Последние Врата - Мартин Райтер

— Я верю. Клянусь богами, я верю, — пробормотал Эйвинд из Норддерфера.

— А раз верите, так читайте документ дальше. Мы и так уже из-за ваших колкостей потеряли кучу времени.

Старик вздохнул и громко прочитал:

Прочь, глупец,

от каменных зубьев

 мяса Щита,

что смотрят на брызги

котла Хвергельмира —

с вершины рубца из

Имировой плоти.

Каменные зубья мяса Щита. Хм. Что же это может быть? Зубы, рот... Что делают зубы? Размалывают пищу. Что еще?... Кусают... Что еще?... Защищают язык... Да, пожалуй, так и есть. — Старик из Норддерфера победоносно вскинул голову. — Несомненно! Речь идет о крепости или замке, который стоит на возвышении. Под ним текут реки.

— Замок стоит на холме или горе? — поинтересовался Олаф.

— Может, на холме, может, на горе, а может, и на возвышении, — туманно ответил старик. — Где-то там. Что у нас далее? Ага:

Под взглядом немым

Третья цепляет,

Спешащая лижет,

ласкает Широкая

Палат подошву

Детей, рожденных

Сынами Бора.

В этом месте говорится о том, что у слияния трех рек находится замок или, верней всего, какое-то человеческое поселение.

— А что, дети, рожденные Сынами Бора, — это люди? — спросил Олаф.

— Разумеется. А вы что, решили — коровы? — съязвил старик.

— Нет, я подумал о гномах, — нахально улыбнулся Олаф.

При упоминании о гномах старик опять занервничал. Чем был вызван этот страх перед горным народом, Генрих понять не мог. Он был уверен, что гномы не посмели нарушить его приказа: не измываться над стариком. И все же старик панически боялся. Генрих подумал, что этот страх имеет свои положительные стороны как для старика, так и для него самого. Не надо прибегать к физическому насилию каждый раз, когда необходимо получить важные сведения. Тем временем Эйвинд продолжил чтение:

Венчают ступени

Родящей рубец,

Но ступени ведут

не в асом жилище,

поспеши сосчитать

Сто пятьдесят

И последние три.

Родящая — земля, про рубец я уже объяснял. Что же отсюда следует? А то, что эта возвышенность покрыта ступенями. Лестницей или чем-то в этом роде. Чтоб отыскать дверь между Мидгардами, надо отсчитать сто пятьдесят три эти ступени.

В полуночный час

Рыб долины отрады

Сияньем отмечена

Тайна,

где Кожу Мидгардов

соткали из Слова

владыки Хлидскьяльва

дети Ивальди...

В полуночный час дверь между Мидгардами испускает сияние, — сказал старик. — По этому признаку она должна быть узнаваема. Это происходит летом.

— Ну, то, что зимой рыбы не особенно счастливы, это понятно, — заметил Генрих. — Тут нет ничего сложного: при морозе маленькое озерцо сковывает льдом, откуда уж тут рыбьей отраде взяться. А вот...

— Что за чепуха! — фыркнул Скальд Ярлов — его вздорный характер брал верх над здравым рассудком. Он «не умел» долго бояться. — При чем тут озера и рыбы?

— Как при чем? Ясно же написано — рыб отрады, — растерявшись, ответил Генрих.

— Рыб долины, отрады! — с ударением произнес старик. — Заметьте — долины, а не озер. Рыбы долины, как известно всем мало-мальски образованным людям, — это змеи.

Олаф Кауфман широко улыбнулся.

— Да, Генрих, — сказал он. — Нам с тобой никогда не стать настоящими скальдами...

— Еще бы! — обрадовался Эйвинд из Норддерфера. — Скальдами не становятся, скальдами рождаются!

— Наверное, вы правы. Разгадать эту головоломку не по силам современному человеку, — Генрих развел руками. — Ну, продолжайте расшифровку, господин Скальд Ярлов.

— Кого продолжать? старик подозрительно посмотрел на Генриха.

— Расшифровку — объяснение этого ужасного документа.

— А мне больше нечего объяснять, — старик протянул Генриху пергамент. — Все.

— Что все? — удивленно спросил Генрих.

— Все, — старик злорадно ухмыльнулся. — Дальше кусок оторван.

Генрих растерянно посмотрел на Олафа, тот почесал затылок:

— Черт знает что. Бред какой-то. С чего начали, тем и закончили. Хотя... Постой-ка, надо все это перевести на нормальный язык. Может, тогда хоть что-нибудь прояснится. А так, с ходу, понять ничего нельзя.

Олаф взял ручку, вытащил из кармана клочок какой- то бумаги и отошел в глубь комнаты. Он уселся в кресло у окна, заложил ногу на ногу и принялся с задумчивым видом постукивать себя ручкой по колену. Генрих повернулся к Эйвинду, Скальду Ярлов.

— Может быть, вы имеете какое-то представление о том, где может находиться это место? — с надеждой спросил Генрих старика. — Возможно, вы слышали что- то...

Но старик Эйвинд не дал ему закончить — он вдруг побледнел, потом покраснел и яростно топнул ногой.

— Я, господа захватчики, Эйвинд, Скальд Ярлов, — гордо изрек старик, задрав кверху подбородок так, что Генрих поневоле поежился, испугавшись, что тощая, длинная шея старика сейчас переломится и голова запрокинется назад. — Я, смею напомнить, поэт, а не какой- то там фардренг!

— Кто? — переспросил Генрих.

— Фардренг! Тот, кто таскается ил одного королевства в другое. Одним слоном — бродяга и бездельник.

— А, путешественник, по-нашему, — объяснил со своего места Олаф.

Старик пропустил замечание мимо ушей.

— И поэтому, хоть я и ваш пленник, господа, прошу вас меня подобными просьбами не унижать, — гневно продолжил он. — Не бывало и не бывать такому в обоих Мидгардах, чтобы Эйвинд, Скальд Ярлов из Норддерфера, занимался таким недостойным делом, как картография.

— А что ж в этом плохого? — удивился Генрих. — Нужное и полезное дело. К тому же быть первопроходцем — интересно.

Старик фыркнул.

— Для бездарных полководцев и тупых солдат! Сразу видно, что вы ничего не смыслите в «плате племени камней», юноша.

— В чьей зарплате? Племя чего? Камней? — простонал Питер, видимо, так и не сумев задремать. — А камни-то тут при чем?

Старик пропустил его вопросы мимо ушей и продолжил:

— Греппы — это вам не какие-то там проходимцы, у которых мозгов хватает только на то, чтобы ползать по болотам и таиться в лесных чащобах...

— Слушайте, дедушка, вам или лечиться надо, или в школу идти, — проворчал Питер. — Вы ведь совсем не умеете разговаривать по-человечески. Я понимаю, конечно, что возраст дает о себе знать — мой дед Томас, к примеру, в восемьдесят лет ведет себя, как пятилетний ребенок, и заговаривается. Но даже он не придумывает таких невразумительных слов, как вы. Что еще за греппы? С кем они воюют?

— Греппы ни с кем не воюют, греппы, да будет вам известно, поэты. Они выше всяких войн. А потому всяческие изыскания и пристрастия к диким, малоизведанным местам оставляют их равнодушными. Сравнивать греппов с какими-то грязными колонистами — это все равно что равнять влиятельных ярлов с деревенскими старостами. Сам Хальвдан Рыжебородый почитал за честь пригласить меня в свой дом, а вы пытаетесь настолько унизить меня, что предлагаете разбираться в каких- то картосплетениях. Эйвинд, Скальд Ярлов, тяжко вздохнул. — Конечно, а нашей власти измываться над несчастным узником... но знайте, я протестую! Надеюсь, вы не станете меня пытать?

Глава XVIII

СПАСИБО ДЕДУ ТОМАСУ!

Нет, пытать мы вас не станем, — вздохнул Генрих. — Можете отдохнуть. Хотите — спите, а хотите — книги почитайте. Видите, какая большая библиотека у Олафа. У него, наверное, и стихи современных поэтов есть. А если вы так любите поэзию, вам будет интересно узнать, как и о чем пишут сейчас в Большом Мидгарде.

Генрих в задумчивости посмотрел на старика. Хотя Эйвйнд из Норддерфера и был одет в джинсы и футболку, его манеры, как, впрочем, и весь вид, выдавали в нем если не пришельца из другого мира, так какого-то грубоватого фермера из местности, невероятно удаленной от центров цивилизации. Фермера, которого приодели и затащили в город силком. Борода Эйвинда неряшливо торчала во все стороны, в длинных волосах запутались стебельки трав, жухлый листок, цветные нитки. В морщинах собралась грязь, из-за чего они казались особенно глубокими. Старик выглядел уставшим и несчастным.

— Знаете, — сказал Генрих. — Вам надо помыться. Пойдемте, я покажу вам, как включать горячую и холодную воду. Олаф, ты не возражаешь, если твой гость искупается?

— Мне все равно. В ванной и полотенце, и мыло.

— Пойдемте? — спросил Генрих Скальда Ярлов.

Старик Эйвинд в нерешительности замялся. Он несколько секунд дулся, кряхтел, затем решился и сказал, пряча глаза:

— Я боюсь.

— Чего же вы боитесь? Гномов здесь нет, вас никто не обидит...

— То же самое говорил Хельги Черный Сигрлинну из Сварингсхауга. А закончилось все тем, что Сигрлинна и его людей всех сожгли, — сказал старик. — Накормили, напоили, а потом сожгли.

— Так вы боитесь, что я вас сожгу? — Генрих рассмеялся. — Перестаньте! В Большом Мидгарде не принято сжигать противников. А тем более если бы я хотел вас убить, так мог сделать это уже тысячу раз! Вы ведь не ярл, зачем мне перед вами хитрить?