Гибель волхва - Геннадий Осетров

— Вот у меня давненько черная курочка была — по два яичка на дню приносила, — прошептал Ор.

— Темноту увидел и вспомнил, — едва слышно ответил Ратай.

— Не знаю, может быть…

— Ну и ладно. Ор ты мой… — Ратай поперхнулся, ощупью притянул к себе и обнял друга. — Вины перед тобой не знаю, жил по совести, но все равно прости! В том миру давай тоже рядом жить, не отходи от меня!

— Как я?!.. Ведь сам знаешь…

Ор всхлипнул, и Ратай твердой мозолистой ладонью провел по его лицу, вытер на глазах необычайно горячие слезы. Потом мокрую от слез руку прижал к своему лицу, застыл неподвижно.

Однако скоро он шевельнулся, потянул Ора к земле. Они сели и прижались друг к другу. Ратай протянул во мрак руку, нащупал свою котомку и стал развязывать на ней узел. В мешке упруго зашевелились, зашипели ядовитые гадюки.

Об исчезновении Рода, Ратая и Ора Всеслав узнал в Липовой Гриве, куда пришел со свежими отварами и настоями.

Болезнь из веси постепенно ушла, лишь несколько ослабевших и исхудавших смердов еще лежали в избах, остальные же понемногу возились на огородах и рольях — весна в том году пришла рано и была на редкость теплой.

Толков о кумире и стариках ходило множество. Одни считали, что Род сам покинул Чижи и забрал самых верных людей; другие думали спокойнее и уверяли, что старики припрятали куда-то бога и сбежали. Но никто не решался предсказать, как поступят теперь Кулик и вирник. Припомнили, что они две-три седьмицы назад послали гонца в Суздаль; однако зачем сделали это — не понимали, ибо плотники уже тогда соглашались возводить в веси христианское капище.

Рассказы смердов взволновали волхва. Если Род покинул весь, не дожидаясь, пока княжьи отроки иссекут его, то исчезали все сомнения: ведь он, Всеслав, думал, что бегство перед иноверческой угрозой есть измена, но теперь, при уходе самого бога, можно было без колебаний скрыться в лесу.

Правда, на Ярилиной плеши Род по-прежнему стоял нерушимо, хотя и обрушил безвинно на весь страшную хворь и увлек к себе навьи многих здешних смердов.

И у себя в избе Всеслав, совсем недавно видевший Ора и Ратая, все не мог успокоиться и потому решил не откладывая, сегодня же идти в Чижи. Маленький Слава все время следил за ним и, когда волхв начал осматривать стрелы и лук, попросился сопровождать волхва.

Они заперли избу на замок, быстро пришли к реке, перебрались через нее по броду и зашагали к Чижам. Там, на капище, Всеслав увидел нескольких незнакомых конников. Всадники долго разговаривали между собой, потом подъехали ближе к спрятавшимся в кустах мальчику и волхву, и Соловей увидел среди них уже трех попов — рядом с Куликом скакали двое новых византийцев, тоже черных и бородатых, но намного старше его летами. «Значит, крещение уже близко, раз к княжьим людям и попину пришла подмога», — подумал Всеслав.

Он долго следил за всадниками, которые, все еще громко переговариваясь, проехали к веси и там свернули в ворота одной из изб.

Земля в кумирне, куда осторожно пробрались волхв и мальчик, была истыкана копытами, костер давно потух, и последние дары разбросаны по сторонам. Посреди капища чернела неглубокая яма, в которой недавно стоял Род, и, оглядев ее, Всеслав понял, что унесли кумира отсюда старики Ор и Ратай и что схоронили они его неподалеку, ибо не по силам им было перенести на край света тяжелого бога.

Тайну надо было раскрыть: волхв еще не понимал, зачем ему это нужно, но какая-то сила повела его в лес.

Направились к священному дубу; по пути Всеслав рассказал мальчику о происшествии в веси, объяснил, что они идут разыскивать кумира и стариков. Сирота молчаливо выслушал, но, когда пришли на поляну, отошел в сторону и, склонившись к земле, закружил среди высокой травы.

Никаких следов Рода тут не было, и с каждым шагом Всеслав сознавал, что отыскать тайник, сделанный Ором и Ратаем, не сможет никто. Они прожили тут всю жизнь, ведали каждую тропку и могли укрыть и укрыться бесследно. Но вдруг мелькнула мысль — они ведь просили у него отраву. И если все другие живы, то нужна она была им самим.

Волхв кликнул Славу, и почти бегом они помчались к кладбищу.

Соловей догадался верно — в черном мраке кладбища лежали мертвые старики. Бессильный свет едва пробивался в погребальницу, освещая установленные здесь глиняные урны.

Сколько веков жила вятичская весь, сколько людей рождалось тут, чтобы рубить и выжигать лес, засевать пал и собирать урожай! Все дни трудились русичи на своих рольях и потом благодарили Солнце, Весну, Небо; нетерпеливо ждали поворота Зимы к Лету — и торжествовали.

В полюдье на погост[45] приходили слуги князя, и им отдавали многое из добытого тяжкой работой. Вои уплывали к своим гридням, а смерды, дождавшись прилета первого жаворонка, начинали новый год.

А когда кто-либо умирал, пепел его укладывали вот в такую урну-избушку, приносили и ставили рядом с урной отца, деда, прадеда — и кто сегодня помнил всех лежащих в кургане? Чтили не пепел, а душу-навью, не забывавшую весь.

Костер уносил на небо всех; лишь эти двое лежали сейчас перед волхвом, протянув друг к другу руки со скрюченными пальцами.

Всеслав подошел к убившим себя старикам, склонился над ними и только теперь увидел на тощих шеях темные бугры; всмотревшись, он понял, что это следы от укусов гадюк, и стал озираться. Но змеи если и не покинули еще кладбище, то спрятались между урнами.

Волхв рассердился: Ор и Ратай погибли мучительной смертью потому, что он не дал им отравы, и он опять оказался виновным.

— Иди сюда, — резко повернулся Всеслав к входу, — вынесем их, зверье тут сгрызет, сжечь надо!

Когда они перетаскивали наружу покойников, Соловей недоуменно поглядывал на мальчика: тот делал все уверенно и спокойно, как человек, все повидавший на своем коротком веку.

На свету лица стариков потемнели, но были по-прежнему спокойны, будто смерть для них оказалась такой же привычной, как и сон.

Всадники возникли неожиданно и бесшумно; обернувшись на надоедливого слепня, волхв увидел среди деревьев людей. Первым слез с коня Кулик. Он подошел ближе, строго оглядел мертвецов, потом повернулся к Всеславу.

— Они умерли?

— Да, дали гадюкам укусить кровяные жилы на горле.

— Почему они так сделали?

— Не знаю.

— А думаешь что?

— Думаю, они спрятали Рода и потом убили себя.

Кулик быстро перевел разговор другим византийца, видимо, не все понимали по-русски. Византийцы тихо зашептались; волхв сперва внимательно глядел на незнакомых иноземцев, но вдруг увидел позади них Опенка. Тот с жесткой ухмылкой смотрел на Соловья.

— Ты смерд? — снова начал допрос попин.

Всеслав обнял за плечи сироту, прижал к себе, потом повернул голову от Переемщика к Кулику.

— Нет, не смерд — изгой! Родился в Липовой Гриве, но ее сожгли враги; я скитался.

— Да волхв он! — выкрикнул Опенок.

— Я знаю травы, лечу людей, но я не волхв… Волхованием никогда не занимался. Но Род — мой бог!

— Ваши боги суть бесы! — спокойно возразил попин. — Истинный бог один

— Иисус Христос.

Всеслав промолчал, а Кулик, внимательно оглядевшись вокруг, снова уставился на Соловья.

— Куда же они девали Рода?

— Я искал, но не нашел. Зарыли где-нибудь.

— Там нет? — указал византиец на курган.

— Нет, только урны.

— Зачем же они зарыли идола?

— Боялись, что вы изрубите его!

Попин снова пересказал разговор.

— Ты еще будешь искать своего… их Рода? — показал на трупы Кулик.

— Нет, — твердо ответил Всеслав. — Бога теперь никто не найдет. Потом, когда-нибудь…

— Но если наткнешься на него ты, должен нам сказать, запомни!

Греки, отроки и Опенок уехали, а волхв и мальчик стали собирать дрова для костра. Пока они втащили наверх стариков, пока огонь разгорелся, наступил вечер. Справа от костра из-за леса выплыла холодная луна, но свет ее поблек от погребального пламени.

Огонь гудел и трещал, внутри костра виднелись черные ребра сучьев и веток. Когда загорелись Ор и Ратай, пламя рванулось к небу и стало превращаться в темный дым.

Глубокой ночью волхв и мальчик возвращались в избу. Всеслав, собиравший пепел стариков, обжег руку и все дул на нее, успокаивая боль.

Чайки на острове спали и сердито завозились, закурлыкали, когда люди проходили возле их гнезд.

Потом мальчик почти неслышно плыл по реке, а Всеслав шагал по дну и прямо перед глазами видел отражающиеся в Клязьме звезды, луку и думал, что сейчас там летят священные души гудошника Ора и пахаря Ратая, сберегших для будущих русичей великого русского бога.

Еще одно неожиданное событие произошло через три дня. Утром, как обычно, Всеслав пошел проверять в лесу перевесы. Осмотрев несколько пустых ловушек, волхв двинулся к дальнему перевесу, куда дичь попадала чаще всего.

Было душно; серые изодранные тучи низко висели над деревьями, и в ожидании дождя птицы и звери притаились. Соловей ходил по лесу безопасно — здесь споров из-за ловищ не было, да и никто ни в Липовой Гриве, ни в Чижах не знал, где кончается этот бор, и потому каждый охотник сам находил себе простор.