Сталин. Путь к власти - Юрий Емельянов

В то же время пионерская организация была задумана как первая подготовительная ступень формирования политического сознания советского человека, затем – вступление в комсомол, а потом и в коммунистическую партию. Дети, носившие красные галстуки, воспитывались как наследники Советской страны, ее уклада, ее ценностей.

Кажется, что, став руководителем СССР, Сталин не раз возвращался к своим детским мечтам, ценностям и представлениям о мире, и поэтому пытался перенести все это на почву великой советской державы, и в новой почве они дали обильные всходы. Очевидно, что основы мировосприятия, заложенные в его грузинском детстве, оказались ус-. тойчивыми, несмотря на резкие перемены в условиях жизни Сталина.

Более того, именно из-за своей привязанности к Грузии его путь к принятию России, ее истории, русской культуры как части своего мироощущения не мог быть легким для Сталина. Хотя в своей работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин писал, что «в Грузии нет сколько-нибудь серьезного антирусского национализма… прежде всего, потому что там нет русских помещиков или русской крупной буржуазии, которые могли бы дать пищу для такого национализма в массах», среди различных слоев населения Грузии была широко распространена ностальгия по утраченной независимости. Подобные настроения отражены и в книге Леонидзе. В ней ничего не было сказано о давних исторических связях между Грузией и Россией, только несколько строк об общей борьбе грузинских и русских трудящихся против царского строя в конце XIX века. О присоединении Грузии к России, которое, по оценке советских историков, спасло страну от порабощения Османской и Персидской империями, говорится: «Царь все обманом выиграл, дал ночь он вместо дня нам, спас ото льва – дал тигру, – вот так блага христианам… Ты нас молчать заставил, ограбил землю нашу, ты виселиц наставил, любитель казней страшных». А вот что написано о казармах русских солдат, которые были в «русском квартале» Гори: «Казарма сапогами царевыми грохочет, идет, блестя штыками, чужой землей, как хочет». Поэт вспоминал, что прадед Сталина Заза Джугашвили вступил в борьбу, «когда русский царь внезапно слово царское нарушил (имеется в виду ликвидация власти грузинских царей. – Прим. авт.), когда Картли покровитель сам врагом стал двоедушным».

Леонидзе напоминал о старых обидах и приводил различные примеры того, как российские верхи демонстрировали свое господствующее положение и презрение к истории Грузии, ее языку и культуре: «Запрещен язык грузинский, уличным наименован, горе тем, неосторожным, кто шепнет родное слово. Говорят, чтоб не попасться, все на пальцах – под немого». Более чем через полвека поэт продолжал возмущаться опубликованным в газете «Московские ведомости» в 1882 году презрительным отзывом русского публициста Каткова о постановке пьесы Д. Эристави «Родина», в которой рассказывалось об истории Грузии: «Жаль затрат, сделанных на постановку пьесы, но они, кажется, могли бы окупиться от продажи декорации, костюмов и грузинских знамен в здешний цирк братьев Годфруа». Сокрушаясь по поводу того, что унижения и оскорбления национального достоинства не встречали отпора, Георгий Леонидзе писал: «В цепях с улыбкой пляшем, а сердцем горько плачем: ты знамя славы нашей уносишь в цирк бродячий».

Подобных обид сохранилось немало в памяти грузинского народа. Неслучайно в своем выступлении на XVIII съезде партии в марте 1939 года первый секретарь Грузинской компартии Н.К. Чарквиани, говоря об успехах в развитии современного грузинского театра, привел длинную цитату из докладной чиновника особых поручений при кавказском наместнике графа Соллогуба, оскорбительную для грузинского народа. («О грузинском театре даже нельзя упоминать, и жаль было бы отвлечь для его содержания хотя одну денежку из суммы, ассигнуемой на вспоможение театру. Личный состав труппы набран из дикарей… Грузинский театр может быть допущен только в одном случае: если начальство заблагорассудит действовать на простой народ посредством национальной трибуны. При таком предположении вопрос изменяется и принимает вид высокой полицейской меры». В последнем случае, писал Соллогуб, «польза этого учреждения неоспорима, в особенности, если управление им будет поручено не грузинскому автору, а просвещенному человеку».) Комментируя это письмо более чем полувековой давности, Чарквиани заявлял: «Так обращалось царское самодержавие с десятками народов, населяющих ныне Советский Союз».

Представление о том, что Российская империя была тюрьмой для нерусских народов, было широко распространено в СССР. При этом постоянно вспоминали различные случаи унижения национальной гордости нерусских народов России. В эпопее Леонидзе так изобразил спор школьника Coco Джугашвили с его учителем: «Ты – грузин? – Да! – Очень жалко! Твоя родина зовется как, скажи? – Зовется – Грузия! – Врешь! Как Грузия! Говори: Российская империя! Говори: Российская империя! Говори: Российская империя! Империя! Грузия ж?! Была когда-то… Тебя в карцер нужно голый, ты же олух, тебе б камень бить щербатый…» Вероятно, здесь изображен школьный преподаватель русского языка Лавров, который, по свидетельству бывших одноклассников Сталина, «не скрывал, что ненавидит Грузию и грузинский язык».

Совершенно очевидно, что Сталин, не возражая против издания книги Леонидзе, считал верным содержавшиеся в ней оценки положения Грузии в составе России, которые господствовали в его окружении с детства. Вероятно, он считал правильным и описание поэтом его конфликтов с учителями в школе по поводу их пренебрежительного отношения к Грузии и грузинскому языку. Трудно поверить, что публикацию произведения, в котором пребывание Грузии в составе России расценивалось как следствие вероломного обмана и как тягостная полоса унижения национального достоинства, позволил человек, которому была безразлична Грузия или который отрекся от своей любви к родному народу и принял сторону «победителей Грузии», что ему приписывал Таккер.

На самом деле приобщение к культурам других народов началось у Сталина с детства и не было связано с его стремлением встать на сторону «победителя». Любознательность вела его за пределы родного края, его культуры. В беседе с авиаконструктором А.С. Яковлевым И.В. Сталин с удовольствием вспоминал приключенческие книги Жюля Верна, Майн Рида, Густава Эмара и других писателей Западной Европы XIX века, которыми он зачитывался в детстве. В семинарии, как свидетельствовали очевидцы, он с интересом читал произведения Шекспира, Шиллера, Теккерея, Эркмана-Шатриана. Позже познакомился с творчеством Ибсена, Франса, Брет Гарта, Альфонса Доде и многих других писателей Западной Европы и США. «Судя по моим некоторым наблюдениям, – писал А.А. Громыко, – Сталин был знаком с книгами Шекспира, Гейне, Бальзака, Гюго, Ги де Мопасссана – и последнего очень хвалил, – а также с произведениями многих других западноевропейских писателей». Этот интерес был глубоким, Сталин мог в беседе провести сравнение с персонажами западноевропейских романов, или вспомнить случаи из литературной деятельности западных писателей, посоветовать своим собеседникам прочесть те или иные иностранные книги.