В краю молчаливого эха - Александр Меньшиков

Колокол тут же замолчал. Но в ушах до сих пор стоял его густой бас.

Парнишка обошёл колодец и приблизился к ажурной арке железных ворот, за которыми и начиналась территория местной церквушки. Её здание было по-своему интересно, необычно. Оно полностью было сложено из местного «розоватого» камня. В центре вздымалась восьмигранная башенка. На самом её верху, под медной остроконечной крышей, сквозь узенькие просветы крутобоких ниш, и проглядывался тот самый колокол.

Семён с интересом разглядывал резные барельефы на гладких полированных стенах церкви. Это ж какой умелец такое мог сотворить! Суровые образы Тенсеса перемежевывались с картинами из святых писаний. Всё это облачалось в чудный растительный орнамент с элементами виноградной лозы.

Прутик так увлёкся просмотром, что ничего вокруг не замечал. Он не увидел, как отворились резные двери, как на порог вышла высокая эльфийка, облачённая в ярко-красный шёлковый подризник, отороченный снизу золотым кантом. На плечах служительницы Света развевался характерный для ранга протодьякона бледно-сиреневый орарь, с вышитыми на нём символами церкви.

— Го-о-о… з-з-з… у-у… — щурясь, пытался прочитать Семён одну из надписей под очередным барельефом.

— Там написано, — мягко проговорила эльфийка, приближаясь к вздрогнувшему Прутику: «Познающий самого себе, познаёт весь мир».

Семён втянул голову в плечи, и потупил взор.

— Кто ты? Не местный ведь? — поинтересовалась служительница Света.

— Пу-у… путешественник, — пробормотал Прутик.

— Пришёл на утреню?

— Я? Ну-у… гулял… я…

Эльфийка тихо рассмеялась.

— Умеешь читать? — в её голосе послышались странные колокольчики.

— Умею… умею, — Семён рискнул поднять взгляд и быстро посмотрел на женщину.

«Красивая… безусловно, красивая», — промелькнуло в голове.

В воздухе разлилось тихое жужжание воздушных стрекозиных крыльев. Эльфийка чуть оторвалась от земли и приблизилась к Прутику почти вплотную.

— Меня зовут Амели ди Дазирэ, — чуть улыбнулась эльфийка, и на её щеках появились милые ямочки. — А тебя?

— Семён… — в горле Прутика тут же пересохло.

— Знаешь, что это за надпись?

— Кх… конечно. Это слова принадлежат Незебу.

Лицо Амели стало удивлённым.

— О-о… откуда ты это знаешь?

— Читал, — Семён тут же испугался сказанного. А потом спохватился и успокоил себя той мыслью, что за знакомство с текстами запрещённых книг, его уже ниоткуда не выгонят. — Как-то Великий Маг Скракан, одно время будучи учителем Тенсеса и Незеба, спросил у них, что по их мнению лучше для людей.

— И ты согласен с ответом Незеба?

— Я? Не знаю… пока не знаю… Но хочется одного: не быть орудием в руках слепого… рока… судьбы…

— Раз так, то воспользуйся советом Великого Незеба, — хитровато улыбалась Амели ди Дазирэ.

— Вы предлагаете мне… воспользоваться его советом, а меж тем, ваша церковь считает его за еретика.

— Ваша? — нахмурилась эльфийка. — Я поняла: ты полагаешь себя из тех, кто не особо верит в Дар Тенсеса.

— Можете считать меня агностиком, — смело сообщил Семён.

В этот момент через ворота потянулись полусонные прихожане. Они приветливо заулыбались эльфийке, продолжая при этом следовать к церкви.

— Вера — это сложная штука, — грустно сказала Амели. — Не все её могут обрести. Многие искренне заблуждаются, полагая, что обладают ей… А вот в тебе она есть.

— Во мне?

— Да. Познай же себя, — кивнула служительница Света и тут же процитировала что-то из писаний: «Будь тверд, будь мужествен, и не страшись ничего».

Из дверей церкви появились служки, которые подали едва уловимый знак Амели, что всё готово к заутрене. Эьфийка развернулась и направилась к ним. А Семён растерянно поглядел ей вслед, а затем пошёл прочь с подворья.

«Верю ли я действительно в Дар Тенсеса?» — задался вопросом Прутик.

О том, что все мы конечны, все смертны, говорят нам ещё с раннего детства. Правда, обязательно добавляют, что благодаря великому Дару Тенсеса, у нас есть возможность воскреснуть, вернуться из чистилища в собственное тело… Но Семён ещё ни разу не встретил ни одного живого существа, будь он человеком, эльфом, гибберлингом, и даже гоблином, который бы смело сказал, что именно он пережил смерть, и мало того — вернулся в Сарнаут.

А с самой смертью ему уже приходилось сталкиваться. Впервые это произошло лет семь назад… может, восемь… Бабушка, которую он помнил вечно сидящей у окна, и почти постоянно что-то прядущей или вышивающей, заболела в начале зимы. И заболела жестоко.

Местный лекарь (весьма посредственный алхимик, как выяснил позже Семён) сделал несколько попыток в виде каких-то горьких настоек, заговоров и прочих им подобных штучек. Но всё оказалось тщетно…

Прутик помнил, как стоял у изголовья больной бабушки. Как ему было удивительно видеть её столь быстро и стремительно увянувшей, и ссохшейся. Словно та живительная сила, которой наполнено каждое существо, «вытекла», будто вода из дырявого кувшина. Одни лишь глаза блестели и как-то странно глядели на внука. А, может быть, и сквозь него.

А потом старушка вдруг как-то по-особенному вздохнула и… наступила мёртвая тишина. За окном тихо-тихо стелил снег. Семён замер, не понимая, что происходит. Блестящие глаза бабушки резко потускнели… взгляд отправился в никуда… веки осторожно приспустились книзу…

Прутик огляделся. Подошла мать, за ней отец, сестры.

— Всё, — прошептал кто-то.

И остальные согласно понурили головы.

Вот такая тихая смерть.

А потом, примерно через год, настал черёд младшего брата. Но в этот раз всё было как-то не так.

Семён вновь ощутил тот тошнотворный ком, стоящий поперёк горла… За что? Почему Сарн (если в том его воля) забрал жизнь у того, кто и не пожил? И где же этот пресловутый Дар Тенсеса? Почему Искра младшего братишки так и не возвратилась в сей мир? Неужто количество его грехов равно количеству грехов каких-то… разбойников?.. воров?.. убийц?..

Или в чистилище ошиблись? Да-да, верно ошиблись! Ведь какие же, Нихаз их всех подери, могут быть грехи у двухлетнего ребёнка! Кто ответит?

Все эти вопросы, конечно, появились позже. А тогда… тогда Прутик стоял посреди избы, не в силах не пошевелиться, ни что-либо сказать, и глядел в напряженные лица своих родных. И главное: не мог даже понять смысл слова «кончился»…

Как так? Ведь какие-то три-четыре дня назад брат весело топотал вот здесь… прямо здесь… Был румян, здоров… весел… И вот кто-то говорит: «Кончился».

Это что? Всё? — Прутик поглядел в желтоватое лицо брата.