История Льва - Микита Франко

- Ну да, пару лет как.

- Он говорил, что только собирается её делать, что бабушка недавно умерла…

- Так он ещё при ней варил всякую бадягу, - опять захохотал Вальтер. – Она, наверное, от этого коньки и отбросила.

- Там пиздец ацетоном воняет, - закивал Грифель, поддакивая.

Вальтер пожаловался:

- Ага, и за метадон он цену заламывает, а его варёную хрень кто кроме бомжей колоть будет?

Лёве стало нехорошо от этого разговора. Мотнув головой, он поднялся с кресла и, бросив едва слышное: «Я пошёл», направился к двери.

- А ключи чё? – спросил Вальтер.

- Потом занесёте.

Ему вдруг стало всё равно, что ключи остаются не у него. И даже всё равно, если они их не вернут. Может, оно и к лучшему: пора разрывать эту отравляющую связь с компанией будущих уголовников.

Хорошо, что Шева уже начал.

Лёва и Шева [14-15]

Известия о Шеве дошли до Лёвы на следующий день.

Мама отправила его в магазин за хлебом и он, минуту другую попререкавшись (ситуация позволяла: отца дома не было), оделся и вышел на лестничную клетку. Долго спускался по лестнице, перешагивая сначала через одну ступеньку, потом через две, потом через три, а потом услышал, как открылась подъездная дверь и, подобравшись, продолжил спуск «как нормальный взрослый человек» (такими словами его одёргивала мама, если он начинал баловаться при ней).

Навстречу поднималась тётя Света, он бодро поздоровался с ней, но ничего не услышал в ответ. Решив, что она не в духе, он хотел было пройти мимо, но, прежде чем разминуться с ней на лестнице, успел заглянуть женщине в лицо: потемневшее, морщинистое, с застывшими серыми глазами. Как будто тётя Света постарела лет на десять, но это нонсенс: Лёва больше не мог вспомнить ни одну женщину, которая следила бы за собой сильнее, чем Шевина мама.

Лёве стало не по себе и, прогоняя от себя худшие мысли, он как будто бы даже с надеждой подумал: «Может быть, что-то с дядей Мишей?».

Но дядя Миша зашёл в подъезд следом, точно такой же, как его жена – осунувшийся, постаревший, с тёмными кругами под глазами. Он и раньше не то чтобы прекрасно выглядел, а сейчас – так вообще. Щеки впали, хотя дядя Миша был не из худых.

Тогда худшие мысли догнали Лёву и накрыли с головой: «Что-то с Юрой».

Обернувшись на последних ступеньках, он окликнул Юриного отца:

- Дядь Миш!

Тот заторможено обернулся.

- У вас всё нормально? – глупо спросил Лёва, понимая, что, конечно же нет.

Дядя Миша закачал головой и очень тихо сказал:

- Юра умер.

Лёва ожидал чего угодно: заболел, сбежал, укусил медсестру, поджёг палату, убил соседа, но не умер же! Это показалось даже нечестным: почему сразу умер? Почему из всего, что могло случиться, случилось самое худшее?

Не до конца веря в то, что слышит, Лёва спросил:

- Как так?

- Там, в больнице. Заперся в туалете, вены порезал.

Мотнув головой, дядя Миша быстро сказал: «Всё, Лёва, потом» и заспешил за женой. А Лёва, спустившись, вышел из подъезда и пошёл за хлебом.

Там пришлось задержаться: хлеб только подвезли, и продавщица была занята приёмом товара. Лёва сел на штакетник напротив магазина, подождал минут десять, когда она освободится, потом купил.

Дома, передав пакет с батоном матери, он очень легко рассказал:

- Я встретил родителей Юры по дороге. Они сказали, что он умер. Странно, да?

Мама выронила хлеб из рук. Лёва, цыкнув, поднял его и снова передал ей. Проворчал при этом:

- Хорошо, что в пакете, а то бы снова идти пришлось.

Одними губами мама тихо спросил:

- Как это умер, Лёва?

- Вены порезал.

- О господи, - держа пакет с хлебом одной рукой, второй она схватилась за комод, как будто сейчас упадёт. – Ты это не шутишь, Лёва?

- Мама, это они мне так сказали, - раздраженно ответил он.

- Горе-то какое… - глаза мамы наполнились слезами. – Мальчик же ещё совсем…

Лёву почему-то раздражили её заунывные причитания. Он мрачно кивнул:

- Ага… Ладно, я пойду почитаю.

«Одиссею капитана Блада» он дочитал ещё несколько дней назад и теперь, задрав голову на полки с книгами, искал глазами, какую бы книгу прочесть следующей. Все книги хранились в гостиной: отец прибил над диваном три ряда полок и обставил их разной литературой, которую, как он рассказывал сам, покупал ещё в «зелёной молодости» по подписке. Это были редкие издания всемирной классики: говорят, раньше такое достать было не просто, и когда к ним в гости заходили родительские знакомые, то начинали ахать над книгами: «Ох, это что, то самое собрание сочинений Шекспира?!». Лёва уже всю эту кухню с «дефицитными» книгами не застал, а потому читал свободно и относился к своему дому, как к бесплатному книжному магазину.

Теперь он выбрал «Трёх мушкетеров» – коллекционное издание с гладкой бумагой и цветными рисунками. Отец всегда особенно выделял эту книгу: показывая, отдельно подчеркивал, что на неё нельзя даже дышать. Лёва решил, что постарается не дышать, и ушёл с книгой в свою комнату.

Он читал до самого вечера, пока комната не приобрела оранжево-жёлтые оттенки закатного солнца, и сидел бы, наверное, дальше, до самой темноты, если бы в окно не прилетел мелкий камушек. Так обычно Грифель и Вальтер выманивали его из дома, если окна была закрыты (а в тот день мама их закрыла – погода выдалась ветреной и форточку мотало туда-сюда). Лёва раздраженно подумал: «Чё им надо? Ключи-то я отдал», встал из-за стола и выглянул в окно.

Это был Власовский. Он выглядел почти нормально: в джинсах и клетчатой рубашке с коротким рукавом (но она всё равно была по-ботански заправлена в штаны и выдавала в Якове зубрилу). Лёва раскрыл оконные рамы и не очень приветливо поинтересовался:

- Тебе чего?

- Я слышал, что случилось, - ответил Яков, глядя Лёве в глаза.

- Что случилось? – не понял Лёва.

Власовский удивился, но постарался это скрыть. Ответил ровным тоном:

- С Шевой.

- А.

- Ты как?

- Нормально.

- Я зайду?

Лёва пожал плечами, будто одолжение сделал:

- Ну, заходи.

Дверь Власовскому открыла мама. Лёва слышал, как они негромко переговаривались в коридоре. Мама почти шепотом:

- Ты к Лёве?

Власовский, хорошо поставленным голосом, отвечал громче:

- Да, я из школы. Меня зовут Яков.

-