Воевода (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Если много и упорно говорить «хрю», все вокруг могут поверить, что ты поросенок. — улыбнулся Данила. — Шучу, конечно. Но упорство этих людей понятно. Видимо им из Царьграда шепнули что. Вот и стараются, опасаясь прибылей своих лишится. А они там не малые.

— Не малые, — кивнула Анастасия. — Но ведь не только они. А остальные чего?

— Ты помнишь, как Андрей выступал на заседании Думы?

— Я не присутствовала. Как я могу помнить?

— Брось. Знаю же, что подглядывала.

— И?

— Не обратила внимание на то, как он обидел Курбского?

— За дело.

— За дело то, оно, может и так. Но он — простолюдин — обидел Рюриковича. Прилюдно. Унизил. Смешал с дерьмом. Указав на безграмотность, дикость и необразованность. Ты понимаешь, что это значит?

— Андрей вообще-то правнук Владимира Святого.

— И да, и нет.

— Как так? Об этом же все знают.

— Все да не все. Кто в нем публично это признал? Собор поместный? Или может быть твой супруг? Посему его положение очень странное. И не все верят в слухи. А если их отбросить, то кто перед нами? Простой помещик, который прыгнул выше своей головы. Без рода и племени. Его Царь обласкал и ныне позволяет унижать Рюриковичей прилюдно.

— Но ты то веришь?

— Душа душой, а кровь кровью. Он простолюдин. И дети его будут безродными. Душу им он ведь не передаст.

Царица оставила вышивку, воткнув несколько нервно иголку в поле ткани. И в упор уставилась на брата. Пауза затягивалась. Наконец, дернув щекой, он спросила:

— Как мы?

— Ну ты не сравнивай!

— Почему же? От кого мы род держим?

— От боярина новгородского.

— А он сам откуда?

Данила Романович завис, силясь придумать ответ. Анастасия же внимательно на него смотрела уверенным, немигающим взглядом.

Прошла, наверное, минута.

Наконец, Царица произнесла:

— К тому же ему уже пожалован титул графа за воинскую доблесть. И отторгнуть сей титул у него нельзя. Посему он его носит, и дети его будут носить, и правнуки.

— Граф это…

— Это граф. Те же Шереметьевы по честности ныне стоят ниже него.

— Не в глазах наших людей, — покачал головой Данила.

— Если это не прекратится, то мы потеряем Андрея. Понимаешь? Мы с мужем боимся, что он плюнет на все и отойдет на чужую службу. И остановить его мы вряд ли сумеем. Если он татар почитай месяц за нос водил по полям да лесам, то… сам понимаешь. — развела она руками. — Да и кто рискнет за ним в погоню бросаться? Разве что Курбский. Но и он не дурень в таких делах. А Андрей нам нужен.

— Нам? — чуть смешливо переспросил брат.

— Нам, — с нажимом произнесла Анастасия. — Он лучший воевода, который есть у моего мужа. Он ему верен. И он уже сейчас способен малыми силами прикрыть Русь от крупных вторжений татар.

— Ты так в этом уверена?

— Да. Мой муж видел его воинов. Он…

— Я не о том, — перебил ее брат. — А ты уверена, что он верен твоему мужу?

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я — не уверен в этом. Да, сейчас он верен. Хм. Как волк. Но волк не пес. Волк, сколько его не корми, все равно останется волком. Пока ему это выгодно. А потом?

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я видел его в бою. Эти глаза. Жуткие. Безумные. Он был готов убить любого, кто встанет у него на пути. Я слышал эту песню, которую запели его воины, пойдя в бой. Меня самого она пробрала. Не понимаю, чем и почему. Ты представляешь? Они шли в бой, вдохновленные тем, что идут в последний бой… И готовые умереть. Убить кого смогут, и умереть, вцепившись врагу в глотку. Это жутко. Это пугает. По-настоящему пугает.

— Он вел их в боя во славу моего супруга.

— Возможно, — вяло улыбнулся Даниил. — На словах — да. А что на деле? Ты знаешь, что среди верных Андрею воинов почти повсеместны вот такие перстни? — произнес он и достал из кошелька небольшой медный перстенек.

— Что это?

— Оберег. Воинский оберег. Вот этот знак — знак Перуна — Бога войны. Самого главного из тех поганых идолищ, которого Владимир Святой сверг в Днепр. И мой человек слышал очень интересные слова. Хм. Из тьмы веков пусть громом грянет, да ратною сверкнет стезей — Перун, бог воинов удалой! Мне передали, что эти слова предназначались к оберегу этому. Будто бы он без них силы не имеет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты думаешь, что Андрей язычник?

— Не знаю, — пожал плечами Даниил. — Возможно двоеверец. Вон — знак Христа с себя не снимает. Но его устам приписывают и такие слов. — Сказал брат и продекламировал:

Нас встретит стрел колючий дождь

И вражеская рать!

Смелее в бой! Перун — наш Бог,

Он будет нас беречь,

К победе пусть проложит путь

Наш обнаженный меч!

Не видно неба синевы, повсюду вороньё -

Мы не добыча, Князь, мы волки -

Хищное зверье!

— Ты понимаешь? И я видел, как люди, идущие за ним, превращались в это самое хищное зверье. А Басманов Алексей, что был с ним при Любовшане и Гоголе, шепнул мне на ушко, будто бы Андрей желал последовать за ханом после отступления. До самого Крыма. Но усталость людей и нежелание их в этом участвовать вынудило его отступиться. Хотя он очень недовольно произнес что-то на неизвестном Алексею языке. Да и вообще был сильно расстроен и разозлен. Я никогда не встречал человека, который настолько одержим войной. Настолько не робеет перед многократно превосходящими силами неприятеля. Я боюсь его. Серьезно. Он необычной опасен.

— Данила, — вкрадчиво произнесла Анастасия, — все это неважно. Андрей служит моему мужу и ему нет никакого резона его предавать.

— Пока.

— Что значит пока? В чем кроется твое недоверие?

— В том, что ему пока не выгодно предавать. А потом? Вот укрепит он тульский полк. И что будет дальше?

— Он будет там служить и крымчаков гонять.

— Ты так уверена?

— А почему нет?

— А почему да?

— Ты думаешь, с того света просто так отпускают? Много ты таких беглецов встречал?

— Из ада, милая сестрица. Из ада, а не просто с того света. Почему его отпустили черти? Что он им обещал?

— Он целует крест, не страшится святой воды и спокойно входит в церковь. На его груди тельный крест, а на щите хризма. Тебе недостаточно этого? Он словно специально стремиться окружить себя божественным.

— Не знаю, что и ответить… — покачал головой Даниил. — Но я его боюсь. И опасаюсь, что как только Андрей наберет силу, то ударит по твоему супругу. Это зверь. Умный. Расчетливый. И безжалостный. Он преследует только свои интересы и свои цели. Да, он показывает свою верность. Но верен ли на самом деле — я не ведаю.

— И что ты предлагаешь? Избавиться от него? — холодно спросила сестра.

— Это было бы хорошим решением. Не сейчас. Позже. Когда он поднимет тульский полк…

— И что мне сказать мужу? Что ты веришь в эти доносы?

— В доносы? Нет. Это вздор. Но Андрею я не доверяю еще больше, чем этой глупой болтовне.

— Он передал мне рукопись, в котором описал все, что знал о ядах. И о том, как с ними бороться.

— Все ли? Ты вот думаешь, что все. А если он что приберег для себя и рассчитывает на твое беспечность?

— В тебе говорит страх. Только страх.

— Не буду отрицать. Пока он на нашей стороне. Но я его боюсь. Его страсть к войне неправильна. Он прямо ей одержим…

— Он одержим укреплением державы. Ты знаешь, сколько денег получил мой муж его стараниями?

— Может и так, — согласился Даниил. — Но я ему не доверяю и боюсь. Просто боюсь. И тебе советую.

— Как интересно ты сейчас говоришь. Ой как интересно. — вдруг холодно усмехнувшись, произнесла Царица металлическим голосом. — А сразу после того боя при Селезневке — ты высказывался о нем совсем иначе. Али забыл?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я был дурак. И под его чарами. Ныне же одумался.

— Под чарами, значит… — кивнула Анастасия.

— Что ты так на меня смотришь?

— Я думала, что ты верен семье… — холодно процедила Царица, с презрением смотря на брата.