Сердце дикарки - Кэрол Финч

Он непроизвольно сделал шаг ей навстречу, но Алекса отступила в тень и опасливо оглянулась.

– Вы один? – неловко спросила она.

Кин утвердительно кивнул и стоял не двигаясь, боясь, что она вспорхнет и улетит, как напуганная голубка.

– Погасите фонарь.

Ее приглушенное требование пробилось к нему сквозь беспорядочно роящиеся в голове мысли, сквозь желание ласкать руками то, что жадно пожирали его глаза. Он почти ощущал ладонями теплую плоть, а губами – ее медовые поцелуи, опьянившие его сегодняшним утром.

Когда свет потух, Алекса грациозно двинулась к Кину, держась на безопасном расстоянии, чуть дальше, чем он мог дотянуться. Она долго боролась со своим желанием к грубому покорителю дикой Америки и где-то среди ночи проиграла битву разума против плоти. Тайком выбралась из лагеря и поскакала по тропе к его хижине, спеша, как почтовый голубь, возвращающийся в родную голубятню. По пути она продолжала сражаться с мучительными мыслями, прекрасно зная, что должна повернуть обратно, – и все же она здесь.

Кин повернулся достать из шкафа припрятанную бутылку вина, и Алекса, следящая за каждым его движением, заметила, как слабый притушенный свет прихотливо играл с резкими, угловатыми чертами его лица. «Но, – напомнила она себе, – ты не первая в томлении любуешься им, до тебя этому занятию предавались многие женщины». И все же она была заворожена его мощным телосложением и уверенной манерой держать себя. Да, Родон пленил ее воображение, несмотря на весь здравый смысл и трезвые суждения.

Кин двинулся к ней, протягивая стакан вина, и все мысли исчезли из ее головы. Синие глаза откровенно ласкали ее с той же бесстыдной уверенностью, как если бы он прикасался к ней. Алекса судорожно сжала стакан и поднесла его к губам, надеясь, что глоток вина успокоит ее. Но когда уже не глаза, а мускулистые руки Кина обхватили ее талию, она поняла, что и целой бутылки не хватит, чтобы сделать ее невосприимчивой к волнующему ощущению его тела. Алекса быстро выпила вино и отдала ему стакан, прежде чем он успел наклонить к ней голову.

– Еще, пожалуйста. – Ей показалось, что голос, совершенно непохожий на ее собственный, донесся откуда-то издалека.

Его бровь вопросительно изогнулась, на губах заиграла веселая улыбка. Он взял стакан и неохотно отпустил ее талию.

– Вы приехали с намерением осушить мои запасы спиртного, милая, или что-то еще привело вас сюда в столь поздний час?

Алекса приняла второй стакан и выпила его в мгновение ока. Кин мягко засмеялся. Ему хватило этой секунды, чтобы понять – она нервничает. Он осторожно взял ее лицо обеими руками и заставил взглянуть прямо ему в глаза.

– Я провел большую часть дня, думая о тебе, – прохрипел он. И его губы устремились к ее губам. Сердце грохотало в груди, а нежное тело до боли жаждало слиться с телом Кина. Ее бросало то в жар, то в холод, и больше всего она хотела утолить истерзавшую ее страсть. Один раз она позволит себе последовать своему капризу, уступить порыву и получить удовольствие там, где может его найти.

Ощущение ее роскошных округлостей под руками сводило Кина с ума. Он хотел трогать каждый восхитительный дюйм ее тела, найти каждую чувствительную точку, расшевелить безумство страсти, тлеющей под поверхностью. Его ладонь неторопливо блуждала по ее груди, потом поднялась, сняла платье с плеч, оставив обнаженную, матово светящуюся кожу.

Она – само совершенство, думал Кин, проводя рукой по бедрам и обнажая талию. Платье упало вниз, накрыв пенным облаком тонкие щиколотки. Кин не мог оторвать от нее глаз. Несколько мгновений он довольствовался лишь созерцанием, изумляясь ее красоте, пытаясь вообразить другую женщину, которая смогла бы соперничать с представшим перед ним ангельским видением. Но тщетно. Алекса была единственной в своем роде – несравненной. Этим утром она едва не завела его на небеса, и он знал, что никогда не удовлетворится, пока не сделает эту женщину своей. Черт с ними, с ее мотивами. И черт с ними, с предупреждениями Клинта. Сейчас Алекса в его руках, и он хочет ее больше, чем когда-нибудь хотел любую другую женщину.

– Ты потрясающа, – прошептал он, обволакивая ее своим взглядом. Как он любил прикасаться к ее шелковистой коже, вдыхать ее неуловимый женственный аромат. – Хочу тебя, Алекса.

Она будто язык проглотила. Его глаза искрились таким глубоким желанием, что, казалось, взгляд Кина опалил саму ее душу, а ласки раздували огоньки страсти, пока они не запрыгали по всему ее телу, не начали лизать нежную кожу. Она столько всего хотела сказать ему, рассказать, что чувствовала, когда он прижимает ее так близко, как боролась с собой и проиграла; но тут теплое дыхание Кина коснулось ее щеки, и лишь одна-единственная фраза слетела с губ Алексы:

– Люби меня, Кин. – Просьба-требование-мольба, она прозвучала не громче шепота. Родон потянул ее к койке, но Алекса остановилась, расстегнула ему рубашку. Она хотела видеть его всего – так тот, кто всю жизнь был слепым, готовится увидеть мир в первый раз, мечтает сразу все обнять взглядом. Ее волновало каждое прикосновение, и она жаждала вернуть ему хоть малую долю того наслаждения, какое он дарил ей. Ее первые ласки были осторожными, пытливыми. Кончики пальцев опасливо проложили легкую тропу от темных волос на груди к плоскому сильному животу. Ее поразила сила, которую ощутила рука, а бронзовая кожа и шрамы на ребрах наполнили благоговейным трепетом.

Он выглядел образцом мужественности, как гордый воин, устремившийся в битву и вышедший из нее победителем. Его тело было худощавым и твердым, а сильные мускулы, играющие при каждом движении, напряглись, когда он присел рядом с Алексой на койку.

И перетягивание каната, так долго мучившее ее, испарилось, как только она заглянула в синие-синие глаза. Алекса не испытывала уже никаких сожалений, что пришла к нему этой ночью. Она знала, что будет переживать ее снова и снова целую вечность. Это воспоминание будет поддерживать ее в те холодные, одинокие ночи, что ждут впереди.

Кин уложил ее на кровать, но Алекса продолжала изучать его, стараясь запомнить каждую черточку этого грубовато-резкого, но такого красивого лица. Кин вытянулся рядом с ней, одной рукой неторопливо провел по голому плечу, потом по бедру и сорвал беспомощный вздох капитуляции с теплых розовых губ. Этот тихий звук вернул его внимание к ее тонкому лицу. Привлеченный, будто пчела на мед, Кин опустил голову, чтобы вкусить сладость поцелуя. Губы Алексы растаяли, как розовые лепестки, не утолив, а, наоборот, раздразнив его голод. А когда его полыхающее желание еще усилилось, он напомнил себе, что Алекса совершенно неопытна в искусстве любви. Он должен быть ласковым и мягким, заставить отвечать на его ласки без страха и колебания и дать ей все упоительные, восхитительные ощущения, доступные лишь любовникам.