История византийских императоров. От Юстина до Феодосия III - Алексей Величко

При новом Персидском царе Хосрове, хотя и с большим трудом, мирный договор без указания срока был заключен сторонами осенью 532 г. Хотя эта война и, тем более, мир не могут быть зачислены в актив Римской империи, св. Юстиниан с благодарностью Богу принял известие о заключении нового договора[157]. Мир развязывал ему руки для главного — освобождения Африки и Италии от варваров и реставрации Римской империи в её первозданном виде.

Но тут ему был нанесён страшный удар изнутри, удар тем более неожиданный, что никаких внешних предпосылок этому событию император не ощущал до последнего мгновения — мы говорим о бунте «Ника», потрясшем Константинополь в 532 г. Волнения возникли так неожиданно, а события развивались настолько стремительно, что власть оказалась просто не готова дать своевременный и действенный отпор заговорщикам. Дошло до того, что в определённый момент времени всем казалось, будто никаких шансов на спасение и сохранение царского титула у св. Юстиниана уже не осталось.

Впрочем, объективные причины, приведшие к бунту, конечно, были. Например, восстановление общения с Римским епископом, ради которого на алтарь победы императором были принесены в жертву авторитетные на монофизитском Востоке патриархи и епископы. Категоризм властей в 518 г. и методы официального навязывания Халкидона при царе Юстине I не были забыты монофизитами, и, разумеется, они не могли простить того унижения, которым подверглись 10–15 лет назад. Последующая религиозная политика св. Юстиниана, направленная на упрочение отношений с Римом, имела для них вид крайне негативной тенденции, которую нужно было оперативно пресечь.

Внешняя политика св. Юстиниана и его имперские замыслы также вызывали мало сочувствия среди придворных и даже в его ближайшем окружении. Относительно неудачная война с Персией, в которой открылись недостатки римской армии, едва ли внушала оптимизм. Можно с легкостью предположить, что мирная инициатива св. Юстиниана по прекращению войны с Персией не встретила большого сочувствия у военной и финансовой аристократии. Во-первых, мир был буквально выпрошен царём, а это больно било по честолюбию сановников и военных. Во-вторых, царский двор прекрасно знал, что после заключения мира император захочет начать войну с вандалами. Перспектива этой компании казалась совершенно мрачной, и ни у кого не возникало сомнений, что гораздо правильнее воевать с Персией, что называется, «до победного конца», чем ввязываться в изначально проигрышное мероприятие в Африке.

Внутренние реформы царя, особенно в финансовой сфере, тоже сформировали большую группу недовольных его режимом лиц. Уже в это время, задолго до войны в Африке и в Италии, финансовые дела в Империи оставляли желать лучшего. И личность Иоанна Капподакийца вызывала крайнее раздражение среди населения, не говоря об аристократии, не привыкшей к таким жёстким, почти грабительским способам взыскания с их имуществ налогов и недоимок, которые применял главный финансист государства. А последовательное устранение св. Юстинианом Великим от государственных дел и законотворчества сената, ставшего вдруг фигурой «второго плана», рисовало совсем уж пессимистические картины в глазах старой политической элиты Империи.

И, как показали ближайшие события, едва ли могут возникнуть сомнения в том, что «Ника» явилась не плодом экспромта рядовых жителей столицы и, тем более, не результатом противостояния двух ипподромных партий — венетов и прасинов. «Синие» и «зелёные» традиционно враждовали друг с другом, часто допуская кровопролитные стычки, где жертвы исчислялись десятками. И до «Ники», и много позднее, чуть ли не ежегодно, в том числе и в последующее время царствования св. Юстиниана, как показывают летописные источники, эти вечные антагонисты неизменно решали спорные вопросы кровью. Да, св. Юстиниан симпатизировал «синим», но это никак не могло стать причиной волнений для «зелёных». В течение всего времени существования Константинополя каждый из императоров традиционно брал покровительство над одной из партий. И партия, временно оказавшаяся без высшего патрона, всегда надеялась, что следующий царь изберёт объектом своей привязанности именно её. И естественное чередование симпатий императоров к той или иной партии действительно имело место.

Нет, это был настоящий государственный заговор, где представители высших кругов государства вступили в альянс с монофизитскими вождями, заранее организовались и лишь использовали внешне ничем не выделяющийся повод для реализации своих планов.

Всё началось на ипподроме утром, в воскресенье, 11 января 532 г. В перерыве между двумя заездами на трибуне «зелёных» поднялся человек и обратился с речью к императору, присутствовавшему здесь же. Правильно обращают внимание на то, что это было далеко не случайное, хотя и оставшееся для истории безымянным, лицо. Зная размеры ипподрома и представляя гул, стоявший на нём в ходе соревнований, можно с уверенностью сказать, что это был заранее подготовленный глашатай. Он громко обвинил св. Юстиниана в том, что его права, как римского гражданина, нарушены, а царь бездействует, покрывая преступников. Император попросил назвать имя обидчика — им оказался один из вельмож, состоящий в близком круге василевса. Иными словами, глашатай фактически обвинил самого государя, подчеркнув, что покровительствуемые царём лица находятся вне закона. Император опроверг обвинения и открыто заявил, что выступление «потерпевшего» подстроено, но «зелёные» дружно закричали, будто им в действительности угрожает опасность, и они ищут защиту у царя. Император опять возразил, что никаких признаков надвигающихся для прасинов бед он не видит, и в общей суете и неразберихе все оставили ипподром и разошлись.

Хотя утреннее происшествие закончилось ничем, уже в полдень произошли более тревожные события. Казнили семерых преступников, двое из которых принадлежали к партиям «синих» и «зелёных». Каким-то чудом они остались живы, вырвались из рук палача, и их немедленно укрыли монахи в монастыре Святого Лаврентия. Отметим это слишком удивительное, чтобы признать его случайным, стечение обстоятельств. Профессиональный палач почему-то не смог умертвить свои жертвы, и они оказались представителями двух ипподромных партий, а не рядовыми обывателями. Так или иначе, но попытки префекта города арестовать скрывшихся преступников не принесли успеха[158].

Через день, 13 января, публика вновь собралась на ипподроме, и невооружённым глазом было видно, что представители обеих партий успели сговориться между собой, проявляя подозрительное единодушие. В перерывах между заездами они поочередно кричали в сторону императора, чтобы тот помиловал спасшихся преступников, но император ответил, что не видит причин вмешиваться в правосудие. И чем более напирала толпа и примкнувшие к ней обыватели, тем твёрже был отрицательный ответ царя. По окончании заездов толпа с криками: «Да здравствуют человечные «синезелёные!» направилась к зданию претории. Там они выломали двери и принялись избивать чиновников. Не остановившись на этом, мятежники принялись поджигать правительственные здания, включая Бронзовый дворец императора[159].

Утро следующего дня не принесло никакого облегчения: толпы вооружённых мятежников бродили по городу, громя здания. Часть мятежников вернулась к ипподрому. Они начали выкрикивать политические требования об отставке самых близких св. Юстиниану чиновников: Трибониана, Иоанна Капподакийца, Эвдимона. Словесный камуфляж никого не обманул: по сути, это было требование к самому императору отречься от трона. То обстоятельство, что выступление носило отнюдь не стихийный характер, хорошо иллюстрируют требования восставших: вскоре, забыв о преступниках, которых просили помиловать, и об отставке чиновников, толпа начала скандировать лозунги о возведении на престол нового царя из дома императора Анастасия! После этого всем стало ясно, что заговор инициировали монофизиты, поскольку с именем старого императора они связывали довольно лояльную государственную политику по отношению к себе. Стали искать племянников покойного василевса, но Ипатий и Помпей находились в царском дворце рядом со св. Юстинианом; их третий брат Проб вовремя скрылся из дома, который в отместку был сожжён восставшими. Таким образом, всё стало на свои места: это была прямая попытка сместить св. Юстиниана, осуществлённая руками двух партий и обезумевшей, слепой толпы.

Не известно, как бы развернулись дальнейшие события, но на счастье императора в Константинополе в это время были расквартированы части Велизария, должные составить основу экспедиционного корпуса для похода на Африку, и герульский корпус Мунда. Это были в буквальном смысле слова боевые части, солдаты которых владели всеми навыками рукопашного боя и отличались едва ли не полным индифферентизмом к монофизитству, вожди которого стояли во главе мятежа.