Час тишины - Иван Клима

Приближающаяся гроза наполняла его душу тоской. Он вышел.

Вдали мерцали тихие огоньки, и темный веер туч раскрывался в невиданной вышине. Он заспешил к своим грядкам и вскоре услышал, как кто-то идет за ним следом. Это были шаги того единственного человека, который поверил ему. Учитель обогнул замок и только тогда увидел свои посевы: табачные листья беспокойно дрожали, кукурузные стебли мирно раскачивались в порывах ветра, а мак как-то сразу погас во тьме. Он присел на камень; всей душой он привязался к этим грядкам и теперь страстно мечтал о том, как через год или два, когда вернет силу земле, он соберет с них такой урожай, какой собирают люди внизу, на границе. И все тогда удивятся и поймут, что всю эту равнину можно превратить в цветущий сад.

— Ты еще увидишь, что мы сделаем, — сказал он, — какие дома в одно прекрасное время построят здесь люди!

В узких канавках поблескивает вода. Сколько здесь положено труда! В кошелках они носили лесной мох, перепревшие листья, мешали тоненький слой чернозема с каменистой, растрескавшейся землей пастбища! Сколько дней они создавали эту узенькую полоску плотин, — защиту от не существующей пока воды, а в канавки вместе с детьми таскали в деревянных бадьях воду… Он смотрел на приближающиеся тучи и торопливо, чтоб прогнать тоску, говорил:

— Не в домах, конечно, дело… У тебя может быть высокий дом, дюжина комнат, хрустальные люстры — и все-таки не будет у тебя счастья. Хочется человеческую душу затронуть.

Первая молния обрела голос, и ветер донес его до них.

— Самое плохое — это покой. — Ему приходилось теперь почти кричать, чтобы перекрыть шум ветра. — Податливость, смирение… Человек, который хочет что-то сделать, мечтает о свободе, потому что только свобода дает ему эту возможность. Как только начнет он любить, так сразу восстанет против всех этих церквей… Начнет восставать против всего, что досталось ему в наследство… ему захочется чего-то лучшего, более совершенного — и только это делает из него человека.

Его все больше охватывала тоска. Наверно, он действительно вел себя, как упрямый ребенок, как безумец. Он говорил стремительно и взволнованно, чтобы подавить свой собственный страх.

Павел Молнар внимал каждому его слову, но не все понимал. И все же минутами ему казалось, что учитель постиг жизнь лучше, чем все остальные, кого он до сих пор знал, что, вероятно, нашел даже и путь из этой западни, этого капкана, которого он когда-то боялся. Павел был несказанно рад, что может слушать учителя.

— Поэтому-то и хочу им показать, — объяснил учитель. — Когда они увидят, что можем мы, они поймут, что то же самое могут и они, что смогут жить совсем по-другому. А потом в них пробудится мечта подняться из нищеты, и она изменит и их, и все вокруг.

Тучи громоздились над землей, темнота наполнилась разрядами, в сверкании молний цепенели деревья, бесконечный простор стал серый. И тут шумно повалили столбы вод.

Он вдруг вспомнил, что так же когда-то приближалась лавина. Это было еще дома, в горах. Он стоял тогда на косогоре, услышал едва различимый шум. Сперва он не понял, откуда исходит шум, а шум все нарастал, пока не превратился в громовые раскаты. И он увидел тогда огромную движущуюся массу — она катилась перед его глазами по долине — видение сна, видение войны, — трескались стволы деревьев, деревья падали под напором стихии.

В одно мгновение все исчезло, провалилось в преисподнюю. И только весной нашли остатки этой массы — она громоздилась в ущелье, и вверх от нее тянулась светлая бритая полоска.

— Скорей, — крикнул он, опомнившись, и побежал вдоль грядок, рукой выбрасывая глину, которая быстро забивала канавки. Вскоре он понял тщетность своих действий и только поднял воротник промокшего насквозь пальто.

— Что же делать? — спрашивал он. — Что же будет?

Когда они уже были в сухом месте — под сводчатой аркой, — он еще раз повторил свой вопрос: что же будет?

Но мальчик молча стоял, опустив голову. Все-таки они оказались слабыми, беспомощными и слабыми, — западня снова захлопнулась.

— Может, все обойдется, — тихо сказал учитель, — грозу пронесет?

Потом он утомленно закрыл глаза и почувствовал бесконечную тоску. Он потерпел поражение в бою… Но быть побежденным только из-за собственной глупости… Кому он этим принес пользу?

4

В городе Йожка Баняс зашел по обыкновению в трактир выпить кружку пива. Выпил он три кружки. У него появилось и хорошее настроение и желание побаловаться. Тут-то он и увидел в задымленной кухне Янку Юрцову. Он окликнул ее.

Руки у девушки были мокрые по самые локти, фартук залит, и смотрела она куда-то поверх его плеча.

— Ты теперь здесь?

— Да, — сказала она, — временно. Мне обещали место в суде, в канцелярии. Я уже и заявление написала.

Он сходил к шефу, дал ему три сотни и таким образом купил ей свободу до завтрашнего дня. Он мог себе это позволить, ибо вез с пограничья целую машину этернита — выгодная сделка!

Она сбегала переодеться в гостиницу, где жила под самой крышей, на площади как раз начинался базар: платки, рубашки, дудки, обезьянки, которые все вертятся, банты, разные обещания и клятвы на марципановых пряниках, мудрые изречения на кувшинах, четки и молитвенники, попугай, предсказывающий будущее.

Он купил ей огненно-оранжевые бусы из простого стекла.

— Посмотри, — похвалил он свой подарок, — теперь ты настоящая дама.

Мелькала карусель, репродукторы перебивали друг друга, гудел автодром…

В тире он выиграл ей куклу в юбке из крепдешина, потом они сели в маленькую машину — одной рукой он управлял, другой обнимал ее за плечи, стремительно наезжал на другие машины и весело смеялся, когда она кричала от страха.

Потом они зашли в кафе. Все здесь потрясло ее — огромные люстры, расписной потолок, официанты в черном, которые обращались к ней не иначе, как «милая барышня», сентиментальное танго, туалеты мелкобуржуазных дам. Они много танцевали, он все время держал ее за руку и рассказывал про автобус, упавший в пропасть. Он сам спас восемь человек, а также эту знаменитую певицу. До этого он слышал ее в театре, у нее был такой голос, что люди останавливались на улице. Великолепная женщина, а теперь совсем обезображена. «Задушите меня!» — просила она его, когда он нес ее в свою машину. «Лучше уж себя, мадам», — галантно ответил он.

Янка улыбалась с отсутствующим видом. «Возможно, я ему нравлюсь, — думала она. — Зачем бы он меня тогда позвал? Ведь это стоит кучу денег». И все же ей казалось совершенно неправдоподобным, что он может полюбить именно ее — слишком уж он удачлив, все кругом объездил и наверняка знаком с уймой девчат. «Неужели на самом деле он так ни одной и не полюбил?» И в то же время она была почти уверена, что, будь у нее побольше времени, она сумела бы его завоевать.

— Когда ты снова поедешь? — спросила она его.

— Скоро, — заявил он с важным видом. — Человек, желающий что-то сделать, для себя минутки не имеет.

— Ты сделаешь!

— Сделаю.

Он был уверен в этом. Знал, что купит в этом городе дом, а до этого еще несколько машин. Уже сейчас он видел длинный ряд машин, и у всех на кузовах его имя. По всем шоссе будут ездить большие машины с красными буквами на бледно-синем фоне:

«ЙОЖКА БАНЯС. АВТОДОСТАВКА».

— Ты бы пошла за меня?

Она была ошеломлена этим вопросом, ничего не могла ответить. Только опустила голову и, не отрываясь, смотрела на потертый ковер.

— Я куплю дом, и все в нем будет наше.

— А почему вдруг я?

— Ты всегда мне нравилась. Как увижу на шоссе девушку, так думаю — вылитая наша Янка. А начну о тебе думать… ты у меня из головы не выходишь.

Она засмеялась.

— Я тоже о тебе думала. Ты тоже мне нравился.

На улице стремительно потемнело, надвигались тучи, да такие черные, что темные крыши домов по сравнению с тучами казались белыми — будто заиндевели. Ветер гнул верхушки деревьев, и высоко над ними уже летели обрывки бумаг; по улице бежала одинокая кошка.

Они спрятались в подъезде, он обхватил ее голову обеими руками.

— Вот была бы жизнь! — шептал он. — Все бы у нас было! А у меня была бы ты!

Он стал целовать ее, усы щекотали ей губы; и всякий раз, как только она могла набрать воздуха в легкие, говорила:

— Отпусти меня!

Но он все целовал и целовал ее, а потом спросил:

— Ну, пойдешь?

Она шепнула:

— Наверно…

За ними скрипнули двери, выглянуло толстое лицо:

— Вы кого-нибудь ищете?

— Ну, пошли к тебе.

Они пошли по улице, ветер свирепствовал, пыль чуть ли не ослепила их. Янка вспомнила о девушках, которые давно уже все это пережили. «Мужчины ведь хотят только этого! Нет, ты должна заставить его хоть немножко да обождать!»