Это нескромно, Бетти, так хвалиться своими наградами.

— Так уж и нескромно.

— Вот видишь, как катается Сэм. Смотри, смотри, он сделает сейчас тройной рутбергер.

Но показался красавец мастино-неаполитано, тоже разогнался и прыгнул, что было сил.

— Уж прямо и рутбергер, — проворчала Бетти. — Тоже скажете. Да этот телок от земли оторваться не может.

Но тут на льду появился и пудель Филя, и голден-ретривер с хозяйкой Кариной, и пудель Филя, и боксерша Настя, и даже кавказская овчарка Лада, и два брата-колли Семен и Федор. При этом Настя схватила Филю в охапку, несколько раз крутанулась на месте и бросила его, но Филя удержался на коньках и раскланялся. И тут все они принялись танцевать что-то цыганское, а Карина размахивала цветастой шалью.

— Это не по правилам, — закричала Женя, — прекратите, не то я пожалуюсь на вас в судейскую коллегию.

— Ну и пожалуйста, жалуйся на здоровье, — сказал короткохвостый всегда грустный такс Геркулес. Сегодня развеселился и он.

— Прекратите, — еще раз крикнула Женя, но ее подхватили под руки, и ноги сами понесли ее в пляс под мелодию залихватской цыганочки. Тут Женя проснулась. Мама теребила ее за плечо. Наверное, было уже поздно, потому что низкое еще зимнее солнце так и светило сквозь раздвинутые шторы. А лампочки на елке в этих снопах веселого солнечного света казались совсем тусклыми.

— Вставай, — сказала мама, — с Рождеством!

— А где же подарки? — спросила сонная Женя. Она еще не совсем проснулась, но, тем не менее, хорошо помнила, что в этот день ей непременно что-нибудь подарят.

— А посмотри под елкой, — сказала мама.

Тут Женя окончательно проснулась, кто же не проснется при волшебном слове подарки. Она бойко вскочила и в одной пижаме, босиком подбежала к елке. Там лежала корзиночка со сластями, от дедушки, наверное. Смешная плюшевая собака, похожая на Дженни, такая же коричневая, но с белым фартуком на груди. Это от бабушки.

— Спасибо, бабуля, — крикнула Женя. И прижала собаку в груди. Теперь, подумала она, если Дженни не будет рядом, я всегда буду брать эту собаку с собой. И назову ее Дженни-джуниор.

Женя не сразу увидела, что под елкой лежит еще и какой-то конверт. От мамы, наверное, подумала Женя, поздравление. Она так подумала потому, что на конверте был изображен румяный красноносый Дед Мороз, махавший в приветствии красной варежкой.

Женю даже и открывать конверт не хотела — разве ж это подарок, какой-то конверт. Но любопытство победило, и она открыла его. И достала в несколько раз свернутый листок с печатями. Сверху было крупно написано ПУТЕВКА.

— Ура! — крикнула Женя. — Ура! Мы едем на море.

— Нет, на море мы поедем летом, — сказала мама, — а на зимние каникулы мы едем в пансионат. Там есть каток, бассейн, сауна, массаж и дискотека с баром и свежим выжатым апельсиновым соком.

— Кислый, наверное, — сказала Женя разочарованно. В самом деле, зачем ей нужна сауна и массаж. — А на Дженни есть путевка? — подозрительно спросила Женя.

— Нет, моя дорогая, с собаками в пансионат не пускают.

— А как же быть?

На месте послесловия

Разлуки подчас важнее встреч. Потому что, разлучаясь, и люди и собаки острее чувствуют, как они любят друг друга. В разлуке и грустно, и радостно вспоминать, каким можно быть нежным к другому, когда вы вместе. И что скоро, совсем скоро они непременно встретятся, опять будут вместе, и можно будет всласть поцеловать милый холодный влажный нос.

Впрочем, быть может, собаки чувствуют разлуку даже острее, чем их хозяева. Потому что собаки самые верные существа на свете, они не предают, и учат этому людей, некоторые их которых не такие преданные и благодарные друг другу. Вот Дженни, например, из преданности и грусти ничего не ест, пока Женя бывает в школе, а грустно ложится перед выходной дверью в передней и кладет голову на Женины тапочки…

Уже был собран Женин рюкзачок, уже стояла у двери в прихожей мамина сумка. Уже мама нетерпеливо крутила на пальце ключи от машины. А Женя все никак не могла проститься с Дженни, которая, конечно же, понимала, что ее хозяйка уезжает. У Жени на глазах были слезы, и одна слезинка упала Дженни на нос. И та облизнула ее.

— Дженни не умеет плакать, вот что. А то бы тоже заплакала. Но какая же она огорченная, — сказала Женя, всхлипывая и гладя Дженни, — посмотри. Мама, какие у нее печальные глаза.

Дженни кивнула головой и отвернулась. Она всегда склоняла голову на бок и отворачивала морду, когда ее переполняли чувства.

— Посмотри на меня, — попросила Женя.

Дженни подняла морду и заглянула Жене в глаза.

— Я буду ждать, — сказала Дженни.