Ночной поезд в Инсбрук - Дениз Вудз

Саба улыбнулась:

— Все будет отлично. Из Каира тяжело дозвониться в Хартум, но мы обязательно найдем его, клянусь Аллахом.

В конце рабочего дня Фрэнсис собралась было уходить, когда Саба вышла из дальнего кабинета и подозвала ее к окошку.

— Вот, — сказала она, протягивая телекс, — ответ из Хартума. К сожалению, вашего друга в «Акрополе» нет.

Фрэнсис прочитала телекс. Этого было достаточно; надо было выйти из офиса, пойти в авиакассы и взять билет на первый попавшийся рейс, но она не хотела видеть очевидного.

— Может, он на пути в Каир? — предположила Саба.

— Да, а может, уже в Лондоне.

— Вы думаете, он мог улететь домой?

— Всякое бывает, но в авиакомпании мне ничего не сказали.

Саба переглянулась с коллегой. Фрэнсис прикусила язык. Необходимо было соблюдать осторожность, потому что, если эти женщины догадаются обо всем, они перестанут ей помогать, решив, что Ричард сам от нее сбежал. Так что приходилось скрывать смятение, засевшее камнем в душе.

В гостиницу она вернулась как во сне.

Тем же вечером, когда в гостиничном номере стало невыносимо одиноко, Фрэнсис поднялась на крышу и встала у ограждения, глядя на противоположную сторону площади Рамзеса. Она стояла будто на краю преисподней, глядя в одну из бездонных пропастей. Внизу копошилась людская масса, накатывая волнами, в пыли и грязи, утонув в море шума. Человекопотоки поспешно перемещались, не останавливаясь. Ни минуты покоя. В этих людях не было никакой восточной лени. Даже не похоже было, что они спешат вечерней порой в свой милый сердцу прохладный дом. Какое-то бесцельное перемещение в хаотичном пространстве. И каждый день Фрэнсис вливалась в этот поток, торопясь на ту сторону лихорадочно пульсирующего перекрестка и обратно. Иногда ей казалось, что она застрянет там навечно, как приговоренная на неопределенно долгий срок кружиться по площади Рамзеса.

Проснувшись на следующий день, она долго не вставала с постели, размышляя о последних событиях. Прошло девять дней с тех пор, как Ричард исчез. Достаточно времени, чтобы добраться до Хартума. И даже вернуться в Каир. Он уже мог зайти в «Лонгчампс» и навести о ней справки. Все, что от него требовалось. А она возлагала слишком большие надежды на посольство. Если бы Ричард серьезно заболел или попал в руки суданских правоохранительных органов, в посольстве бы уже об этом знали. Если бы он пытался ее найти, то сам связался бы с посольством или зашел в «Акрополь» или в «Лонгчампс». Но если он с первым же самолетом улетел домой, тут уж ничего не поделаешь. Фрэнсис оставалась в полном замешательстве и не знала, что делать. День пролетел в бессмысленных раздумьях, протащив ее сквозь временное пространство, медленно, будто вздергивая на дыбу.

Опять омлет на ужин, и снова заварочный чайник на столике на террасе, и все тот же бессмысленный диалог с любезным официантом о том, как прекрасно она провела время в Египте. Он не лез к ней в душу, не пытался достучаться до нее сквозь пелену оцепенения и не спрашивал, почему она ничего не ест, покорно унося почти нетронутые блюда обратно на кухню. Наоборот, он восторженно рассказывал о своей стране — в надежде, что капля тепла растопит сердце этой женщины, постепенно превращающейся в камень у него на террасе. С каждым днем ее движения становились все более скованными. В отличие от вялотелых туристов, растекшихся у столов после напряжения городской суеты, Фрэнсис ходила и двигалась так, будто руки и ноги у нее окостенели. Таким же окостеневшим было и сознание. Она приняла во внимание невысказанное сочувствие кельнера и пообещала себе, что когда найдет Ричарда, то объяснит египтянину, почему всегда оставалась безмолвной, когда он приносил ей на крышу чай.

Макая один конец палочки картофеля фри в кучку соли на краю тарелки, она разглядывала повернувшуюся к ней спиной парочку новоприбывших юных англичан. Они стояли у ограды и пытались рассмотреть сквозь грязную пелену наименее привлекательный район Каира. Женщину откровенно поразили минареты, завывание муэдзинов и визгливая какофония автомобильных гудков. И когда они вернулись на свои места — за соседний столик, она улыбнулась Фрэнсис, восхищенно тараща глаза, пожала плечами и сказала:

— Просто не верится, что я здесь!

Фрэнсис улыбнулась в ответ.

Девушка наклонилась к ней поближе:

— О-о, как аппетитно выглядит. Что это?

Уставясь на тарелку, Фрэнсис вымолвила:

— Омлет.

— Вот что, Сэм, его-то я и закажу, — сказала молодая женщина спутнику. — Надо есть простую пищу и не разводить вредных микробов в животе. Представляю, какой у нас будет медовый месяц, если мы оба проведем его в туалете.

— Вы недавно поженились? — спросила Фрэнсис.

Черные очи распахнулись еще шире.

— Вот именно, что «недавно»! — И она протянула для приветствия руку: — Привет. Меня зовут Люси, а это мой муж Сэм. У-ух, впервые это произнесла.

— Я уж думал, и не произнесешь никогда, — упрекнул ее Сэм.

— Мы чуть не поссорились прямо перед свадебной церемонией, — завела свой рассказ Люси.

Фрэнсис почувствовала, что ее захлестнул вихрь, но посреди стихии стало спокойнее. Люси беспрестанно лепетала, находясь в эйфории после незабываемой свадьбы в Хенлей, и ее просто распирало, так хотелось кому-нибудь — кому угодно — в подробностях все рассказать. Хотя согласия Фрэнсис и не спрашивали, та была рада покориться. И в самом деле, какой живительный контраст по сравнению со страшным горем Лины.

Люси поражала красотой и темпераментом. Короткие черные волосы, темно-карие, почти черные, глаза и бьющая через край энергия, судя по всему уже утомившая Сэма за два дня, прошедшие после их женитьбы. Фрэнсис пила маленькими глоточками чай и то и дело смеялась, слушая, как расписывает Люси подробности их смешанного (в расовом отношении) брака. Сама Люси выросла в состоятельной и образованной семье и воспитывалась в Челтнемском женском колледже, а Сэм, чьи предки были выходцами из Вест-Индии, вступил в сознательную жизнь в Уондзуорте. И та и другая семья не видели ничего хорошего в их отношениях, а возможность брака и в страшном сне не могла им присниться.

— Не венчание, а симбиоз Ноттинг-Хиллского карнавала и Челсийской цветочной выставки! — хихикнула Люси.

Она настояла на том, чтобы Фрэнсис пересела за их столик, не зная, что спасает ту от очередного кошмарного вечера в одиночестве — такого, как вчерашний и позавчерашний.

На следующее утро Фрэнсис заявилась в посольство с началом рабочего дня. Уж слишком мучительно сидеть в гостиничном номере, — помочь может только видимость действия.

Саба говорила по телефону. Другая женщина, чопорная Джина, сидела на столе, глядя поверх очков, балансирующих на кончике носа.

— Я просто хотела узнать, — сказала Фрэнсис, — нельзя ли снова связаться с Хартумом?

— Ваш друг так и не объявился?

— Нет.

— Поговорите с Сабой.

Саба подошла к окошечку и нахмурилась:

— Так и не проявился?

— Нет. А вы узнали что-нибудь? Я имею в виду, может, произошел какой-нибудь несчастный случай…

— Я переговорю с послом, когда он подъедет.

— О боже! А может, не надо?

— Думаю, это необходимо.

Прошел час. Фрэнсис машинально чиркала в записной книжке, изображая географические контуры Египта и Судана и соединяющую их железную дорогу. В каждом конце пути стоял маленький человечек с палочками-ручками и палочками-ножками. Пока она пребывала за этим занятием, низкорослый, загорелый мужчина прошагал мимо нее, энергично здороваясь с секретарями, и прошел прямо в соседний офис. Посол собственной персоной. Саба пошла за ним по пятам и вернулась через десять минут.

— Посол Дойл готов встретиться с вами.

Фрэнсис замялась.

— А вдруг он сможет вам помочь? — улыбнулась Саба.

Посол встретил Фрэнсис в своем большом, ярко освещенном офисе теплой улыбкой и ободряюще пожал ей руку. На вид ему было около шестидесяти. Его по-отечески мягкая внешность располагала, и она чуть было не разрыдалась, изложив печальную историю с начала и до конца. Он махнул рукой, приглашая присесть. Она села, нервно выкручивая пальцы.

— Насколько я понял, вы разминулись с попутчиком.

Несмотря на то что ей не хотелось выглядеть глупым туристом, который восток от запада не отличит, Фрэнсис было не до того, чтобы хвастаться обратным. Она кивнула.

— Ясно. Вы можете сказать точно, где видели своего друга в последний раз?

Некоторое время она молчала, вновь отброшенная в тот пыльный вагон, скрипящий на жаре.

— Я… мы были в поезде. В скором поезде «Долина Нила». Возвращались в Египет.

— Да, Саба так мне все и рассказала, но касательно вашего друга, — посол бегло пробежал глазами по своим записям, — Ричарда Кина, так его величают?