Крах «Грозы Вселенной» в Дагестане - Надырпаша Сотавов

Успехи Надира обеспокоили афганского правителя Ирана Афшара, попытавшегося разбить своего грозного соперника. Однако в двух сражениях (октябрь-ноябрь 1729 г.) Надир нанес сокрушительное поражение афганцам, очистил от них Исфахан и Шираз, изгнал их за пределы Ирана. В начале 1730 г. в сопровождении Надира шах Тахмасп II вступил в столицу своих предков – г. Исфахан.

Изгнание афганцев и гибель Афшара вызвали тревогу в турецкой столице. Обеспокоенная этим, Порта пыталась добиться от Тахмаспа признания за собой территорий, уступленных ей Афшаром по Хамаданскому договору 1727 г.[308] Озабоченность Стамбула была вызвана тем, что изгнание афганцев из Ирана подрывало позиции Порты не только в этой стране, но и на Кавказе. Как только Надир изгнал афганцев из Ирана, шах Тахмасп потребовал от Стамбула, чтобы ему вернули города, которые «они, османы, похитили из-под его власти».[309]

Однако неоднократные обращения шаха Тахмаспа к султану Ахмеду III остались без ответа. Иранское правительство решило изгнать турок из этих областей силой оружия. Выступив во главе 30-тысячного войска весной 1730 г., Надир очистил из-под власти османов Хамадан, Ардаган, Керманшах и Тебриз.[310]

Известие об этом вызвало переполох среди правящей османской элиты. Рассчитывая использовать Дагестан в качестве плацдарма для борьбы с Ираном, султан обратился за поддержкой к Сурхаю Казикумухскому, преследуя далеко идущие цели. Как сообщалось в донесении И. И. Неплюева от 2 июля 1730 г., султан повелел Сурхаю собрать «сколько можно войск» и идти к Ар-дебилю в подчинение турецкого командующего в Тебризе Мустафы-паши. При этом Сурхая обнадеживали тем, что «ежели храбростию и трудом ево возимеет Порта сщастию Испоганью овладеть, в таком случае учинит во Испогани ханом своим».[311]

Привлекая Сурхая заманчивыми предложениями, в Стамбуле, однако, вынашивали коварный план, пытаясь избавиться от него, если он не оправдает их надежд. В этот же день турецкий переводчик сообщил И. И. Неплюеву секретно, что «весьма Порта желает ево (Сурхая. – Н. С.) из Шемахи удалить и в глубь Персии определить, дабы свободнее было ево поймать, ежели от него в тех краях ожидаемого плода не будет».[312]

По-видимому, догадываясь о тайных намерениях турецкого двора, Сурхай вел себя осторожно, не порывая с Портой и не вступая в конфликт с Россией и Ираном. Он фактически продолжал действовать самостоятельно, рассылая воззвания местным владетелям, призывая их на свою сторону. Сообщая об этом в рескрипте И. И. Неплюеву от 4 июля 1730 г., коллегия иностранных дел специально подчеркивала: «вдобавок секретно, коим образом Сурхай… верхних горских владельцев в соединение к себе привлечь ищет, и к нашему подданному горскому владельцу шамхальскому сыну о том писал письмо».[313]

6 июля 1730 г. диван принял решение объявить войну Ирану, полагая выставить значительные силы с участием Сурхая и крымского хана Каплан-Гирея. Однако это решение осталось невыполненным. В результате глубокого кризиса военно-ленной системы внутреннее и международное положение империи продолжало ухудшаться.[314] 17 сентября 1730 г. в Стамбуле произошло народное восстание, завершившееся низложением султана Ахмеда III и возведением на трон Махмуда I.[315]

Но смена монарха не изменила ни положения народных масс, ни военно-политического состояния империи. Несмотря на подавление восстания, правительство султана Махмуда было парализовано. Наступательная сила османов значительно ослабла. Воспользовавшись этим и отъездом Надира в Хорасан для подавления восстания племени абдали, шах Тахмасп решил испытать военного счастья. Выступив весной 1731 г. из-под Тебриза, в начале апреля он нанес поражение османам под Ереваном, что вызвало очередной переполох в Стамбуле. Правительство Махмуда вступило в переговоры с шахом Тахмаспом, стараясь отвлечь его от театра военных действий и восстановить против России.

Внутреннее и международное положение России при императрице Анне Иоанновне, когда все вопросы решались немецкой «партией» во главе с Э.-И. Бироном, значительно ухудшилось. На западе против нее складывалась коалиция Англии, Франции, Пруссии и Швеции, на востоке намечался военно-политический союз между Турцией и Ираном. В сложившейся обстановке русское правительство решило сохранить взаимовыгодные отношения с Ираном и не допустить Турцию на побережье Каспия хотя бы ценой возвращения Ирану части прикаспийских областей.

В связи с этим генералу Левашову в Гиляне и резиденту Неплюеву в Стамбуле отправили инструкции всеми мерами склонять шаха Тахмаспа к союзу с Россией, не допустить заключения отдельного антироссийского ирано-турецкого договора. Для предупреждения захвата Дагестана и прикаспийских областей османами было решено «держать наготове значительные силы… удерживать тамошние народы при русской стороне, для чего находящихся здесь (в Петербурге. -Н.С.) посланников от тамошних владельцев… вполне удовольствовать и отпустить домой».[316]

Таким образом, в начале 30-х гг. военно-политическая обстановка на Кавказе и в прикаспийских областях снова осложнилась. Интересы трех противоборствовавших сторон продолжали сходиться в этом регионе. Роль Дагестана в их взаимоотношениях продолжала возрастать, хотя позиция Порты заметно ослабла. В связи с падением военной мощи Стамбула народы Дагестана активизировали антиосманские выступления. Прибывший из Тифлиса в середине ноября 1730 г. армянин Семен Аракелян сообщил в Дербент, что «около Тифлиса джарталинские лезгины деревни разоряют, а турки против них выйти не смеют понеже была у них выласка, но лезгины турок многих побили».[317]

Весной 1730 г. старшины джарских джамаатов мулла Муртузали и Гаджи-Али заключили соглашение с кахетинским князем Константином для совместной борьбы против османов. В октябре того же года османские министры жаловались И. И. Неплюеву, что им, туркам, «дагестанские народы многие пакости учинили около Генжи, а Сурхаевым ли наущением или собою того неизвестно, ибо де о Сурхае известия не имеетца, но токмо прямо ведомо, что ево в Шемахе нет».[318]

Но в конце октября Сурхай уже был в Шемахе. Предыдущей зимой по приказу турецкого султана он выступил против джарцев, ограбил несколько аулов, но после ухода Сурхая джарцы восстали снова и «каракгачскую крепость ис турецких рук отобрали».[319]

Частые вмешательств а Порты в кавказские дела и непредсказуемая позиция Сурхая продолжали влиять на внутриполитическое положение Дагестана. Осенью 1730 г. между наследниками шамхала Адиль-Гирея началась борьба за тарковский престол, в которой приняли участие и другие дагестанские владетели. Сын Адиль-Гирея Будай вместе с сыном Сурхая Муртузали напал на своего двоюродного брата Эльдара, вынудив его обратиться за помощью к старшему брату Будая Хасбулату. Опасаясь углубления конфликта между своими подданными, российская администрация запретила ему это сделать. Нагнетая обстановку, Сурхай потребовал от Хасбулата присылки подкрепления в Шемаху, но он Сурхаю «в том отказал».[320]

Занимая независимую от внешних сил позицию, Сурхай продолжал призывать дагестанские народы под свое знамя. Осенью 1730 г. от уцмия Ахмед-хана поступило известие, что «народы казикумыцкие, жангутайские, акушинские, Тарковские, карабудакские пошли все служить Сурхаю».[321] Обеспокоенный этим генерал Веденигер, уточнив, что «не все, но малое число пошло», отправил указы из Дербента уцмию Ах-мед-хану, Хасбулату, Будаю и акушинским старшинам, «чтоб они по верности своей народ оттово удержали и всячески от оново отвращали».[322] Внимательно следивший за действиями казикумухского хана, 30 октября 1730 г. уцмий Ахмед-хан отправил донесение в Дербент: «Сурхай по-прежнему людей набирает, а какое намерение у него – к туркам ли в помощь или кизилбашам – впредь время изъявит».[323]

На самом деле определить однозначно внешнеполитическую позицию Сурхая было нелегко. Правящие круги Ирана и Турции наперебой призывали его на свою сторону, делая заманчивые предложения. Стараясь сохранить независимость в сложнейшей ситуации, Сурхай маневрировал, не склоняясь решительно ни к одной из сторон. Эта внешнеполитическая линия Сурхая подтверждается различными источниками. Ссылаясь на сведения, поступившие в Дербент 30 августа 1730 г. от посланных в Шемаху лазутчиков, генерал Веденигер доносил в Петербург, что после взятия Тебриза иранцами «Сурхай хан получил от шаха подарки и указ, чтоб он Сурхай пребыл в его верности за что учиняет ево везиром, над Шемахою командиром и дает ему тарковское шамхальство и над всеми горскими (народами) учиняет ево владельцем».[324]