Желание убивать. Как мыслят и действуют самые жестокие люди - Энн Уолберт Бёрджесс

заранее спланированное убийство. При этом жертва и убийца находятся наедине друг с другом довольно долго, но жертва выходит из машины целой и невредимой. И теперь некоторые из вас говорят, что это убийство было непредумышленным, а орудие убийства случайным. Чертовски смелый вывод из факта наличия всей этой подготовки и зарезанной девушки.

— Наверно, дело в чем-то, чего мы пока не знаем, — возразил Дуглас. — Должно же быть какое-то объяснение этому долгому сидению в машине и такой импульсивности нападения.

— Давайте вернемся к портретированию, — сказал Уокер. — Мы согласились, что это дезорганизованный тип убийства. Похоже, что мы согласны и в том, что преступница как минимум какое-то время проучилась в старших классах и, скорее всего, жила в этой местности. Что касается этих «бобби», то для них характерен средний или выше среднего уровень интеллекта, но учатся они довольно посредственно, поскольку их больше интересует положение в обществе, а не получение знаний. На момент совершения преступления нападавшая жила или работала в этой местности. Хотя определенные способности к общению с окружающими у нее есть — опять-таки исходя из ее принадлежности к этому клубу, — но экономически она относится к более низкому слою общества и поэтому испытывает дополнительные трудности с обзаведением настоящими друзьями. Я бы сказал, что это указывает на вероятность регулярного употребления алкоголя и наркотиков, которые компенсируют комплексы и подавляют нервозность. Полагаю, с учетом возраста наличие судимостей можно исключить, хотя факты связанных с наркотиками мелких правонарушений могли иметь место.

— Да, примерно так, — сказал Ресслер. — Хотя неплохо бы получше разобраться в том, что произошло в машине. Конфликт наверняка был очень серьезный, раз вызвал такую агрессию.

— Наркотики, — отозвался Дуглас.

— Может быть, сделаем краткий экскурс в постпреступное поведение? — предложил Хэйзелвуд. — Энн, здесь очень пригодились бы твои соображения. У тебя лучше получится с психологическим обоснованием, потому что даже после двадцати лет в браке я все равно не понимаю, как мыслят женщины.

— Вообще-то дельная мысль, — сказал Уокер. — Постпреступное поведение в данном случае имеет важное значение. В первую очередь налицо вопрос об орудии убийства. Кто хочет высказаться?

Первым был Ресслер:

— Исходя из дезорганизованного характера нападения, преступница, вероятнее всего, избавилась от орудия убийства по пути домой. Скорее всего, недолго думая, она просто выбросила нож из окна. Я так уверенно говорю, что она села в машину и поехала прямо домой, потому что считаю, что прежде она ничего подобного не совершала.

— Соглашусь с Бобом, — сказала я. — Это был травмирующий опыт, а люди, не склонные к гомицидному[19] поведению, совершив нечто подобное, сразу же отправляются в какое-нибудь безопасное место. Туда, где можно отключиться от того, что произошло. Если рассматривать в данном случае старшеклассницу, она тут же вернулась бы в родительский дом.

— Ну, хорошо. Нож выброшен из окна машины по дороге домой. И если полицейские получат список подозреваемых, то смогут поискать вдоль самых вероятных маршрутов и найти этот нож, — сказал Дуглас.

— И еще: ей было нужно зачистить все следы внутри машины. Особенно если это был не ее автомобиль. Наверное, на следующее утро она даже встала ни свет ни заря, чтобы поехать на автомойку, — добавил Хэйзелвуд.

— Это очень показательный отрезок времени, — сказала я. — Она должна была заметно измениться сразу же после совершения преступления. Вполне возможно, что, вернувшись домой тем вечером, девушка ни с кем не общалась. Но ведь это старшеклассница, она живет с родителями, так что домашние могли обратить внимание на ее отрешенность и замкнутость в течение как минимум нескольких последующих дней. Она могла выглядеть нервной, раздраженной, встревоженной, погруженной в собственные мысли. Ее обычный режим дня мог сбиться. Она могла стать менее внимательной к своей одежде, меньше заботиться о своем внешнем виде.

— Слушай, Уокер, а местные полицейские не заметили ничего необычного на похоронах? — спросил Дуглас. — Мы знаем случаи, когда убийцы приходили на них и выглядели странно безучастными. Обычно они и с церковной службы уходят пораньше.

— Полиции она наверняка известна, — решительно заявил Ресслер. — У них не так много подозреваемых. Возможно, они уже опрашивали ее в ходе расследования и обратили внимание, что по сравнению с другими ребятами она заметно больше нервничала и огорчалась. Может быть, даже вызывалась помочь следствию.

— Ладно, народ, наверное, этого достаточно, — завершил обсуждение Уокер. — Я составлю психологический портрет и направлю его в полицию Оринды. Когда появятся новости, снова соберемся.

* * *

Вот и все. По окончании совещания привыкшие к такого рода трансформациям сотрудники мгновенно перешли от анализа страшных подробностей кровавой поножовщины к трепу о планах на предстоящие выходные, внутренней кухне офиса и бейсболе. Это было удивительно, но в то же время отчасти людей брали в ФБР именно по этой причине. Несмотря на различия между собой, все сотрудники ОПА обладали способностями сопереживать, не поддаваясь своим чувствам, и раскладывать по полочкам ужасы, не ужасаясь. Умение сохранять невозмутимость помогало им жить.

Мое же восприятие было иным. Работа с жертвами изнасилований не притупила мои чувства. Скорее, она помогла мне более полно осознать природу насилия и научила распознавать модели поведения и умыслы. Для этого я устанавливала своеобразный контакт с жертвой, знакомилась с ее историей и анализировала психологические основы случившегося. Таким образом я получала уникальное представление о психологическом портрете жертвы.

За это меня ценили сотрудники, в центре внимания которых обычно находился преступник. Меня часто привлекали к работе по делам, в которых нужно было объяснить различия в серии преступлений одного и того же преступника. Я помогала разобраться в межличностной динамике, например, в способах сопротивления жертвы или ее уступках ради самозащиты. Или высказывала мнение о том, какие ситуации могли спровоцировать или разозлить преступника. Но такой подход делал меня более подверженной эмоциям. Дела буквально застревали в моей голове. А когда преступников наконец ловили, я гордилась проделанной работой, но прежде всего испытывала облегчение.

Особенно это касалось дела «бобби». Из дюжины или около того дел, отработанных нашей командой профайлеров с начала 1980-х годов, оно было первым, где и нападавшей, и потерпевшей стороной были лица женского пола. В случае нашего успеха оно послужило бы громким утвердительным ответом на вопрос руководства Бюро о возможности применения профайлинга в работе по более широкому кругу дел. Такой ответ поступил спустя несколько месяцев, в декабре того же года.

Уокер сообщил мне, что арест наконец-то произведен. И добавил, что назначил повторное совещание с участием всех сотрудников.

* * *

— Итак, вот о чем я не сказал вам на нашем предыдущем совещании. Еще до начала нашей работы по этому делу