Сладость на корочке пирога - Алан Брэдли

Я сняла накидку и отдала ему.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Мне надо возвращаться.

Мы побрели через озеро, словно парочка купальщиков, отдыхающих на побережье.

— Было приятно познакомиться, Флавия, — сказал он. — Уверен, со временем мы станем закадычными дружками!

Я наблюдала, как он идет по лужайке в сторону каштановой аллеи и скрывается из виду.

11

Я нашла Даффи в библиотеке, она восседала на верху передвижной лестницы.

— Где отец? — спросила я.

Она перевернула страницу и продолжила читать с таким видом, как будто меня и на свете нет.

— Даффи?

Я начала закипать как чайник: это булькающее оккультное варево может быстро превратить Флавию Невидимую во Флавию Священный Ужас.

Я ухватилась за лестничное колесико и хорошенько потрясла лестницу, а потом толкнула, чтобы она покатилась. Когда лестница трогалась с места, ее довольно легко было двигать дальше, Даффи вцепилась в верхушку, как паралитик, а я толкала лестницу вдоль длинной комнаты.

— Прекрати, Флавия! Останови ее!

Когда двери приблизились на опасное расстояние, я затормозила, обежала лестницу с другой стороны и толкнула ее в противоположном направлении, и все это время Даффи болталась наверху, как дозорный на китобойном судне в Северной Атлантике.

— Где отец? — крикнула я.

— Он все еще в кабинете с инспектором. Останови эту штуку! Останови ее!

Поскольку у нее был такой вид, будто ее сейчас стошнит, я остановилась.

Даффи сползла, пошатываясь, с лестницы и осторожно ступила на пол. На миг я подумала было, что она набросится на меня, но ей потребовалось необычно много времени, чтобы твердо встать на ноги.

— Иногда ты меня пугаешь, — сказала она.

Я чуть не заявила ей, что временами я пугаю саму себя, но потом вспомнила, что молчание иногда может нанести больший урон, чем слова. Я прикусила язык.

Глаза у нее все еще были как у загнанной ломовой лошади, и я решила воспользоваться удобным случаем.

— Где живет мисс Маунтджой?

Даффи смотрела на меня непонимающе.

— Мисс библиотекарша Маунтджой, — добавила я.

— Понятия не имею, — сказала Даффи. — Я не пользовалась сельской библиотекой с тех пор, как была ребенком.

Широко распахнутыми глазами она смотрела на меня поверх очков.

— Я подумывала спросить у нее совета, как стать библиотекарем.

Идеальная ложь. На лице Даффи отразилось чуть ли не уважение.

— Не знаю, где она живет, — сказала она. — Спроси мисс Кул из кондитерской. Она знает, что творится под каждой кроватью в Бишоп-Лейси.

— Спасибо, Дафф, — поблагодарила я, когда она упала в обитое тканью кресло с высокими подлокотниками. — Ты молодчина.

Одним из главных удобств жизни рядом с деревней является то, что в случае необходимости туда можно быстро добраться. Я ехала на «Глэдис», думая, что неплохо бы завести вахтенный журнал вроде того, который ведут пилоты. К настоящему моменту мы с «Глэдис», должно быть, накатали несколько сотен полетных часов, бо́льшую часть из них — в Бишоп-Лейси и обратно. Время от времени, прикрепив к багажнику корзину для пикника, мы вместе забирались еще глубже в поля.

Однажды мы ехали все утро в поисках постоялого двора, где, как говорили, Ричард Мид останавливался на одну ночь в 1747 году. Ричард (или Дик, как я иногда его называла) был автором «Технического отчета о ядах в нескольких эссе». Опубликованная в 1702 году, эта книга была первой на эту тему на английском языке, это издание стало гордостью моей химической библиотеки. В портретной галерее в моей спальне я держала его портрет приклеенным к зеркалу, вместе с портретами Генри Кавендиша, Роберта Бунсена и Карла Вильгельма Шееле,[30] в то время как Даффи и Фели вешали у себя портреты Чарльза Диккенса и Марио Ланца[31] соответственно.

Кондитерская в Бишоп-Лейси на Хай-стрит втиснулась между домом гробовщика с одной стороны и рыбной лавкой — с другой. Я прислонила «Глэдис» рядом с зеркальным окном и дернула дверную ручку.

Я с трудом сдержала проклятия. Магазин был заперт.

Почему вселенная устраивает заговор против меня? Сначала чулан, потом библиотека и вот теперь кондитерская. Моя жизнь превращалась в длинный коридор запертых дверей.

Я приставила ладони к окну и всмотрелась в темноту.

Мисс Кул, должно быть, вышла куда-то или, как у любого другого в Бишоп-Лейси, у нее какие-то срочные семейные дела. Я взялась за дверную ручку обеими руками и постучала ею по двери, хотя знала, что это бесполезно.

Я припомнила, что мисс Кул живет в комнатах позади магазина. Может быть, она забыла открыть дверь. Старики часто делают что-то в таком духе: они выживают из ума и…

Но что если она умерла во сне? Я призадумалась. Или еще что похуже…

Я посмотрела направо и налево на улицу, но Хай-стрит пустовала. Но постойте! Я забыла о Болт-Элли — темном-темном переулке, мощенном булыжником и кирпичом, который вел во дворы позади магазинов. Конечно же! Я сразу устремилась туда.

Болт-Элли пах прошлым, рассказывали, что когда-то здесь была печально известная пивная. Я невольно вздрогнула, когда эхо моих шагов отразилось от поросших мхом стен и мокрых крыш. Я пыталась не прикасаться к кирпичам по обе стороны дороги и не вдыхать кисловатый воздух, пока не выйду на солнце в дальнем конце переулка.

Маленький задний двор мисс Кул был огорожен низкой стеной из осыпающегося кирпича. Деревянная калитка запиралась изнутри. Я перебралась через стену, подошла прямо к двери и громко постучала ладонью.

Я приложила ухо к дверной филенке, но изнутри не доносилось ни шороха.

Я сошла с тропинки, ступила на неухоженную траву и прижалась носом к покрытому копотью оконному стеклу. Вид мне загораживал комод.

В углу двора находилась гниющая собачья будка — все, что осталось от колли мисс Кул, Джорджи, которого задавила несущаяся машина на Хай-стрит.

Я дергала покосившийся каркас будки, пока он не высвободился от налипшей земли, потом протащила его через двор и поставила прямо под окном. И забралась на будку.

С крыши будки оставалось сделать лишь один шаг, чтобы ступить на подоконник, я осторожно балансировала на облупившейся краске, раскинув руки и ноги, словно витрувианский человек Леонардо да Винчи, одной рукой вцепившись в ставень, второй пытаясь оттереть стекло от копоти, чтобы заглянуть внутрь.

В маленькой спальне было темно, но света хватало для того, чтобы разглядеть тело, лежащее на кровати, увидеть белое лицо, уставившееся на меня с округлившимся ртом: «О!».

— Флавия! — воскликнула мисс Кул, сползая с постели, сквозь стекло ее голос звучал искаженно. — Что, боже ж ты мой…

Она выхватила вставные зубы из стакана и пихнула их в рот, потом скрылась на мгновение, и я, спрыгнув на землю, услышала звук отодвигающегося засова. Дверь открылась внутрь, и в проеме появилась она — словно пойманный барсук — в домашнем платье, прижимая нервно дрожащую руку к горлу.

— Боже ж ты мой… — повторила она. — В чем дело?

— Передняя дверь заперта, — ответила я. — Я не могла войти.

— Конечно, она заперта, — сказала она. — Она всегда заперта по воскресеньям. Я дремала.

Она потерла маленькие черные глазки, щурясь на свету.

Меня с запозданием осенило, что она права. Сегодня же воскресенье. Хотя казалось, что миновали эоны с той поры, но только сегодня утром я сидела с семьей в Святом Танкреде.

Должно быть, я выглядела потрясенной.

— Что случилось, дорогуша? — спросила мисс Кул. — Это из-за ужасного происшествия в Букшоу?

Так она знает!

— Я надеюсь, у тебя хватило здравого смысла держаться подальше от места…

— Да, конечно, мисс Кул, — сказала я с извиняющейся улыбкой. — Но меня просили не говорить об этом. Я уверена, вы поймете.

Это была ложь, но первоклассная.

— Какая замечательная деточка, — умилилась она, бросив взгляд на занавешенные окна соседних домов, выходившие в ее двор. — Но здесь не место для разговоров. Тебе лучше войти.

Она завела меня в узкий коридор, по одну сторону располагалась ее крошечная спальня, по другую — миниатюрная гостиная. Внезапно мы оказались в магазине, за прилавком, служившим также местной почтой. Мисс Кул была не только единственным продавцом сладостей в Бишоп-Лейси, она также являлась почтмейстером и в качестве оного знала все, что стоило знать, — за исключением химии, естественно.

Она внимательно меня рассматривала, пока я с интересом изучала ряды полок, на каждой из которых стояли стеклянные банки с плитками из конской мяты, красными лакрицами «бычий глаз» и кучей других вкусных вещей.

— Прошу прощения. Я не могу заниматься делами в воскресенье. Иначе меня привлекут к суду. Это закон, ты знаешь.