Может ли ещё молиться современный человек? - Антоний Блум

У Иоанна Лествичника есть замечательные слова; он говорит: если твое внимание отвлеклось от слов молитвы, верни его в ту точку, где ты потерял молитву, и повтори эти слова. Повторяй их, пока не сможешь произнести их от всего ума и сердца. И он говорит – и, я думаю, это следует помнить, – что рассеянность может быть вызвана отсутствием у нас выучки, но она может быть и искушением извне. Но, – говорит он – если мы проявим постоянство, то даже искушение научит нас молиться гораздо усерднее.

Вот один из способов, которым можно собрать свой ум, и сердце, и волю, и воссоединить их с нашим физическим существом так, что не только какая-то доля нас самих, но все наше существо предстоит Богу и поклоняется Ему – как апостол Павел говорит, чтобы мы прославляли Бога и в душах наших, и в телах наших.

И далее – верность, которой Христос ожидает от нас как от Своих учеников, постоянство в нашем делании, верность заповедям, которые Он дал нам: не законническая верность, и не боязнь быть судимыми за нарушение заповедей или невыполнение их; но если Его заповеди не станут для нас вторым естеством, если они не вытеснят постепенно нашу первую падшую природу и не станут для нас нашей новой природой, мы никогда не станем способными действовать заодно с волей Божией изнутри самих себя; иначе говоря, настолько слиться с Божественной волей, Божиими мыслями, Божиим сердцем, чтобы стать едиными с Богом во Христе. Вот, в каком-то смысле, простой способ научиться молиться и научиться жить убежденно, преданно и устойчиво. Остальное – Божие дело. И в этом заключается наша надежда. Наша надежда не в том, что мы можем так выдрессировать себя, что достигнем невозможного: общения с Богом, единства с Ним. Настроить музыкальный инструмент еще недостаточно, нужна еще рука, которая играла бы на нем. И рука эта – рука Божия. Наше дело – настроить музыкальный инструмент настолько совершенно, насколько можем, и тогда исполнится и в нас слово, переданное апостолом Павлом: достаточно тебе благодати Моей; сила Моя проявляется, действует в немощи. Не в расслабленности, не в малодушии, не в лени или беспечности, но в такой гибкости нашего человеческого естества, которая может быть наполнена силой Божией.

И вот, люди, держащиеся нехристианской веры, идут путем, который им указали их учителя и наставники. Мы же сделали христианство сводом нравственных законов, которые и нарушаем постоянно. И когда дело доходит до покаяния, мы каемся на этом уровне. Но не на этом уровне Бог ожидает нас и мы можем жать встречи с Ним. В отношениях любви все дело в верности, в единстве ума и сердца, а не в выполнении или невыполнении.

Задумаемся над этим. Мы всего ожидаем от Бога; даем ли мы Ему возможность действительно что-то сделать для нас? Являемся ли мы тем музыкальным инструментом, на котором Он, ради нас же самих, мог бы играть мелодию? Подумаем об этом и принесем ему наше покаяние и нашу надежду. Покаяться не значит оплакивать прошлое; покаяться значит повернуться лицом к Богу, взглянуть Ему в лицо, вслушаться в Его слова, восстановить отношения любви и взаимной верности. Покаяние – задание на будущее, а не только взгляд в прошлое. Вот почему, задумавшись над прошлым и настоящим, мы можем повернуться к Богу и сказать: Благослови меня сегодня положить новое начало!.. Но “сегодня” зависит от нас. Благословение от Бога – а решимость и готовность должны быть нашими.

ПОПРОБУЕМ МОЛИТЬСЯ БОГУ ИСТИНОЙ…[2]

В первой своей сегодняшней беседе я хочу поставить два вопроса: почему верующий человек молится? И доступна ли молитва еще не верующему человеку?

Но, может быть, раньше всего следовало бы сказать, что такое молитва. Молитва это крик души, молитва – это слово, которое вырывается из сердца. Ставить вопрос о том, почему человек молится, для верующего так же непонятно, как сказать: почему любящий человек говорит любимой о своей любви? Почему ребенок плачет, обращаясь к матери в нужде? Потому что он знает, что на его зов отзовутся, что на его слова любви ответят радостью, ответной любовью.

Порой верующий молится потому, что его охватило живое, глубокое чувство Божией близости, Его присутствия. Это может случиться в храме, это может случиться дома, или в поле, или в лесу: вдруг человек почувствует, что Бог близок, сердце полно умиления, трепет наполняет его. И вот человек с молитвой благодарности, или радости, или просто трепета оборачивается к Богу. Царь Давид в одном из своих псалмов восклицает: Господи! Радость Ты моя! – вот это молитва, самая настоящая. Иногда у пережившего такой опыт человека остается чувство: О, если бы всегда так было! Если бы продлилось! – и на него находит тоска по Богу. Ему кажется, будто теперь Бог отдалился или что он сам ушел от Бога. Это, конечно, не так; Бог бесконечно и постоянно близок к нам… И человек начинает искать Бога; как иногда в потемках мы щупаем вокруг себя в поисках какого-то предмета, человек ищет Бога не где-то в небесах, ищет Бога глубоко в себе, старается молитвенно, благоговейно погрузиться в собственные глубины, чтобы вновь стать перед лицом Божиим.

Этот опыт сродни опыту человека, еще не верующего, но ищущего. Основатель Студенческого Христианского Движения в России, барон Николаи[3] , наслышавшись о Боге от своих сверстников и товарищей, почувствовал, что хочет дознаться – существует Бог или нет? И эта жажда уверенности побудила его как-то на прогулке в лесу воскликнуть: Господи! Если Ты есть – скажись!.. И какое-то глубокое чувство сошло на него, и он стал верующим.

* * *

Приступая сейчас ко второй беседе, я хотел бы поставить вопрос: каким образом неверующий человек может загореться желанием искать то, о чем, как неверующий, он и понятия не имеет? Недостаточно, что вокруг него есть верующие, которых он, может быть, и уважает, ум которых ценит, убеждения которых кажутся ему достойными внимания: для того, чтобы молиться, надо лично самому что-то пережить. И вот бывает, что человек, размышляя о себе, познает сразу две противоречивые вещи. С одной стороны, глядя на себя в этом бесконечно большом, огромном, порой страшном, опасном мире, он не может не ощутить себя как малюсенькая песчинка, которую может разрушить сила, мощь этого мира. А с другой стороны, обернувшись на самого себя, задумавшись над собой, человек вдруг обнаруживает, что в каком-то отношении он больше того громадного мира, где он является такой малой, незначительной, хрупкой песчинкой. Весь мир, который вокруг него, находится в плену двух измерений: времени и пространства, а человек в себе ощущает как бы третью величину: в нем есть глубина, которой нигде, ни в чем нет. Если мы подумаем о земном шаре и мысленно проникнем в него с какой-нибудь одной стороны, будем углубляться в него, уходить в самую его глубь, в какой-то момент мы достигнем его центра, и это предел его глубины. Если мы будем двигаться дальше, мы из этого земного шара выйдем и снова окажемся на его поверхности. Все вещественное имеет как бы толщину, но нет в нем той глубины, которая есть в человеке, потому что эта глубина – невещественная.

И вот в человеке есть голод к познанию, тоска по любви, изумление перед красотой, и сколько бы он ни познавал, только шире и шире разверзаются его познавательные способности; сколько бы любви ни вошло в его жизнь – его сердце делается все глубже и шире; сколько бы красоты он ни пережил через музыку, через природу, через произведения искусства, у него все еще остается способность принять бесконечно больше, потому что все им испытанное умещается в него, уходит в какую-то бездну и оставляет его таким же открытым, таким же пустым. Кентерберийский архиепископ Рамзей сказал, что в каждом человеке есть глубина, есть простор, которые так же велики, как Сам Бог, и что эту глубину может заполнить только Бог. И мне кажется, что это правда.

И вот когда человек подумает о себе как о бесконечно малом существе в бесконечно громадном просторе мира и вдруг обнаружит, что весь этот мир слишком мал, чтобы заполнить его до края, он начинает задумываться: как же это так?.. И может начать ставить перед собой вопрос: что же меня может заполнить, если ни знания, ни любовь, ни красота меня до конца не могут удовлетворить, не могут закрыть эту глубину, эту бездну?..

И тогда, под влиянием ли собственных размышлений, чтения, встреч, под влиянием ли чужой молитвы, человек может искать неведомого, искать того, что может заполнить его душу, о чем говорят ему другие: это есть – ищи! Ищи углубления в себя, потому что в самой твоей глубине заложена тайна познания, но иного: познания Бога.

И на пути этого искания человек может начать молиться, молиться глубоким криком души: Где Ты, Господи? Откройся мне, я не могу жить без смысла и без цели! Я теперь понимаю, что я не самодовлеющее существо, что весь мир мал, чтобы наполнить меня – но кто заполнит эту глубинную пустоту?.. И вот человек приступает к вере и к молитве, о которых я хочу сказать в следующей беседе.