Безответная любовь - Рюноскэ Акутагава

выражать свои чувства, – а тут просто изображение. Да еще на экране». Она была бессильна отдаться этому человеку, даже если бы и хотела. «Говорят: „желанный“… Но если нежеланный, ни за что не притворишься, что желанный. Возьмите хоть Симура-сана – он часто угощал меня зеленым вином. Но я все равно не могла притворяться, будто он желанный. Судьба – от нее никуда не уйдешь». Она говорила вполне разумно. Ее слова поразили и в то же время тронули меня. «Потом, когда я стала гейшей, гости часто водили меня в кино, но, не знаю почему, этот человек совсем перестал появляться в фильмах. Сколько я ни ходила в кино, там показывали одну чепуху вроде „Вожделенных денег“, „Зигомара“, даже смотреть не хотелось. В конце концов я совсем перестала ходить в кино – чего зря ходить. Понимаете…»

В этой компании О-Току не с кем было поговорить, и, понимая это, она буквально вцепилась в меня и говорила, говорила. Чуть не плача.

«Через много лет, уже после того, как я переехала сюда, я пошла однажды вечером в кино и вдруг снова увидела его на экране. В каком-то городе на Западе. Там была мощенная булыжником площадь, посреди площади какие-то деревья, похожие на китайские зонтики. А по обеим сторонам – гостиницы. Только, может быть, потому, что фильм был старый, все выглядело коричневато-тусклым, точно дело происходило под вечер, дома и деревья странно подрагивали – грустная картина. И вдруг, представляете, с маленькой собачкой, дымя сигаретой, появляется он. В своем черном костюме, с тростью – ну нисколько не изменился с тех пор, как я видела его в детстве…»

Через десять лет она снова встретилась с любимым человеком. Тот не изменился, потому что это был старый фильм, а она, О-Току, поверила в Счастливого дракона. Мне было невыразимо жаль ее.

«Около деревьев он останавливается, поворачивается ко мне и, снимая шляпу, смеется. Скажите, разве нельзя было подумать, будто он здоровается со мной? Знай я его имя, обязательно окликнула бы…»

Попробовала бы окликнуть. Приняли бы за сумасшедшую. С тех пор как стоит город Й., не было еще гейши, безнадежно влюбленной в кинофильмы. «Потом вдруг появляется маленькая женщина и набрасывается на него. Чтец-сопроводитель пояснил, что это его любовница. Она уже немолодая, да еще на голове у нее огромная шляпа с перьями – до чего мерзко она выглядела».

О-Току ревновала. Опять-таки к изображению на экране.

(Поезд подошел к Синагаве. Мне нужно было сходить на Симбаси. Мой товарищ знал это и, боясь, что ему не удастся закончить историю, торопливо продолжал, время от времени поглядывая в окно.)

В фильме происходило еще множество событий, и кончался он, кажется, тем, что мужчина попадает в полицию. О-Току подробно рассказала мне, за что его арестовали, но я, к сожалению, не помню.

«На него налетели, в момент скрутили. Нет, это было уже не на той улице. В каком-то баре. Там стояли в ряд бутылки вина, а в углу висела клетка с попугаем. Видимо, уже наступила ночь, все было в синей дымке. И в этой синеве, в этой синеве я увидела плачущее лицо того человека. Если бы вы увидели, вам тоже стало бы безумно жаль его. В глазах – слезы, рот приоткрыт…»

Потом раздался свисток – фильм окончился. Осталось только белое полотно. И тут О-Току произнесла замечательную фразу: «Все ушло. Ушло и превратилось в дым. И ничего не осталось».

В ее слезах не было притворства. Не исключено, что история ее безнадежной любви к изображению на экране – выдумка, а на самом деле она безответно любила кого-нибудь из нас.

(Наш поезд в это время, уже в сумерках, подошел к станции Симбаси.)

1917

Барсук

Согласно «Анналам Японии», в первый раз барсук обернулся человеком в деревне Митиноку и случилось это во второй месяц весны тридцать пятого года правления государыни Суйко. Правда, в другой книге сказано не «обернулся человеком», а «стал похож на человека», но в обеих книгах после этого написано «пел», и, следовательно, можно считать вполне достоверным факт, что, независимо от того, обернулся ли он человеком или стал похож на человека, песни он пел, как настоящий человек.

Еще задолго до этого, как сказано в «Записках о годах правления императора Суйнин», в восемьдесят седьмом году, собака, принадлежавшая юноше Макасо из провинции Тамба, загрызла барсука, у которого в брюхе оказалось множество нанизанных на нитку драгоценных камней – магатама. Об этой нитке драгоценных камней и о том, как появилась Яхобикуни Мётин, написал в своем романе «Восемь псов» Бакин. Но барсук эпохи Суйнин просто прятал в своем брюхе драгоценные камни и не обладал свойствами оборотня, как барсук более поздних эпох. Таким образом, впервые барсук обернулся человеком во второй месяц весны тридцать пятого года правления государыни Суйко.

Барсуки обитали в японских лесах еще в глубокой древности, со времен восточного похода императора Дзимму. А человеком барсук впервые обернулся лишь в 1288 году со дня основания империи.

На первый взгляд это может показаться случайностью. Но не исключено, что все началось вот с чего.

Девушка по имени Сиокуми из деревни Митиноку и юноша по имени Сиояки из той же деревни полюбили друг друга. Девушка жила с матерью, так что им приходилось встречаться тайком от нее, по ночам, поэтому об их встречах никто не знал.

Каждую ночь юноша, перевалив гору Исояма, располагался неподалеку от ее жилища. Девушка, рассчитав время, тайком покидала дом. Но она часто опаздывала, потому что ей приходилось ухаживать за матерью. Однажды она пришла, когда ночь уже была на исходе. В другой раз уже пропели первые петухи, а ее все не было.

Это случилось в одну из таких ночей. Юноша, присев на корточки у отвесной скалы, чтобы скрасить скуку ожидания, громко запел. Он боялся, что шум бьющих о берег волн заглушит песню, и поэтому изо всех сил напрягал пересохшее от нетерпения горло.

Услыхав песню, мать спросила лежавшую рядом с ней дочь, кто поет песню. Девушка притворилась спящей, но, когда мать спросила ее во второй, а потом в третий раз, растерялась и соврала, что это не человек поет.

Мать спросила: «кто же тогда?» – «Наверно, барсук», – ответила девушка, проявив удивительную находчивость… С давних времен любовь учила женщин находчивости.

Утром мать рассказала жившей неподалеку старухе, плетельщице циновок, о том, что слышала пение барсука. Оказалось, что и старуха слышала. «Смотри-ка, – удивлялась она, – выходит, барсук поет песни», – и