Авиатор: назад в СССР 13 - Михаил Дорин

— Прибор 900, — дал я команду на увеличение скорости.

Начали ускоряться. Стрелка указателя скорости начала двигаться по кругу. Рука уже готова вывести двигатели на форсажный режим.

— Излучение только на боевом курсе, — подсказал я Морозову.

— Принял.

Включим прицел раньше и дадим себя обнаружить. Значит, и американцы начнут маневрировать. Так и фактор внезапности в ближнем бою потеряем.

— До точки 10, — вышел в эфир оператор самолёта дальнего радиолокационного обнаружения и наведения.

— Угол набора 60°, — сообщил я Морозову, с каким углом будем начинать манёвр.

Чувствую, как повысилась частота сердцебиения. Виски пульсируют от напряжения. Как бы я ни пытался расслабиться перед таким манёвром, волнение присутствует.

— Приготовиться! Манёвр! — скомандовал оператор.

Ручку управления начал отклонять на себя. Пошёл рост перегрузки. Указатель за 3 секунды отсчитал 5 единиц.

— Форсаж, и рааз! — скомандовал я.

Рычаг управления двигателями передвинул до упора вперёд. Лампы включения форсажа не просто загорелись, а замигали. Первый раз такое увидел.

— Полный… установил, — доложил Коля.

Высотомер отсчитывает метры очень быстро. 10 секунд, и мы уже прошли отметку в 3000 метров.

— Манёвр! И рааз! — с трудом произнёс я в эфир.

Николай тут же пропал из поля зрения, когда я посмотрел в зеркало заднего вида.

Лицо напряжено, дыхание затруднено. Перегрузка несколько сильнее, чем я думал. Прошёл отметку 4500 метров.

И тут я обнаружил группу противника.

— Цель вижу, — доложил я, завидев впереди на траектории набора следующих за Су-27К пару «Хорнетов».

— Работу разрешил, — ответил оператор с борта Як-44.

Одна только проблема — я сейчас их обгоню. Хотя, это не совсем проблема. Выскочу перед Ф/А-18 и собью их строй.

До целей совсем немного. Скорость на приборе падает. Если сейчас не отвернуть, можно и врезаться в американцев. Они уже совсем рядом.

Но есть пространство между ними. Слишком широко разошлись по фронту. Очередную «вилку» замышляют. Надо это использовать. И на выводе из горки выйти сразу в хвост.

Скорость на выводе 700. Достаточно для маневрирования.

Форсажи выключил. Ручку управления отклонил вправо, и тут же выхожу из крутой горки, выполняя бочку.

Проскочил мимо одного «Хорнета» и начинаю вращаться. Когда повис на мгновение головой вниз, смог разглядеть лётчика в кабине Ф/А-18. Бросился в глаза его красный защитный шлем.

Оборот закончился, и теперь я аккурат выходил позади американца.

Его напарник, летевший слева, и вовсе разболтал самолёт и вынужден был отвалиться влево.

— Цель в захвате, — доложил я.

Не успел я занять позицию, как американец не просто дёрнулся, а ушёл вниз, выполнив переворот. Произошло это настолько быстро, что я не сразу сообразил, куда он сманеврировал. Это что-то новое!

Я переложил самолёт влево и снова спикировал. Но не тут-то было. Ф/А-18 сбросил скорость и начал выполнять «управляемую бочку». Так он меня сейчас накроет.

Ручку управления влево, обороты двигателей снизил и увёл самолёт вправо. «Хорнет» пролетел надо мной и чуть было не вышел в хвост.

Летит слева от меня и продолжает уходить в сторону. Оператор начал меня наводить, но потом остановился. Слишком близко мы с моим оппонентом.

— 2й, на подходе. Цель вижу, — в эфире услышал я голос Морозова.

— Понял, — ответил я, продолжая следовать за «Хорнетом».

Пока Николай преследовал «отвалившегося» американца, я пытался угнаться за другим.

Переворот, пикирование, и вот он снова накрывает меня сзади. В последний момент увожу самолёт в сторону от оппонента и вновь теряю выгодную позицию.

«Хорнет» продолжает пикировать, и я вместе с ним. Поймать в захват не выходит. Он выравнивается и выходит влево на косую петлю.

Ручку управления самолётом отклоняю на себя и вправо, чтобы не отстать. Слегка проседаю по высоте, но противник по-прежнему передо мной.

— 321й, остаток? — запросил у меня оператор, но пока некогда ему отвечать.

Командование отслеживает вопрос с малым количеством.

Ещё один переворот. Американец отрывается от меня. Так его достать не получится. Тем более, топливо у меня уже на пределе.

— 1000, — доложил я.

— Задание прекратить. На посадку, — дал мне команду оператор.

Как раз и резвого «Хорнета» я потерял из виду. Осмотрелся по сторонам, проверил пространство по локатору и кроме уходящих от меня меток противника и своих самолётов, никого.

Пора выходить из боя и следовать на посадку. Отворачиваю влево и возвращаюсь в район, где Морозов уже стоит в вираже. Его противник ушёл, не вступив с ним в бой. Как-то всё быстро закончилось.

— Тарелочка, 321й, двоих отогнали. Прошу выход в район Саламандры, — запросил я.

И тут в зеркале промелькнул силуэт «Хорнета». Ручку управления резко на себя, и начинаю выполнять бочку. Из захвата вышел, но американец продолжает крутить карусель.

С тревогой смотрю на топливомер. Остаток уже меньше 1000. О каком манёвренном бое может идти речь?

— 321й, 015й к вам парой. Цель наблюдаем, — вышел в эфир Борзов.

Вот уже и меня кто-то прикрывает! Не всё же мне и Морозову «Хорнетов» гонять.

— Вас понял, — ответил я.

Повернул голову влево и обнаружил два Су-27К, приближающихся ко мне. Американец это тоже заметил и ускорился на восточном направлении. Там как раз и был примерный район места нахождения авианосца «Америка».

Первый раз мне попался противник, которого не получилось переиграть.

— Саламандра, я 321й, остаток маленький. Прошу внеочередной заход, — запросил я руководителя полётами на корабле.

— Разрешил. Курс посадки 150°.

Николая я догнал уже рядом с авианосцем. Он как раз заходил на посадку, снижаясь по глиссаде. Следом за ним зацепился за трос и я.

Сегодня рывок ощущался сильнее. От напряжения, слеза выступила.

После посадки и уборки гака, я зарулил на стоянку и начал выключать двигатели. Фонарь открылся, и в кабину ворвался морской ветер. Как же приятно после полёта вдохнуть нечистый кислород и не запах кислородной маски. Потрясающее ощущение, когда яркое солнце пригревает твои щёки, а лёгкие наполняются свежим воздухом.

— Как аппарат? — залез по стремянке Дядя Вася.

— Отлично. Его в конструкторском бюро называли «гадкий утёнок», а он первым сел на палубу и по-прежнему приносит пользу, — сказал я, погладив ручку управления самолётом.

— Я тоже люблю этот самолёт. В нём душа. Садишься на предполётной в его кресло, а он тебе будто улыбается приветливо. Так ярко его индикаторы загораются! — посмеялся Дядя Вася и освободил мне дорогу, чтобы я смог вылезти.

— Душа? Может, ты