Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации - Лев Гумилёв

Сложность этого периода в том, что кроме фактора этногенеза активно действовали еще два: засуха, кончившаяся в IV в., и соседство с другими суперэтносами – Китаем, враждебным к «северным варварам». Только учет этих трех параметров позволил дать интерпретацию этой жуткой эпохи, развернутую в специальном исследовании, на результатах которого мы будем базироваться в дальнейшем повествовании [121].

Когда хунны, теснимые засухой, поселились в Ордосе и Шаньси, где усохшие поля превратились в сухую степь, все-таки пригодную для скотоводства, казалось, что эти два этноса могут жить в мире. Но в Китае, как и в Риме, власть перешла в руки солдатских императоров династии Цзинь, а это были люди грубые и недальновидные. Китайские чиновники безнаказанно обижали хуннов, хватали их юношей и продавали в рабство в Шаньдун, сковывали для вящего издевательства попарно хунна и кула. Хунны были «пропитаны духом ненависти до мозга костей», но их вместе с сяньбийцами жило в Китае 400 тысяч, а китайцев было уже 16 миллионов. Правда, в Шаньси были еще тангуты и тибетцы – всего около 500 тысяч, но они равно ненавидели и китайцев и степняков. Кроме того, хуннских князей китайцы приглашали ко двору, обучали языку и культуре, а фактически держали как заложников. Положение хуннов казалось безнадежным.

И вдруг в 304 г., во время очередной драки китайских воевод между собой, хуннский князь Лю Юань сумел вернуться домой. Старейшины хуннов обрели вождя и приняли решение оружием вернуть утраченные права. Лю Юань повел свой народ к победе, и хунны в 311 г. взяли столицу Китая – Лоян, а затем – вторую столицу, Чанъань, и в ней – китайского императора. К 325 г. весь Северный Китай был захвачен хуннами.

Китайцы перешли к тактике заговоров. В 318 г. приближенный шаньюя, китаец, убил его, но хуннские войска разбили заговорщиков. Однако при этом потрясении держава их разделилась: кулы отложились от природных хуннов, победили их и истребили всю знать в 329 г.

Кулов постигла та же участь. В 350 г. усыновленный шаньюем китаец произвел государственный переворот и приказал убить всех хуннов, причем погибло много китайцев «с бородами и возвышенными носами» – типичный геноцид.

Изверга разбили южные сяньби – муюны, которые унаследовали Северный Китай. Их соперниками оказались тангуты, царь которых Фу Цзянь подчинил весь север Китая и Великую степь, которую пересекли сибирские сяньбийцы – табгачи, вышедшие из Забайкалья. Они разгромили в Ордосе хуннов, избежавших истребления в 350 г., и южных сяньби – муюнов.

За это время тангутский царь Фу Цзянь совершил нападение на Южный Китай и потерпел поражение при реке Фэй. Все покоренные им этносы покинули его в беде, а тибетцы поймали царя в его собственном царстве и убили. К 410 г. табгачи победили муюнов и стали самым сильным этносом на берегах Хуанхэ. Это не конец перечня событий, но остановимся для их анализа.

Вначале, около 304 г., пассионарный уровень хуннов был столь высок, что они победили великий Китай. Но он был ниже того уровня, который требовался для сохранения связей внутри державы. Поэтому отложились кулы и, перебив хуннскую знать, еще более снизили уровень, почти до уровня южных китайцев. Результат был однозначен: китайцы вырезали кулов, а муюны – сяньбийцы, перемешавшиеся с корейцами и китайцами в Ляодуне, – захватили низовья Хуанхэ.

Тангуты, жившие долгое время изолированно, победили муюнов, но, создав лоскутную империю, они шагнули к гибели. Фу Цзянь растратил потенциал своего этноса на войны и казни своих соплеменников, так как хотел получить популярность среди завоеванных им племен, а те его предали, ибо этнические симпатии не покупаются. И он погиб.

Наступила пора войны освободившихся муюнов, опиравшихся на плохо усвоенную китайскую традицию, с табгачами, которых все считали в VI в. дикарями. Табгачи победили, ибо были монолитным этносом, а не химерой – комбинацией нескольких компонентов из разных суперэтнических систем. Но, покорив Северный Китай, они встали на путь своих предшественников, а этот путь вел к гибели.

А хунны?.. Они не погибли, ибо были великим народом. Погибла только та часть, которая пошла на контакт с китайцами – народом многочисленным, хотя и находившимся в последней фазе этногенеза, за которым идет гомеостаз, сменившийся новым подъемом VI – VII вв. Безграмотные кочевники Ордоса обрели вождя, Хэлянь Бобо, который вспомнил, что его народ некогда, во II тысячелетии до н.э., жил на берегах Хуанхэ и был изгнан оттуда предками китайцев. Подобно вождю вандалов Гензериху, разгромившему Рим, чтобы отомстить за разгром Карфагена, Хэлянь Бобо в 407 г. создал хуннское царство в Ордосе и объявил, что воссоздал древнее царство Ся.

Вот третий вариант хуннского этногенеза и культуры. Но был и четвертый: в 400 г. некий хунн Мэн Сун захватил нынешнюю провинцию Ганьсу и основал в ней княжество Хэси (буквально – «западнее реки», подразумевается Хуанхэ). Это государство буддийские монахи называли «бриллиантом северных стран». Там были знаменитые пещеры Дуньхуана.

Оба хуннских государства были завоеваны табгачами: Ся – в 431 г., а Хэси – в 460 г. Хунны на востоке погибли одновременно с гуннами на западе – в 463 г. Вряд ли это простое совпадение: скорее, здесь неудачно пережитый кризис – фаза надлома этногенеза в исключительно неблагоприятных условиях.

И наконец, около 488 г. племена теле уничтожили государство «малосильных» хуннов в Семиречье – Юебань. Казалось, это конец эпохи, но дело обстоит гораздо сложнее: хунны сумели передать эстафету культуры другому народу, покрывшему себя славой. Инерционный период кочевой культуры все-таки, несмотря ни на что, состоялся. И в этом вторая заслуга хуннов перед мировой историей.

10. Без родины и отечества

Замечательный французский историк и ориенталист Рене Груссе, описывая в своей «Степной империи» эпоху IV – V вв., назвал ее «Великим переселением народов Азии», тем самым уподобив ее европейскому передвижению германцев в Римскую империю. Некоторое сходство действительно есть, но различий гораздо больше.

Хунны просто вернулись на склоны Иньшаня и Алашаня, откуда их выгнали ханьские войска во II в. до н.э., причем китайский историк писал: «Хунны, утеряв эти земли, плакали, когда проезжали мимо этих гор». И вели себя хунны, вернувшись на утраченную родину предков, не так, как вандалы или свевы в Испании и Африке.

Сяньбийцы-муюны никуда не переселялись, а только расширили свое царство за счет обессиленного и обеспложенного Северного Китая. В Южном Китае продолжала существовать национальная династия Цзинь, лишь в 420 г. низвергнутая не пришельцами из степи, а аборигенами, племенами группы «мань». Эти племена, близкие к современным вьетнамцам, малайцам, бирманцам, были завоеваны еще ханьцами, отчасти окитаены, но отнюдь не обожали своих правителей, сбежавших от хуннов за непроходимый барьер голубой реки Янцзы. На юге цзиньцев не уважали и при случае расправлялись с ними.

Тангуты (ди) и тибетцы (кян) жили на своих исконных землях [55, с.3]. Попытку овладеть Северным Китаем они сделали себе на беду. После катастрофы 383 г. тангутов не стало, а тибетцы отошли на запад, в горную страну Амдо, где их и нашел Н.М. Пржевальский. До этого судьба их была связана с Тибетом, а не с Китаем или Великой степью.

Кто же переселился на юг? Только один этнос, зато самый значительный, – табгачи [27].

Табгачи, подобно всем этносам этой эпохи, были смесью, но не с китайцами или хуннами, а с древними тунгусами – подобно последним, они носили косы. Находясь вне зоны пассионарного толчка, они включились в активную историю позже всех, ибо пассионарность они импортировали путем контактов с южными соседями, как англичане, получившие ее от викингов и французских феодалов. Будучи самыми отсталыми, табгачи в IV в. еще не прошли свою акматическую фазу и истратили энергию системы на внешние войны с муюнами, хуннами и южными китайцами. Достигнутая в V в. победа объясняется не столько мощью табгачей, хотя в доблести им отказать нельзя, сколько обскурацией Китая, подобной той, которая наблюдалась в Риме в V в., и надломом хуннских этносов, не успевших обрести новые формы общественной жизни.

Однако победа табгачей была отравлена тем, что из среды разбитых ими племен выделились отдельные храбрые люди, которые покинули своих вялых соплеменников и ушли в пустыню, которая в IV в. снова стала превращаться в цветущую степь. Там они нашли для себя место под солнцем, но, будучи воинами, хотя и разбитых армий, они не могли вернуться к труду мирных скотоводов – по закону необратимости эволюции. Они объединились не в племена, а в банды и жили больше за счет грабежа, чем пастьбы скота. Это были жужани – этнос, возникший не вследствие мутации, а сложившийся из отходов хунно-сяньбийского этногенеза. Общим языком у них был сяньбийский, то есть древнемонгольский, а различие происхождения людей, примыкавших к ним, никого не трогало и не интересовало. Для них важно было лишь то, чтобы каждый новый сочлен ненавидел табгачей – захватчиков, жестоких покорителей и обидчиков. Так в V в. сложилась этнополитическая коллизия, напоминающая былое соперничество Хань и Хунну, но с крайне существенным различием, о котором стоит подумать.