Волчица (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

— Нет, не так…

— Так. Именно так, я знаю. Я умная. И тебе меня не обмануть. Наста, если не будет меня — на этом месте появится кто-то другой. Я не обманываю хозяина, не ворую еду у рабов. Я делаю все, чтобы облегчить их жизнь — хоть немного. Думаешь, откуда у них появились чистые комнаты? Душ, сортир, хорошая еда? Это все стоит денег, и ни один обычный хозяин на это бы не пошел. Зачем тратить на рабов лишние деньги? Это сделала я. Я убедила Эдгеля, что сытый, здоровый раб выгоднее больного и забитого. Здорового можно продать дороже. И кроме того, у нас рабы почти не умирают. Только если самые больные, которых уже нельзя было спасти. Которых даже маг-лекарь не может спасти. Это было трудно. На Эдгеля нельзя давить, он сразу встает на дыбы. Его можно только убеждать, используя выгоду, как аргумент. Для него главное — выгода. Когда я сюда попала — у него умирало четверть рабов. Прибыль была невелика. Теперь у него лучшие рабы в городе — самые здоровые, самые сильные и красивые. Его авторитет поднялся, как и прибыль торгового дома. И это моя заслуга. И он знает об этом. Хоть и бесится, хоть и мучает меня, но никогда не убьет, и никому не отдаст. Потому что без меня он ничего не может. И как ни странно, это бесит его еще больше! Как это так — девчонка, рабыня, знает дело лучше чем он, умный и знающий мужчина! И потому он терзает меня каждый день, каждый день…

— Бедненькая… — Настя прижала девушку к себе еще сильнее, и поцеловала ее в макушку. Макушка пахла травами, и была Меррель такой уютной, такой теплой…как кошка. Да, плюшевая, горячая кошечка.

— Ты первая, кому я об этом рассказала — глухо, из подмышки сказала Меррель — Не знаю, почему я тебе поверила, и все это странно… Наверное потому, что ты чужая. Не отсюда, не из нашего мира.

— А еще потому, что меня скоро не будет в живых? — грустно усмехнулась Настя — И некому будет болтать языком?

Молчание. Настя почувствовала, как худенькое тело Меррель напряглось, сжалось, будто она хотела уйти в раковину, спрятаться от всего мира. Настя решила, что та ей что-нибудь ответит, но Меррель промолчала.

— Выхода нет, Наста…выхода нет… — после молчания продолжила Меррель — Есть только предопределение. То, что тебе назначат боги — то и случится. Дадут боги тебе выжить — значит, так и будет. Нельзя ничего изменить.

— Неправда! — горячо выдохнула Настя — Ты же изменила! Ты противоречишь сама себе! Говоришь, что изменить ничего нельзя, что все предопределено, но при этом рассказываешь, что изменила жизнь рабов, которые сюда попали. Что сделала так, чтобы Эдгель не мог от тебя отказаться! И тем самым сохранила себе жизнь. Так? Ведь так, признай!

Молчание, потом тихий голос:

— Да, ты права. Наверное, я слишком хочу жить, и потому плохой адепт Храма. Настоящий адепт плывет по течению так, как если бы он был легкой соломинкой. И за то получает карму, достаточную для хорошего перерождения. Я же…видимо недостаточно верующая. И это моя беда.

— Это твоя…милота! — Настя вдруг хихикнула, и поцеловала Меррель в маленький, аккуратный носик. Та как раз смотрела в лицо Насти, и Настя промахнулась — хотела в лоб, получилось в нос. И Меррель вздохнула, и прижалась щекой к животу Насти. Теплая, упругая кошечка.

— Мер… — Настя поглаживала девушку между лопаток, и та защурилась, будто настоящий пушистый зверек — Что мне делать? Вот что бы ты сделала на моем месте? Ты опытная, все знаешь об этом мире, о людях, его населяющих — Что я должна делать?

— Наста, милая…я не знаю — Меррель вздохнула и отстранилась от Насти — Клянусь Храмом и богом Согдумом — не знаю. Слишком много неизвестных величин, чтобы произвести расчеты. К примеру — как я могу знать, к кому ты попадешь? У меня есть кое-какие предположения, я слышала, что говорил Эдгель, но…это лишь предположения. Что это будет за человек? Среди аристократов есть и такие, что вполне похожи на человека. Будешь жить в золотой будке, как дорогая собачка. Станешь ублажать хозяина, делать все, что он скажет, и возможно, он так к тебе привыкнет, что не сможет без тебя обойтись. Я знаю, такое бывало. Знаю даже такой случай, когда аристократ освободил рабыню-наложницу, и на ней женился. Правда, это закончилось очень плохо. Родня от него отказалась, в обществе его не принимали, детей от рабыни невозможно было устроить в хорошую школу. И даже учителя к нему не приходили — в противном случае их бы не приняли в хороших семьях.

— И чем закончилось? — живо поинтересовалась Настя.

— Они куда-то уехали, то ли в соседнюю империю, то ли вообще на другой материк. Скорее всего, взяли другие имена, и теперь живут, как хотят. Но потеряли все — имения, земли, капитал. Но этот случай из разряда сказок, так что на такое не рассчитывай. Готовься к унижению, к боли…они это любят. И когда тебя станут насиловать — не молчи. Кричи, проси быть ласковее, благодари хозяина за боль, ползай перед ним на коленях и умоляй его позволить обслужить. Они это любят. Тогда твои страдания закончатся быстрее…

— Звучит отвратительно, двусмысленно — скривилась Настя — Закончатся, это как? Могут убить?

— Могут убить — серьезно кивнула Меррель — Если ты попадешь к тому, на кого я думаю…все будет очень плохо. Он купил у нас девочку, очень красивую и очень строптивую. Такую, как ты. Гордую, смелую! Дочь одного из вождей юга. Понадобилось полгода, чтобы превратить ее в животное, радующееся ласке хозяина. И когда он этого добился — она ему сразу надоела, и он отдал ее своим солдатам для потехи. Просто так. Ибо стал ее презирать. А она повесилась. А этот гад вывесил ее тело на видном месте и запретил снимать до тех пор, пока ее тело не превратилось в обклеванный птицами скелет. В назидание всем тем, кем он владеет. Ведь только хозяин имеет право распоряжаться жизнью раба, и никто другой. Даже сам раб.

Настя поежилась, и Меррель, почувствовав ее настроение, погладила девушку по плечу:

— На надо заранее пугаться. Может еще и обойдется. Может, купит другой человек — на аукционе все случается. Но ты должна быть готова ко всему. Должна быть сильной, и умной. И…не брезгливой. Главное, помни: твое тело ничего не значит. Оно лишь временное пристанище души. Они могут мучить наши тела, но не могут добраться до души. Если только ты этого не позволишь. А ты не позволяй! Тело — это сосуд. Разобьется этот — ты получишь другой. Посмертие, вот главное. Бойся испортить свою карму, не бойся испортить тело. Знаю, тебе трудно, ты девственница, ты берегла себя для любимого мужчины, и тебе будет больно осознавать, что кто-то чужой станет тем, кто нарушит твою цельность. Но помни — все в руке божьей, и то, что с тобой происходит — есть его воля. Ты отдаешься не чужому мужчине, а богу. Богу же позволено все. Ибо он — бог!

— Не хочу! — Настя почти зарычала — Никакие не боги эти мрази! Эти ваши так называемые мужчины! Настоящие мужчины так не поступят с женщинами! Я ненавижу их! Вот почему ты не кричишь, когда Эдгель тебя насилует? Почему не получаешь удовольствие от секса? Ты сама мне говорила, что чувствуешь только боль, и больше ничего! Если все от бога — ты должна наслаждаться процессом! А ты как себя ведешь? Почему Эдгель называет тебя бесчувственной тварью?

Молчание. Долгое молчание, и только с журчание в полумраке, в углу комнаты. Маленький шарик магического светильника принесла с собой Меррель, иначе бы в здесь было совсем темно. Сейчас уже полночь, а в маленькое оконце, выходящее во двор, не заглядывают ни солнце, ни луны. Нора. Самая настоящая нора.

— Это моя месть — мрачно ответила Меррель — Они терзают мое тело, но я не дам им удовольствия своими криками, стонами и просьбами. Им нравится слышать, как женщины кричат, плачут и стонут. И неважно — это крики боли, или наслаждения. Я ни разу в жизни не испытала удовольствия от мужчины. И от женщины. Они убили мое наслаждение. Все, что я могу — это уйти от боли. Выйти из тела. И если ты научишься такое делать — тебе будет легче. Может быть, ты даже привыкнешь. Главное, помни: это навсегда. Выход один — смерть. После смерти ты за свои страдания получишь награду. Но только если не покончила с жизнью сама. И не важно — перегрызла ли ты себе вены, или вызвала гнев хозяина, и он тебя за это убил. Если ты осознанно, нарочно вызвала гнев, мечтая о смерти — это все равно, как если бы ты перерезала себе глотку. То есть — убила себя сама. Помни это. Не знаю, может ты еще и будешь получать удовольствие от того, что тебя насилуют. Я знаю о таких женщинах. Если ты этому научишься, если у тебя есть такая склонность — тогда все хорошо. Ты будешь жить долго и счастливо. И неважно, что у тебя ошейник на шее. Я ведь тоже можно сказать управляю Эдгелем. Ну да — он меня насилует. Да, мне больно, и я его ненавижу. Но все могло быть гораздо хуже! А так — я фактически управляю всем его хозяйством и у меня беспрепятственный доступ к его деньгам. Он даже не знает точно, сколько у него денег, представляешь?