Голос бездны - Андрей Ветер

Пётр отступил от жертвы, и мёртвый солдат ткнулся лицом в землю.

Быстрыми шагами Пётр пошёл прочь. Через несколько секунд он остановился перед трупом овчарки и принялся за дело, которое не успел закончить из-за появления солдата. Он снимал шкуру с собаки. Его руки работали ловко, умело, и через десять минут кровавая туша уже лежала в траве, а Пётр держал в руках шкуру, с которой капала горячая кровь, и внимательно рассматривал её. Оглядев собачий мех, человек сделал ножом разрез на шкуре вдоль спины, начав его возле основания собачьей головы. После этого он быстро продел свою голову в этот разрез, расправил шкуру на своих плечах – получилось некое подобие накидки, большая часть которой закрывала спину Петра, а на груди болтались собачья морда и передние лапы убитого зверя. Пётр улыбнулся.

***

Это был очень старый чум – коническое сооружение, сложенное из жердей и покрытое шкурами животных и корой лиственницы у самого основания. Глядя на него, Матвей Коршунов с уверенностью мог сказать, что чум давно никуда не перевозился, а так и стоял на месте – кора у основания чума сильно обросла травой. Но чум был обитаем: над дымоходом, где скрещивались жерди, вился лёгкий синеватый дымок. Возле чума громоздилась огромная куча хвороста – кто-то позаботился о том, чтобы хозяину было чем разводить огонь в очаге. Чуть в стороне, шагах в двадцати от чума, виднелся среди деревьев бревенчатый сруб.

Матвей шмыгнул носом и осторожно отступил в чащу, где стояла лошадь. Марина сидела на корточках возле конских ног и дремала, свесив голову. Короткие каштановые волосы блестели в рассеянном свете. Оголившаяся из-под волос тонкая шея с прилипшим к нежной коже зелёным листиком заставила Матвея сглотнуть слюну – женщина показалась ему невероятно желанной. И как только мог муж оставить такую жену в лесу? Впрочем, он же ополоумевший…

– Эй, послушай, – заговорил Матвей негромко, – там впереди чум…

– Что? – Марина разлепила уставшие глаза и тяжело качнула головой, отгоняя комаров.

– Чум, говорю, там. Кажись, тувинская семья, но не видать никого.

– Люди? – с надеждой спросила Марина.

– Может. Дым есть. Так чё делать будем? Рискнём?

– А что тут рискованного? Кто бы там ни был… Нам хуже Петра никого не повстречать.

– Это уж натурально. Ну чё ты расселась-то? Подымайся, двигайся.

– Я устала.

– Щас отдыхать будем. Под крышей. Там и обговорим наши дела… Ты про меня лишнего не ляпни…

– Так я про вас ничего и не знаю…

– Нуда, оно, конечно, так, только… Ты вообще дюже не мели языком. Для начала и про мужа своего тоже не болтай. Тайга, знаешь, не любит слов… Мало ли что про кого наговорят… Тут всё больше по делам судят…

Марина кивнула и бросила на браконьера равнодушный взгляд.

– А у вас какие дела? – спросила она, отгоняя комаров. – Вы вообще-то кто?

– Я-то? Охотник… Лосей валю, оленей, медведей…

– Как вас звать? Имя-то хоть есть?

– Меня? Матвеем величают, – ответил он и вдруг смущённо улыбнулся, увидев подобие интереса в глазах женщины. Горожанка вдруг пробудила в нём забытое юношеское смущение.

– Матвей. Хорошее имя. Никогда не встречалась с мужчиной по имени Матвей. Библейское имя.

– Библейское? – удивился браконьер.

– А меня зовут Марина.

– Была у меня одна такая… Только давно, пацаном я ещё был мелким… А у ней что-то с мужем не сладилось, вот она меня и… того… – Матвей замолчал и потупил взор.

Они медленно, продираясь сквозь ветви, приблизились к поляне. Матвей уже не таился, вёл лошадь напрямую к жилищу.

– Эй, люди, есть тут кто? Отзовись!

На всякий случай Матвей взял ружьё наперевес, хотя знал почти наверняка, что тувинцы отличались миролюбием и ни о ком из них за последнее время не приходилось слышать, чтобы они занимались разбоем.

Минуты две никто не отвечал, затем полог чума откинулся. Из жилища показался согнувшийся старик, голый по пояс. Выйдя наружу, он остановился. Узкие глаза, едва различимые между многочисленными глубокими складками лица, ощупали незнакомцев. Он стоял неподвижно, маленький, морщинистый, одетый только в широкие штаны из оленьей кожи. На брови ниспадала длинная прядь седых волос.

– Здравствуй, отец, – проговорил наконец Матвей. – Не позволишь ли нам задержаться у тебя и набраться сил? Ты по-русски понимаешь?

Старик молчал некоторое время, затем кивнул.

– От-дыхай, от-дыхай, – закивал он головой.

Марина без сил опустилась на землю. Матвей отпустил лошадь, но рассёдлывать её не стал.

– Вода, – указал куда-то старик. – Хароший вода. Умный вода. Сильный вода.

– Родник, что ли? – уточнил Матвей, и старик утвердительно кивнул.

Матвей осторожно углубился в чащу, двигаясь по узенькой тропинке меж замшелыми валунами. Пройдя шагов двадцать, он оглянулся и прислушался. Со стороны чума донеслось фырканье лошади, но человеческих голосов не слышалось. Матвей настороженно повертел головой, но ничего подозрительного не почувствовал. Нет, не было в Марине ничего опасного. Она была просто женщина, молодая женщина, попавшая в передрягу, как и он сам…

Он пошёл дальше по тропе. Слева и справа стали появляться деревья, обильно украшенные выгоревшими на солнце лентами. Лоскуты тряпок и кожаных лент, привязанные к ветвям, создавали ощущение, что вокруг поднимались многослойные тряпичные стены, слегка колыхавшиеся на лёгком ветру. Было видно, что приходившие сюда люди оставляли ленты всюду, забираясь иногда к самым верхушкам деревьев.

Минут через пять он увидел впереди небольшое бревенчатое сооружение, похожее на низенькую хижину. Открыв дверь, он обнаружил внутри аккуратно обложенный камнями водоём метра полтора на полтора. Матвей рывком скинул с себя рубаху и опустился на колени. Голый по пояс, он с наслаждением омывал себя ледяной водой, по-животному отфыркиваясь и встряхивая головой.

Вскоре он вернулся, очень довольный собой.

– Эй, девка, – остановился он возле Марины, – сходи туда, там родник. Глянь-ка. Ко мне и комары не пристают после той воды… Ополоснёшь лицо и всё остальное. Чертовски хорошая вода. Дед, а ты это точно сказал, что вода умная! Ха-ха! Я прям-таки как заново родился… Там я углядел ленточки на деревах, всё просто сплошь увешано. Чё так, отец? Это же дары, не так ли? Наведывается сюда, что ли, кто? А, дед? Колдовать, что ли, таскаются? Шаманит тут кто, али как?

– Шаман, шаман, – закивал тувинец, не меняя выражения лица.

– Ты шаман? – удивился Матвей. – Настоящий шаман? Не врёшь?

– Шаман, шаман.

– Родник, что ли, священный у тебя?

– Шаман, шаман, – бубнил старик, продолжая неподвижно стоять на месте.

– О каких лентах вы говорите, Матвей? – спросила Марина, поднимая голову.