Аляска золотая - Андрей Бондаренко

Впрочем, Саньку эти странные звуки только веселили и нешуточно возбуждали.

– Саша, мне страшно! – испуганно и одновременно призывно шептала жена до самого утра. – Обними меня скорей! Ну, крепче! Ещё – крепче…

Несмотря на бурно проведённую ночь, они проснулись рано – часа через полтора после восхода солнца. Егор принялся тщательно застилать кровать, приведённую за ночь в нечто весьма неприличное, а Санька, минуту-другую повозившись с хитрыми запорами, широко распахнула окно.

Сразу же помещение номера наполнилось свежим, звенящим от хрустальной чистоты воздухом.

– Чем же это так пахнет? – никак не могла понять Санька. – Чуть-чуть горчинкой, а ещё, совсем немного, колодезной водой…. Или – родниковой? – выглянула из окна и удивлённо охнула: – Саша, иди скорей сюда! Здесь настоящее чудо…. Теперь-то я точно знаю, кто это всю ночь напролёт пугал меня скрежетом и царапаньем…

Егор, бережно отодвинув жену от узкого окна, осторожно высунулся наружу. Лёгкий утренний ветерок кружил в прозрачном воздухе – по самым невероятным траекториям – миллионы жёлто-бурых и лимонных листьев, опавших с платанов. Разноцветные листья были везде и всюду, казалось, что всё пространство за окном – безо всякого остатка – заполнено ими…

Завтрак был созвучен этой хрустальной осенней свежести: белый, удивительно мягкий пшеничный хлеб, жёлтое густое масло, свежайший козий сыр, варёные куриные яйца, тонко нарезанные ломтики сырокопчёного бекона, крупные куски варёной говядины, сочные светло-зелёные груши, мелкие краснобокие яблоки…

А кофе, поданный сонной хозяйкой в самом конце трапезы, был просто великолепен: ароматный, пахучий, с лёгкой и приятной горчинкой.

«Похоже, что лёгкая горчинка – отличительная черта всей этой страны, которую через многие годы официально назовут Аргентиной…», – высказал очередную философскую сентенцию заумный внутренний голос.

– Отличный кофе! Великолепная страна! Мне здесь, определённо, нравится! – взволнованно заявила Гертруда Лаудруп, влюблено, с нескрываемым обожанием поглядывая на своего мужа Людвига.

После завтрака компания разделилась. Первые два дня – после прибытия на эту стоянку – были объявлены Егором выходными, поэтому мнения, как эти дни провести, предсказуемо разделились. После недолгих, но жарких споров решили так: Людвиг и Герда, прихватив с собой всех детей и охранную команду, отправляются на конных повозках в Буэнос-Айрес – на обзорную экскурсию, а все остальные остаются возле кораблей.

В обеденное время супруги Меньшиковы зашли перекусить в маленький трактирчик, над дверью которого висела табличка – «Портеньо[13]». За одним из столов сидели и оживлённо болтали по-испански Фрол Иванов и молоденькая черноволосая девица, облачённая в богато отделанный мужской костюм для верховой езды.

«Надо признать – весьма симпатичная барышня!», – со знанием дела оповестил внутренний голос. – «Ну, вылитая Исидора Коварубио – из великого романа Майна Рида «Всадник без головы»! Только молоденькая такая Исидора, лет шестнадцати-семнадцати от роду…. Кстати, характерный разрез глаз и смуглая кожа указывают на то, что среди её ближайших предков присутствовали и южноамериканские индейцы. А воркуют-то как, ну, чисто влюблённые голубки! Фролка-то наш – знатный полиглот…».

Возле барной стойки – на высоких стульях – сидели двое мужчин среднего возраста, чем-то неуловимо похожие на собеседницу Фрола. Вот девушка неожиданно рассмеялась хрустальным и серебристым смехом, мужчины тут же, словно по чьей-то строгой команде, напряглись, поглядывая на Иванова с ярко-выраженным недоверием.

– Наверное, братья этой черноволосой красотки, – негромко предположила Санька. – Я читала, что у испанцев принято, чтобы молодые девушки ходили на свиданья с кавалерами только под надёжным присмотром близких родственников. Правильный такой обычай, уберегающий от всяких неожиданностей…

Чуть позже выяснилось, что девушку действительно звали Исидорой. Она была любимой дочерью местного плантатора Рауля Гонсалеса, а два хмурых типа, действительно, являлись её старшими братьями.

После обеда Егор и Санька отправились прогуляться вдоль обрывистого берега Ла-Платы. Шли, обнявшись, любовались на шикарные речные пейзажи, болтали о всяких мелочах.

– Александр Данилович! – позвал кто-то. – Подождите!

Торопливо подошёл шкипер Тихий и взволнованно доложил:

– Господин командор! Мне рассказали, что всего неделю назад у крайнего причала, где сейчас пришвартована «Кристина», стоял голландский фрегат. Да, тот самый, с русскими офицерами на борту. Называется – «Зейдерзее». Что это всё значит, Александр Данилович?

Егор только плечами передёрнул недовольно, мол, сам бы многое отдал – за решение этой головоломки.

Ещё через час, когда уже подходили к гостинице, Егор непроизвольно задрал голову вверх, нахмурился и недовольно покачал головой:

– Саня, сколько раз я тебе говорил, что, выходя из комнаты, окна обязательно надо закрывать?! Вон, створка нашего окошка распахнута почти настежь. Безалаберность какая-то, право!

– Я только маленькую щёлку оставляла, чтобы чуть-чуть проветрить, – принялась оправдываться жена. – Это ветер, наверное, постарался. Ну, и ничего страшного! Подумаешь, в комнату нанесёт немного платановых листьев. Они такие милые! И пахнут очень приятно…

«Дай Бог, чтобы только опавшие листья платанов пожаловали к нам в гости!», – многозначительно поморщился недоверчивый внутренний голос. – «Дай Бог! Впрочем, наша мансарда, действительно, располагается высоко от земли, а никаких лестниц вблизи не наблюдается…. Вообще, братец, ты и сам непростительно расслабился! По поводу окна мог бы и лично всё проверить…».

Возле двухстворчатых дверей постоялого двора дисциплинированно прогуливался сержант Дмитрий Васильев и два солдата. Служивые, изредка посмеиваясь, о чём-то оживлённо переговаривались между собой.

– Господин командор, на вверенном нам объекте всё спокойно! – заметив начальство, тут же вытянулся в струнку сержант. – Никого из посторонних персон не появлялось!

– Ну-ну! – облегчённо вздохнул Егор. – Бдите дальше, бойцы!

Когда он массивным бронзовым ключом отпирал дверной замок гостиничного номера, над головой что-то застучало.

– Чёрт меня побери! – негромко выругался Егор, врываясь в помещение. – За что мне это всё? За что?

Он торопливо заглянул под кровать и убедился, что заветный саквояж – с половиной «золотого запаса» экспедиции – бесследно исчез.

– Этот наглый вор пришёл по крыше, – начала объяснять Сашенция безмерно виноватым голосом. – Заслышал, что мы возвращаемся, вылез обратно на крышу и…. Прости меня, Саша! – неожиданно заплакала, размазывая ладошкой по лицу крупные слёзы.

– После, дорогая, после! – Егор невежливо отодвинул жену в сторону и устремился вниз по лестнице, на ходу вытаскивая из-за пояса пистолет.

Выскочив на улицу, он взвёл тугой пистолетный курок и скомандовал подбежавшим часовым:

– На крыше гостинице находится подлый вор. Бегите вдоль правой стороны дома, я побегу вдоль левой. Стрелять на поражение! Форверст!

Стена здания оказалась неожиданно-длинной: к жилой части постоялого двора примыкали какие-то склады и амбары, дальше, судя по характерным запахам, располагались овчарня и конюшня. Когда до угла крайнего строения оставалось уже совсем немного, за торцом раздался громкий цокот конских копыт.

Егор наддал и, выскочив на свободное пространство, поскользнулся. Голень правой ноги, когда-то угодившей в звериный капкан, пронзила острая боль. Он тут же опустился на левое колено, вытянул вперёд руку с пистолетом и надавил на курок, целясь в спину одному из трёх всадников, скакавших прочь от постоялого двора.

Прогремел выстрел, гнедая лошадь упала на всём скаку, подминая под себя седока-неудачника. Остальные два беглеца продолжили стремительно удаляться по направлению к спасительной пампе.[14]

«Стрелял во всадника, а попал в лошадку, понятное дело!», – криво усмехнулся вредный внутренний голос. – «Хотя, тридцать пять метров – расстояние для пистолета совсем некомфортное. А одеты эти всадники – словно обычные ковбои из голливудских вестернов: куртки в длинной бахроме, широченные штаны, широкополые шляпы…».

Сержант и солдаты, появившиеся через семь-восемь секунд из-за другого угла крайнего строения, даже стрелять не стали – по причине полной бесполезности.

– Ушли, гады скользкие! – с трудом переводя дыхание, объявил Васильев. – А чего украли-то, Александр Данилович? Важное что?

Егор только кисло поморщился и досадливо махнул рукой:

– Ерунда, Дмитрий! Ты, братец, лучше помоги мне подняться. С правой ногой у меня беда приключилась…

Выяснилось, что в ста пятидесяти метрах от них располагался трактирчик «Портеньо», из дверей которого – на звук выстрела – выскочили Фрол Иванов, прекрасная Исидора и два её старших брата.