Александр - Сергей Анатольевич Шаповалов

– Так чего вы помогаете Панину? Он смотрит в сторону Франции, но видит только то, что хочет увидеть. Народные собрания, парламент, свободы…. Все это – своеволие, а не свободы. Вот, – он указал мне на портрет первого консула, Наполеона. – Человек, который понял, как избежать катастрофы: разогнал к чертям директорию и установил диктатуру. В итоге – наступил порядок.

– Но во главе порядка должен стоять закон.

– Правильно, только возникает вопрос: кто эти законы издаёт? Разве могут наши просветители, привыкшие к роскоши и пьянству, сочинить справедливые законы? Кого эти законы будут защищать? Кого оправдывать? А кого загонять в кабалу? Я готовился к царствованию всю жизнь. У меня были лучшие в Европе учителя. Я беседовал с умнейшими людьми. Объехал полмира, изучая законы. Неужели я смыслю в политике меньше, чем Новиков, чем все это сборище вольных каменщиков?

– Не могу знать.

– Вот! Не можете знать. И они, ваши друзья, – не могут. Кстати, Панин вы считаете товарищем?

– Я многим ему обязан. Он всегда бескорыстно помогал мне, пусть то небольшие деньги или серьёзные вопросы по службе. Никогда не требовал долги назад. Даже говорил: потом, когда-нибудь сочтёмся. Постоянно приглашает меня к себе в имение.

– Так, съездите. Говорят, там хорошая охота. – Император ненадолго замолчал, потом спросил: – А вы уверенны, что Панин дорожит вашей дружбой? – И не дождавшись ответа продолжил: – У меня тоже был настоящий друг, которому я доверял самое сокровенное. Андрей Разумовский – мой товарищ по детским играм. Вот уж думал я – настоящая крепкая дружба. Мы в чем только не клялись друг перед другом. Готовы были вместе в огонь и в воду. И любовь у меня была настоящая, – как-то гулко произнёс он. – Вы же любите Софью фон Пален? Прелестное дитя. Смазливая, юркая, пышет красотой…. Я был безумно влюблён в мою первую супругу, Наталью Алексеевну. Принцесса Августа-Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадская. Ах, что за взгляд, полный кротости и нежности. Движения плавные, как будто она состояла из облаков.

Когда мне исполнилось восемнадцать, матушка императрица стала подыскивать мне невесту. Ей срочно нужен был наследник, ибо я, по её мнению, не подходил на место правителя России. Выбор пал на трёх дочерей ландграфа Людовика Гессен-Дармштадского: Амалию, Вильгельмину и Луизу. Три фрегата были посланы к берегам Германии, для каждой принцессы. Как только я увидел Вильгельмину, так сразу влюбился без памяти. Остальные сестры были только её бледной тенью. Незабываемые два года, что мы были вместе. Я помню отчётливо, каждый день, каждую минуту. Такую любовь встретишь, разве что в раю или на страницах французских романов. Но через два года она не смогла родить ребёнка и скончалась мучительной смертью. От горя я чуть не сошёл с ума. Мне казалось, что без неё мне жизни больше нет. Мать настаивала, чтобы я вновь присмотрел себе невесту, но я не желал даже слушать об этом. Лучше оставаться безутешным вдовцом. Тогда императрица показала мне письма. Любовную переписку моей Вильгельмины с моим лучшим другом Андреем Разумовским.

В один день я понял, что ни дружбы, ни любви не существует. Никому в этом мире нельзя доверять. Любовь – иллюзия для глупых романтиков. Дружба – льстивое прикрытие предательства. С той поры я не верю никому. А вы наивно полагаете, что вас, дорогой мой, окружают благодетели? Задайте себе вопрос: кому вы нужны, по большому счёту? Кому? Мне неприятно говорить вам это в лицо, но пока, дорогой мой, вы из себя ничего не представляете, а посему – опасны. Вас могут сделать орудием преступления. Да. Не смотрите на меня так наивно. И вы поддадитесь на уговоры, и вы совершите преступление, а потом о вас вытрут ноги.

– Я предан вам, государь, на то у меня есть дворянская честь.

– Красиво сказано, – согласно кивнул император. – А теперь, дорогой мой Добров, отправляйтесь под арест. Даю вам десять суток. И передайте мой приказ коменданту: трое суток – в одиночной камере. Поразмышляйте о дружбе, любви, вере, присяге…

* * *

– Рад вас видеть вновь, – встретил меня комендант Долгоруков. – А где ваш конвой?

– Император мне доверяет. Отправил без конвоя.

– Надолго в наши пенаты?

– Десять суток, из них трое – в одиночной камере.

– С одиночными камерами не так все просто. У меня даже карцеры забиты под завязку.

– Император приказал мне три дня размышлять в одиночестве.

– Попробую устроить вам одиночество.

– А откуда столько арестованных? – поинтересовался я.

– Не все они арестованные, – с тяжёлым вздохом объяснил Долгоруков. – У меня есть интересные данные. Вот, сейчас я вам их зачитаю. – Комендант покопался в ящичках секретера и достал папку с бумагами, нашёл нужный лист. – Император в своё время многих офицеров исключил со службы. Смотрите: уволено за четыре года семь фельдмаршалов, триста тридцать три генерала, две тысячи, двести шестьдесят офицеров иного ранга. Представляете, целый полк генералов и офицеров. Согласен, многие из них были бездельники и пьяницы, но в основной массе – порядочные люди, шляхтичи. У иных другого дохода не было, как только офицерское довольствие. Недавно Павел Петрович объявил амнистию. Офицеры толпами хлынули в Петербург, в надежде вновь поступить на службу. Ввиду того, что дел много, рассмотрение их затягивается, а офицерам надо где-то жить и что-то есть. Сами понимаете, у многих в карманах только дырки. Вот, вынужден принимать их. Благо с меня не требуют отчёта о довольствии. Подаю список: столько-то заколоченных, деньги выдают в полном объёме. Вот они у меня, бедолаги, ночуют в камерах и столуются, как заключённые. Не могу же я им отказать – шляхтичи.

Одиночных камер не было, и меня определили в караульное помещение. Дежурные офицеры ходили осматривать посты или спали, посему я мог в тишине и одиночестве размышлять, как мне было велено, о дружбе, о любви, о вере. Правда, половина ночи провёл, играя всё с теми же дежурными офицерами в шахматы. Под утро прилёг вздремнуть на жёсткий скрипучий топчан. Вскоре меня разбудили и вызвали к коменданту. Там я застал адмирала де Рибаса.

– Поступаете в моё распоряжение, – объявил мне адмирал.

– А как же мой арест?

– Отработали. Есть дела поважнее, – сказал он, садясь в карету и приглашая меня сесть напротив.

– В чем заключаются мои обязанности?

– Вы морской артиллерист с хорошим опытом. Нам нужно будет срочно усилить форты Кронштадта.

– Петербургу вновь угрожает Шведский флот?

– Не имею понятия. Чуть свет прискакал вестовой с приказом: срочно подготовить план усиления обороны фортов. Передал мне распоряжение насчёт вас, дорогой друг. Что, к чему – пока неизвестно.

Карету догнал всадник, перегнулся