Дело полковника Петрова - И Горбатко

С этого времени я закрепился в положении доверенного лица Петрова, его ближайшего доверенного лица. Для этой шпионской работы он выбрал меня в качестве помощника, причем более важного, чем любой из его советских коллег. Другими словами Петров, являясь руководителем резидентуры МВД в Австралии, был теперь готов использовать меня в качестве своего помощника.

Этот случай имел почти немедленные последствия. Мы сидели за ленчем, когда Петров коснулся темы фотографирования.

- Есть возможность дешево купить фотоувеличитель, - сказал он. Только что прибыли два экземпляра, и я могу взять один из них для вас, а другой для меня. Они поступили в адрес чешского консула Кафки, и нам не придется платить за них таможенную пошлину, так как он получил их с дипломатической скидкой.

- Я бы очень хотел купить такой увеличитель, - сказал я, понимая, что если Петров поднял этот вопрос в беседе со мной, то за этим должно что-то стоять. В любом случае, я намеревался вести игру с дальним прицелом.

- Как мы об этом договоримся? - спросил я. - Мне можно положиться на вас ?

- Да, я все устрою, - сказал Петров, - и через несколько дней дам вам знать.

У меня не возникло затруднений с получением согласия Службы безопасности на такой финансовый расход, и примерно через неделю Петров и я забрали фотоувеличители из чешского консульства в Сиднее.

Они были довольно громоздкие, и мы с Петровым даже при наличии помощника из числа сотрудников консульства изрядно повозились, прежде чем разместили их в моей автомашине.

_ Какого черта он собирается с ними делать? - задавал я себе вопрос.

Петров ответил мне на него, когда мы привезли их в мою квартиру. Он тщательно показал мне, как собирать их и как с ними обращаться, а затем сказал: - Это только часть фотооборудования, которое вам потребуется. Давайте сейчас съездим в город и купим все остальное.

Стало ясно, что Петров хотел, чтобы я научился пользоваться оборудованием для проявления и увеличения фотографий, однако у меня не было ни малейшего представления о том, что предстояло фотографировать. Первой пришла в голову мысль о том, что он, вероятно, предпринимает шаги по созданию фотолаборатории, как оборудования для нелегального аппарата, который может стать необходимым в случае объявления чрезвычайной обстановки.

Тем не менее, я поехал с ним в магазин, где мы купили все необходимое оснащение и материалы для процессов проявления и печатания фотографий.

Впоследствии Петров дал мне дополнительные инструкции на случай ряда обстоятельств, однако он никогда не касался вопросов практического использования этого оборудования, хотя и настоятельно предупредил, что его необходимо постоянно держать надежно спрятанным, за исключением тех периодов, когда он обучает меня его использованию. Это подтверждало мои догадки о том, что Петров хотел снабдить меня оборудованием и обучить правилам пользования им в порядке подготовки меня к той работе, которая может потребоваться, если мне когда-либо придется остаться в Австралии одному в качестве советского агента.

Что касается мистера Х и его диаграмм, то через несколько месяцев после того, как я принял от него конверт с бумагами, я пошел в Ассоциацию писателей на лекцию, которую должна была прочесть Хелен Палмер, незадолго до этого возвратившаяся из Китая. Мистер Х был среди присутствующих и кивнул мне в знак того, что узнал меня. После лекции мистер Х приблизился ко мне и тихо произнес: - Мне до сих пор ничего не известно о тех материалах.

Я ответил ему, что они остались у Петрова и что я выясню, как можно ускорить это дело.

Излишне говорить, что я, конечно, ничего не сделал в этом плане, но несколькими неделями позднее Петров сам сообщил мне, что советская Академия наук сочла материалы не представляющими интереса. В её ответе говорилось, что такое устройство уже известно.

Я мог бы сказать мистеру Х каков будет ответ и не дожидаясь сообщения из Москвы. Все произошло по типичному для таких ситуаций шаблону. Советская бюрократия никогда не признает, что у неё чего-то нет или ей что-то не известно, и таким образом она получила информацию, вне зависимости от её ценности, задаром.

Петров теперь все чаще приезжал в Сидней, и моя активность в качестве агента возросла многократно. Затраты времени на работу по линии Службы безопасности увеличились настолько, что это стало негативно влиять на мою профессиональную деятельность и серьезно сокращать мои заработки. Период, когда моя деятельность в качестве агента занимала лишь мое свободное время, безвозвратно прошел. Работа в интересах Службы безопасности стала составлять подавляющую часть моей деятельности.

Я встретился с Нортом и прямо обрисовал ему суть сложившейся ситуации.

Я сказал ему, что из-за недостаточного внимания к моей профессиональной работе я упускаю такую часть заработка, что мое финансовое положение становится неустойчивым. Если не будет найдено какое-либо подходящее решение этой проблемы, то мне придется просить у них неоплачиваемый отпуск, чтобы посвятить все время моей медицинской практике и поправить мои финансовые дела. Я выразил удивление тем, что Служба не замечает, насколько возрос объем моей работы в её интересах, который выполняется за счет моей профессиональной деятельности как врача.

Норт ответил, что понимает мое положение и пообещал доложить об этом своему руководству. В результате довольно долгой дискуссии, в ходе которой Служба не проявила склонности к щедрости, была достигнута договоренность о регулярной выплате мне двадцати долларов еженедельно, а также компенсации моих расходов по мере представления детальных отчетов. Это до некоторой степени облегчило мое положение, и следует отметить, что Служба не стала заниматься мелочной проверкой представляемых мною отчетов.

По моему мнению, не было никаких сомнений в том, что Служба пошла на эту договоренность лишь по той причине, что её руководство начало осознавать реальное значение моей работы с Петровым. Теперь они почувствовали, что мои отношения с Петровым дошли до той стадии, на которой стало возможным получение важной информации из советского посольства.

Глава четырнадцатая

Теперь Служба безопасности внесла существенные изменения в мои отношения и условия связи с Нортом. Были приняты меры по повышению конспирации в работе, хотя и до этого не отмечалось явных проколов.

Отныне наши встречи с Нортом стали назначаться только на вечерние или ранние утренние часы. Для проведения встреч мы всегда выезжали за город, причем каждый ехал в своей автомашине, приняв самые серьезные меры по выявлению возможной слежки. Машины парковали в разных местах. Обычно я сидел в своей автомашине с погашенными огнями и незапертой дверью. Через одну или две минуты пешком, как будто из ниоткуда, подходил Норт и садился ко мне в машину.

Затем мы обычно уезжали в другое место за несколько миль. После того, как я парковал машину, мы пересаживались на заднее сидение, где и проводили беседу при свете специального электрического фонаря, который Норт всегда возил с собой. Свет его лампы был приглушен, однако при малейшем признаке движения мы гасили его совсем и сидели в полной темноте до тех пор, пока не исчезала причина беспокойства.

По окончании беседы, я отвозил Норта на первоначальное место встречи. Он покидал меня так же бесшумно, как и появлялся. Я никогда не знал и не пытался выяснить, где и как далеко он прятал свою автомашину.

Некоторые из тех мест, которые мы выбирали для наших встреч, подошли бы для произведений Эдгара По. Я вспоминаю моменты суеверного страха, возникавшего у нас в уединенных местах, где ветер вздыхал в деревьях, а неподалеку вырисовывались могильные плиты.

К этому времени я был вынужден прекратить мое сотрудничество с сиднейским симфоническим оркестром. Фактически я был оттуда уволен из-за соглашения между Австралийской радиовещательной комиссией и Союзом музыкантов о том, что среди музыкантов оркестра должно быть не больше десяти процентов лиц, родившихся за рубежом. Гражданство здесь не имело значения; речь шла просто о том, родились ли вы в Австралии или за её пределами.

Теперь, после прекращения занятий музыкой, у меня появилось больше свободного времени, и я стал чаще встречаться с Петровым, который, судя по всему, испытывал необходимость во мне все больше и больше. Мы много раз вместе обедали, и он неоднократно намекал, что мне следует обзавестись значительно большей квартирой. Очевидно, ему требовалось в Сиднее укромное место, которое он мог бы использовать в своих целях.

Однажды вечером Петров, вопреки своему прежнему совету, пригласил меня пойти с ним в Русский общественный клуб. По-видимому, у него была при этом какая-то цель, так как я уверен в искренности его прежних слов о том, что он предпочитает не посещать этого места. Пробыв в клубе недолго, мы отправились выпить на квартиру супругов Кларк на улице Макли. Это стало началом странного знакомства и первым из наших с Петровым впоследствии частых визитов в дом супругов Кларк.