Год, когда мы встретились - Ахерн Сесилия

Одно я знаю точно: я не стану твоим ночным сотоварищем. Надеюсь, сегодня я достигла самого дна и ниже уже не опущусь. Вообще, это ты виноват в том, что мне так хреново. Ларри, конечно, тоже, но если б не ты, я бы ему сегодня не позвонила. Потому что именно ты заставил меня посмотреть на ситуацию со стороны, и она мне так не понравилась, что захотелось что-то срочно изменить. Я вновь и вновь слышу твои слова: было приятно, что я здесь в кои-то веки не один.

Ты затащил меня в свой мир, не спросив моего согласия, втянул в свои проблемы. Я зачем-то теперь в курсе твоих мыслей. Ты нас уравнял, и это ужасно, потому что твои слова полны отравы, они опасны. Но они меня согрели. Приятно, что я не один…

Мне стало легче, когда ты это сказал. Получилось, и я не одна.

Но больше этот номер у тебя не пройдет.

Глава одиннадцатая

Просыпаюсь. Комната залита солнечным светом. До чего же это приятно, как надоела унылая серая хмарь, висевшая за окном все последние недели. На меня снисходит необыкновенное умиротворение. Здравствуй, солнце. Сегодня первое февраля. Еще зима, но уже началась «весна света», и есть надежда, что постепенно она перейдет в «весну тепла». Я сегодня проснулась поздно, хотя обычно я ранняя пташка. Не люблю валяться в кровати, не понимаю лежебок. Как бы поздно я ни легла, всегда вскакиваю с утра пораньше – и на прогулку, вдоль побережья, меня это исключительно бодрит. Но вчерашние ночные работы по благоустройству территории не прошли бесследно. Все тело ломит, мышцы болят так, что трудно пошевелиться.

Радио сообщает мне, что я продрыхла восемь часов, и за это время на нашу страну снова обрушились ветра и ураганы. «Штормовая активность», так это теперь называется. Есть еще нововведение – «полярные вихри». Хорошие клички для скаковых лошадей вышли бы из этих дебильных терминов. «Штормовая активность» уступила полкорпуса «полярному вихрю», как-то так. Прогноз неутешительный: ближайшие две недели нас ждут всякие погодные бесчинства, что-то там в Атлантическом океане никак не угомонится. Так что нынешнее спокойствие обманчиво, это типа затишье перед бурей. Три города уже затоплены, волны достигают пяти метров в высоту, все радиостанции взахлеб обсуждают глобальное потепление, таяние полярных льдов и прочие стихийные беспорядки. В январе «дождевых осадков» выпало на 70 % больше нормы, на февраль прогноз столь же многообещающий. Но сейчас у меня за окном чистое голубое небо с редкими белыми облачками. И хотя я еще не до конца отошла после вчерашнего, надо выбросить все неправильные мысли и радоваться жизни.

Однако, переведя взгляд с небес на землю, для чего пришлось вылезти из кровати и подойти к окну, обнаруживаю, что поводов для радости нет. Мой сад… боже, что же я тут ночью натворила?! Он похож на драное лоскутное покрывало. Или на то, что творилось у меня на душе. Разор и раздрай. Я выставила свой внутренний мир на всеобщее обозрение, вот что я натворила. С тем же успехом можно оставить открытым свой дневник, куда записаны самые постыдные, самые сокровенные мысли. Значит, надо немедленно захлопнуть этот дневник, пока никто не успел в него заглянуть. Нельзя ждать до понедельника, когда приедет ландшафтный архитектор. Я не могу позволить, чтобы все видели, какой у меня в голове бардак.

Спешно лезу в Интернет – лучше бы вчера это сделала, чем беситься попусту и вышвыривать в пространство лишний адреналин. Изучаю, что нужно, чтобы устранить последствия своей «штормовой активности». Еду в садовый торговый центр и возвращаюсь оттуда во всеоружии. Никогда не делай того, чего потом нельзя переделать, – я всегда так говорю и сейчас повторяю снова. Н-да, работа предстоит немалая. Грязная, долгая, но в общем исполнимая. Мой ландшафтный приятель все же очень неплохо подготовил почву, хоть и утверждал обратное.

Первым делом надо скатать все то, что я вчера раскатала. И теперь раскладываем по новой, но уже самым аккуратным образом. Вот, отлично, тык впритык к бордюру. Один есть. Следующий. А, это тот, который я пробила каблуком. Злобная истеричка. Он прям как трупешник, оставленный на месте преступления, – и рана зияет возле правого бока. Ладно, попробуем замаскировать следы насилия. Кладу рулоны впритирку, чтоб никаких зазоров не оставалось. Вчера бы тебе проявить такое тщание. Нет, боюсь вчера это шло вразрез с общим настроем – быстрее, энергичнее… а не так, как следует по инструкции.

Потихоньку устраняю вчерашние повреждения и втягиваюсь в это дело с головой. Треволнения последних недель отступают куда-то на задний план, я целиком погружена в созидательный кропотливый труд. Вот оно, отвлекающее занятие. Наконец я нашла его, и мне тут же стало легче. Говорю же, я человек действия. За несколько часов выкладываю почти всю центральную часть. Остались куски по краям. Здесь уже понадобятся инструменты, которые я сегодня прикупила. Тут подрежем, здесь подравняем…

Возле дома останавливается чья-то машина. Мельком отмечаю, что водитель не местный, я его впервые вижу. Но по выходным к нам часто заворачивают те, кто едет на побережье. Обычно это семьи с детьми – они едут, прижавшись носом к стеклу, и с любопытством смотрят на улицу, или пожилые пары – эти тоже никуда не торопятся, но глазеют по сторонам не так откровенно. У нас вообще-то есть на что посмотреть, много красивых особняков, уютно, сады опять же.

Водителю приходится совершить разворот в три приема, тут ведь тупик, места совсем немного. Я вижу, что он пытается найти нужный дом, а это тоже непросто – номера каждый вешает где хочет, изощряясь кто во что горазд. У тебя, например, темная деревянная дощечка с розовыми цветочками вокруг номера. Симпатичная, наверняка твоя жена выбирала. У доктора Джеймсона номер держит в клюве летящий гусь, а у других соседей – гном: в одной руке цифра 2, а другой он поддерживает сползающие штаны, из-под которых торчат трусы в красный горошек. Ну, у меня все просто: черный почтовый ящик на двери, на нем цифра 3.

Мужчина паркуется рядом с моим домом и выходит из машины. Поскольку я точно знаю, что это не ко мне, продолжаю заниматься своим делом, но никак не могу сосредоточиться. Кого же он ищет, интересно? Чувствую на себе его взгляд. Слышу приближающиеся шаги.

– Простите, я хотел бы видеть Джесмин Батлер.

Выпрямляюсь, откидываю волосы и вытираю пот со лба.

Высокий, смуглый, скулы прям точеные. Глаза поразительно зеленые, особенно по контрасту с темными густыми волосами – они у него вьются тугими колечками, оставляя лоб открытым, но отдельные пряди опускаются до твердых изящных бровей. Он в черном костюме, белой рубашке, ботинки начищены до блеска и в довершение ко всему темно-зеленый галстук. Аж дух захватывает от такого великолепия.

Поскольку я обалдело молчу, он решает, что я не расслышала.

– Вы Джесмин Батлер?

Что-то в нем есть неуловимо знакомое, но раньше я его точно не видела, иначе бы уж конечно не забыла. Ну разумеется! Голос, я узнала его голос. Таинственный телефонный собеседник.

– Или вы, может быть, Пенелопа Паддингтон? – Он чуть-чуть поджимает губы, чтобы скрыть улыбку, и на щеках появляются пленительные ямочки.

Улыбаюсь, подтверждая, что обман раскрыт.

– Джесмин… – В горле что-то сипит, и я откашливаюсь.

– Санди О’Хара. Я вам звонил несколько раз за последние две недели.

– Вы не назвали себя и не оставили никаких контактов, – отвечаю я, недоумевая, правильно ли разобрала его имя.

– Верно. Мне хотелось поговорить именно с вами, а не с вашей… экономкой.

Выжидательно на него смотрю. Пока что он не сказал ничего такого, ради чего стоило бы отвлечься от работы и пригласить его в дом.

– Я из DSI, международного агентства по подбору персонала. К нам обратились David Gordon White, они ищут сотрудника на новую должность, и я думаю, вы идеальная кандидатура.

С трудом улавливаю, что он говорит дальше, – в голове все плывет.

– Я пытался дозвониться до вас на работе, но никак не удавалось. Не беспокойтесь, никаких сообщений я не оставлял. Чтобы не возникало лишних вопросов, говорил, что я по личному делу. Но они крепко охраняют своих сотрудников от посторонних, уж не знаю, по душе это вам или не очень.